Страница 127 из 134
Витус вытащил из рукава письмо:
— Вот послание, в котором ее величество настаивает, чтобы я как можно быстрее явился к ней. У вас действительно должны быть веские аргументы, позволяющие пренебрегать волей королевы.
«Ого! — промелькнуло в голове у Уолсингема. — Так вот, значит, какого калибра парень, Из тех, что, глазом не моргнув, проглотит обиду, чтобы тут же самому перейти в наступление! Ну что же, Витус из Камподиоса, новоявленный Коллинкорт, ты нравишься мне все больше».
— Приберегите свое письмо, я вам и так верю…
— Это делает мне честь.
— …потому что сам писал его.
— Что… что вы хотите этим сказать?
Уолсингем с удовольствием отметил, что гость все же выведен из равновесия.
— Однако королева собственноручно подписала его?
— Королева многое подписывает. Она не в состоянии предварительно читать каждую бумагу. К тому же ее величество доверяет мне. И вам следует делать то же самое.
Витус убрал письмо.
— Охотно, если вы объясните, почему вызвали меня к себе.
Уолсингем постучал кончиками пальцев друг о друга.
— Возможно, это покажется вам высокопарным, но речь идет не больше не меньше, как о благосостоянии Англии. Взгляните вот на это.
Витус был потрясен.
— Трактат «De causis pestis»! Моя книга.
— Совершенно верно. Насколько мне известно, у вас еще нет своего экземпляра, поэтому с удовольствием предоставляю вам свой.
Витус не мог вымолвить ни слова от удивления.
— Я понимаю, что у вас сейчас вертится на языке множество вопросов. Извините, если я не смогу ответить на все. Скажу лишь в общих чертах: английская корона имеет повсюду, скажем так, посредников, которые помогают мне. Поэтому я своевременно узнал, что вы написали трактат «De causis pestis», и позаботился о нескольких экземплярах.
— Но… но каким образом вам удалось так быстро получить книгу?
Уолсингем сделал вид, что в этом нет ничего особенного:
— Быстрота и осведомленность, осведомленность и быстрота — в этом все дело. И то и другое — обязательные условия действенного служения родине. Кстати, королева также прочитала вашу книгу. Она произвела на ее величество большое впечатление.
— Так, быть может, в книге и кроется причина того, почему я сначала оказался у вас, а не у ее величества?
— Вы умный человек. Я желал бы, чтобы среди моих подчиненных было больше людей столь же сметливых. Но перейдем к делу: тот, кто внимательно прочел ваше сочинение, знает, что виновником черной смерти является Pulex pestis — неприметная блоха. Обстоятельство, в которое поначалу не так-то легко поверить.
— Не каждая блоха неизбежно становится чумной, сэр Фрэнсис. В мире, наверное, больше блох, чем звезд на небе, и большинство из них не переносят чуму. К счастью. Иначе человечество давно бы вымерло.
— Тут вы, безусловно, правы. Если не ошибаюсь, вы писали, что чумные блохи появляются на трупах людей и животных, умерших от чумы, что само по себе не так уж удивительно. Далее вы пишете, что по мере остывания трупа чумная блоха покидает его и подыскивает себе новую жертву. Верно?
— Именно так. — Витус терялся в догадках, не понимая, куда клонит его собеседник.
— Стало быть, если хочешь с гарантией повстречаться с Pulex pestis, необходимо обследовать свежие, еще теплые трупы умерших от чумы?
— С трудом могу себе представить, чтобы кто-нибудь страстно желал такой встречи, но это так.
Уолсингем подался вперед:
— Не буду больше говорить обиняками: я заинтересован в том, чтобы приобрести сто, двести, а может быть, пятьсот чумных блох.
— Что вы сказали?! — На лице Витуса было написано такое изумление, что Уолсингем засомневался, стоит ли далее выкладывать ему все начистоту. Ведь, скорее всего, вынашиваемые им планы превращения чумной блохи в грозное оружие, став всеобщим достоянием, вызовут вопли возмущения при всех европейских дворах. После короткого размышления глава тайной службы все же решил идти до конца, посчитав, что вероятность достижения цели таким путем больше, чем связанный с этим риск.
— Англия окружена врагами, — произнес он, понизив голос. — Конечно, мы сильный народ и наш остров защищает нас от властолюбивых, жадных рук, но, как говорится, где много гончих, там зайцу смерть. Французы настроены к нам враждебно, шотландцы, ирландцы и испанцы тоже не слишком благоволят. Хотя официально мы сейчас ни с кем не воюем, но ситуация может измениться в любой момент. Поэтому я хочу дать в руки своей королеве такое оружие, которому никто не сможет противостоять, — чумную блоху.
Уолсингем сделал паузу и увидел, как расширились от ужаса глаза кирургика. Но раз уж начал, он закончит:
— Я собираюсь хранить чумных блох в небольших капсулах и в случае необходимости забрасывать их в стан наших врагов.
— Но, сэр Фрэнсис, ведь это значило бы искушать Господа! Инфекция, которую вы собираетесь вызвать таким способом, непременно вернется к вам и вашим воинам! И соберет стократную, тысячекратную жатву! Чумной блохе все равно, кого кусать.
Уолсингем отметил про себя, что его идеи вызвали у молодого Коллинкорта такую же скептическую реакцию, как и у королевы. Он деловито возразил:
— Разумеется, применение чумной капсулы оправдано лишь в пределах четко ограниченной территории. К примеру, в осажденной крепости, или в закрытом лагере, или на острове.
— Я, разумеется, не могу помешать вам строить такие планы, сэр Фрэнсис… — В голосе Витуса звучало негодование.
— Но теоретически они возможны?
— Ну конечно, наверняка. Но хотел бы еще раз настоятельно обратить ваше внимание на опасность, грозящую английским войскам. Малейшая оплошность — и блохи могут выбраться из сосуда! Имейте в виду, что каждая из них способна прыгать так быстро, что уследить за ее передвижениями невозможно, и выше, чем можно вообразить. Не надо недооценивать природу! Если бы человек пожелал порхнуть так высоко, как блоха, учитывая соотношения их размеров, ему пришлось бы запрыгнуть на холм высотой семьсот пятьдесят футов. А посему, с вашего позволения, оставьте эту затею. Она не принесет пользы. Как сказано у Франциска Ассизского:
О Господи, сделай меня своим орудием мира и согласия. Где царит ненависть, дай мне посеять любовь, где несправедливость — прощение, где сомнение — веру, где отчаяние — надежду, где тьма — свет, где печаль — радость…
— Полагаю, вам знакома эта молитва?
— К сожалению, нет. — Уолсингем не знал ее и не желал это сейчас обсуждать. Он выяснил то, что хотел: с научной точки зрения, применению Pulex pestis ничто не препятствовало. А все остальное Коллинкорт пусть предоставит ему. Равно как и королева. И вообще, никого не касается, когда, где и при каких обстоятельствах он пустит в ход свое новое оружие.
— К сожалению, нет, — повторил он. — Я не слишком хорошо ориентируюсь в богословских текстах. Быть может, оттого, что вырос не в монастыре — в отличие от вас.
— Похоже, вы многое знаете обо мне, сэр Фрэнсис.
— Во всяком случае, больше, чем вы думаете. Кстати, вам известно, что адвокатус Хорнстейпл был у меня и утверждал, что теперь может доказать, что некий Уорвик Троут является вашим родным отцом?
Витус стиснул зубы. Неужели этой суете вокруг его наследства никогда не суждено кончиться? И этот проклятый Хорнстейпл все еще не отступился?
— Нет, сие мне неизвестно, — ответил он, стараясь сохранять хладнокровие.
— Да и откуда вы могли бы это узнать. — Уолсингем позволил себе тонкую усмешку. — Но с вашего разрешения раскрою, тайну: отныне абсолютно не существенно, будет ли Троут признан вашим отцом или нет, поскольку он умер. На прошлой неделе, как мне донесли. Таким образом, этот пункт решен в вашу пользу.
— Чрезвычайно признателен вам за информацию.
— Не стоит благодарности.
Витус на секунду задумался, потом серьезно произнес:
— Я хотел бы узнать, где похоронен Уорвик Троут.