Страница 4 из 134
Придвинув ложе пациентки к скудным солнечным лучам, пробивавшимся в оконце, и обставив его горящими свечами, Томас опустился справа от кровати. Жаль, что в доме не было стола, на который можно было бы положить больную. Тогда все было бы намного проще. А так ему придется проводить операцию на коленях — обстоятельство, болезненно напомнившее о том, что он уже миновал шестидесятилетний рубеж.
— А ты лучше сядь у изголовья, так тебе будет легче мне помогать.
— Хорошо, отец мой. — Нинины глаза блеснули. Отец Томас признал ее своей помощницей! Она грациозно села, скрестив ноги.
— Я ухвачу узел щипцами и выдавлю его наверх, для чего сожму обе ручки, и сделаю это таким образом, чтобы кончики ручек смотрели в твою сторону, тогда ты сможешь потом перехватить их. Твое дело — дальше крепко сжимать щипцы, все остальное предоставь мне. — Он поднес инструмент, и уже со второго захода ему удалось подхватить опухоль снизу. Он начал медленно сжимать щипцы, у Тонии вырвался легкий вздох. К счастью, она ничего не чувствовала. Тканевый узел продвигался вверх. Из-за нажима кожа натянулась настолько, что под ней отчетливо проступили очертания опухоли.
— Узел выглядит, как самая безобидная груша, лежащая на боку, — пояснил Томас. — Лишь бы это не был рак.
— А почему он так называется? — не удержалась от вопроса Нина, с любопытством наблюдавшая за всеми манипуляциями врача.
— Учение старых эскулапов сводится к тому, что смертоносная опухоль разрастается, питаясь близлежащими тканями. Она пожирает мясо вокруг себя, словно рак мальков в пруду. Поэтому ее так и прозвали. Количество злокачественных клеток в теле все возрастает, баланс соков в организме все больше нарушается, и в конце концов там царит полная дискразия. Следствие — неминуемая смерть. На-ка, держи ручки.
Томас взял острый скальпель и опытной рукой быстро сделал надрез вокруг узла. Потекла кровь, но Нина железной хваткой стиснула ручки щипцов. Отец Томас с удовлетворением отметил это, правда машинально, поскольку операция требовала от него высочайшей концентрации. Освобождая одну половину узла, он молил Бога, чтобы у основания опухоль была такая же гладкая и плоская, тогда вытащить ее не составило бы особого труда. Легкое, чистое дело, при котором можно быть уверенным, что в ране ничего не осталось…
— Приподними немного щипцы, дочь моя, вот так, хорошо. Еще немножко. Хорошо. — Маленькими надрезами Томас двигался дальше, и чем больше он внедрялся в плоть, тем сильнее становилась его уверенность, что опухоль, несмотря на свои солидные размеры, не даст осложнений.
Так оно и оказалось. Вскоре он с корнем вырезал инородное тело, ликуя в душе, но сохраняя полную невозмутимость внешне.
— Положи узел в чашу и быстро принеси мне из печки инструмент для прижигания, тот, который поменьше. Слава Богу, его должно хватить.
Томас прижал раскаленный каутер к открытой ране, что сопровождалось омерзительным шипением, однако мучительная процедура возымела эффект, и кровотечение прекратилось. Старая Тония дернулась пару раз, тяжело задышала и впала в полудрему. Томас успокаивающе провел рукой по ее лбу, нанес на рану заживляющую мазь.
— Все позади, абуэла, скоро опять будешь сидеть за своим станком, — преувеличенно бодро произнес он. — Поспи еще.
Затем он занялся извлеченным узлом. Надрезав скальпелем опухоль, он крючками раскрыл и растянул ее, после чего принялся изучать ее строение. Оно его разочаровало. Масса была неравномерно окрашена в серовато-желтый цвет, что вызывало подозрения. Томас молча покачал головой. Потом склонился над содержимым чаши, чтобы принюхаться. Увы, тот же результат: подозрительно! Неужели он должен был все же предпочесть большую операцию? Впрочем, что толку сейчас гадать! Опухоль вырезана, и она — злокачественная.
Ему вспомнился Ибн Сина, знаменитый арабский врач XI века, известный в Европе под именем Авиценна. Ибн Сина написал интересное сочинение о форме и цвете злокачественных опухолей. Томас был уверен, что в этом случае араб пришел бы к тому же выводу.
Старая Тония подала признаки жизни. Слабо махнув рукой, она прошептала:
— Уже… все… отец мой?
— Да, абуэла. Злодейка с позором изгнана.
— Все будет… хорошо?
Томас откашлялся. Он боялся этого вопроса. Опухоль оказалась злокачественной, это было ясно. Она была удалена, но далеко не побеждена. Сейчас все зависело от того, насколько она успела распространиться и хватит ли у нее сил, чтобы возродиться. В том же самом или другом месте. Если так, то искусство любого хирурга будет бессильно.
— Это в руках Господа, абуэла! — ответил он.
— Да, да, конечно, как и все в этом мире. — Старуха постепенно приходила в себя. — Но… что вы думаете об этом?
Томас считал маловероятным, что ткачиха доживет до следующего Рождества, но, конечно, не собирался говорить ей об этом. К тому же ведь случались чудеса, которые творил Господь всемогущий, так почему бы ему не простереть свою благодатную длань над этой несчастной старой женщиной? Хотя точно так же он мог бы забрать ее к себе. Пути Его неисповедимы, на все Его воля.
— Мне надо еще наложить тебе повязку, абуэла, — произнес он вместо ответа. — Мы с Ниной приподнимем тебя, чтобы я смог пропустить бинты вокруг всего тела.
Они проделали это, и, подхватив старуху под мышки, Томас чуть не вздрогнул от испуга. Он нащупал там новые узлы! Меньшего размера, но, несомненно, это были дочери той, большой, опухоли из груди! Это означало только одно: битва была окончательно проиграна.
— Что там… отец мой?
Томас стиснул зубы. Что сказать ей? Его обет строго запрещал лгать.
— Да, абуэла, в самом деле у тебя есть небольшие уплотнения под мышкой, но это не так уж важно. Может, это всего лишь защитная реакция твоего тела на ту злодейку в чаше.
Старуха молчала, уставившись на врача широко раскрытыми глазами. Святой отец был не в силах выдержать ее взгляд. С Нининой помощью он быстро перевязал ее.
— Доверься воле Всевышнего, абуэла, и у тебя ни в чем не будет недостатка.
Старуха по-прежнему молчала. Томас начал собирать свои инструменты. Управившись со сборами и перекинув через плечо сумку, он произнес:
— Я зайду послезавтра, абуэла, и поменяю тебе повязку. А пока оставляю тебе лекарства. Еще один пузырек с Laudanum и порошок для заваривания питья из ивовой коры. Есть кому за тобой ухаживать?
Старуха покачала головой.
— У нее есть я, — подала голос Нина. — Я буду за ней ухаживать.
— Ты?
— А почему бы нет? Иначе это не сделает никто. — Дочь Орантеса решительно выпятила вперед изящный подбородок.
— А как же… школа?.. Твои родители?
— В школе вы, надеюсь, отпустите меня на пару дней, отец мой, а родители меня не хватятся. Я пошлю к ним Фелипе, и он объяснит, почему мне надо быть здесь.
— У тебя ведь наверняка и дома много забот?
— Конечно. Но мне кажется, это сейчас важнее. Я уверена, что поступаю правильно, и не вижу другого выхода. Или вы можете положить Тонию в ваш госпиталь?
— Ну что ты! — Томас энергично затряс головой. — Это чисто мужской госпиталь, предназначенный для больных братьев Камподиоса.
— Вот видите, — Нина очаровательно улыбнулась, — иначе не получается. Я остаюсь здесь. При условии, конечно, что Тония согласна.
— Еще как согласна, — донеслось с кровати.
— Ну раз уж вы, женщины, так решили, не буду вам мешать. — Томас поправил на плече короб с инструментами. — Благослови вас Господь. Тебя, Тония, дочь моя, — он осенил ее крестом, — и тебя, Нина Орантес, изрядную упрямицу. — Перекрестил и ее и с улыбкой покинул дом.
На следующий день брат Куллус все еще не мог самостоятельно сделать больше десяти шагов, и Томасу вновь пришлось нанести визит в его келью. Войдя, он увидел, как толстяк ловко прячет какую-то книжицу в кожаном переплете.
— Что это у тебя, Куллус? — поинтересовался он.
— О, ничего особенного.
— Дай-ка сюда. — Томас потянулся за книгой. Открыв на том месте, где лежала закладка, он прочел: