Страница 124 из 134
— Вы хотите сказать, для Англии.
С языка Уолсингема едва не сорвалось: «Вы и есть Англия, ваше величество!» Но он подавил в себе это желание. Елизавета тонко чувствовала грубую лесть.
— Знаю, Фрэнсис, знаю. Давайте обсудим все спокойно. Ради Англии вы заставляете людей шпионить, подкупать, обманывать, иногда даже пытать. Детали меня не интересуют. Если бы только ваш аппарат не стоил таких немыслимых денег!
Уолсингем все еще хранил молчание. Он мог бы возразить, что одно лишь ежегодное празднование восхождения на трон королевы пожирало суммы, во много раз превосходящие его затраты, но такое замечание было бы неуместным. Если ему не изменяет память, в прошлый раз были съедены около пятисот быков, три тысячи овец, пятьсот ягнят, двести свиней и пятнадцать тысяч кур, не говоря уже о дичи. А потом еще рождественские праздники, и надо было накормить двор, состоявший не менее чем из полутора тысяч голодных глоток… Да, те торжества были настоящим расточительством, противоречащим обычной экономности Елизаветы. Шутка ли дело, экзотический напиток какао, который жаловали в некоторых лондонских домах, был для ее величества слишком дорогим удовольствием. Она отдавала предпочтение пиву, сдобренному специями, и маринованной селедке, причем с самого утра. Но сэр Фрэнсис за это и любил свою повелительницу.
— Я поддержу ваш шпионский аппарат, скажем, восьмьюстами фунтами. Больше я вам сейчас дать не могу.
У Уолсингема отлегло от сердца:
— Благодарю вас, ваше величество!
— Надеюсь, Сесил не оторвет мне за это голову. В последнее время он мне все уши прожужжал о том, что мы должны увеличить наш флот и на это надо бросить все до последнего пенни. Война с Испанией неизбежна. Вы тоже так считаете, Фрэнсис?
Прежде чем ответить, Уолсингем тщательно взвесил каждое слово:
— Поскольку ваше величество не желает вступать в брак с герцогом Алансонским, тем самым исключая альянс с Францией, то у Англии по-прежнему нет союзников. Тем паче что вы отказываете и Филиппу Испанскому, что я, позвольте добавить, исключительно приветствую.
Елизавета засмеялась, забыв на миг об отсутствующих зубах.
— Все же вы протестант до мозга костей! Филипп Испанский желает жениться на мне только из политических соображений. Как будто его империя и так недостаточно велика! И, конечно, он не успокоится, пока Англия вновь не станет католической. Кроме того, я его терпеть не могу. Глаза у него холодные, бесчувственные. Мрачный, скрытный, рассудочный и к тому же мстительный человек. Но самая ужасная его черта — это рьяная, фанатическая набожность, которую он хочет насадить по всему миру. Нет, Филипп — последний из претендентов, за кого я вышла бы замуж. К тому же мой народ так же недолюбливает его, как и я.
— Возвращаясь к вашему вопросу, ваше величество: думаю, нам действительно надо вооружаться. У Филиппа руки, как щупальца у спрута, что отразилось на судьбе Португалии. Уверен, что рано или поздно он с бесчисленной армадой пересечет залив и захочет захватить Англию.
— Дай Бог, чтобы этого никогда не случилось! — Елизавета сдвинула в сторону документы. — Вы сказали, что принесли с собой еще и книгу? С актуальным содержанием?
— Именно так, ваше величество. — Уолсингем вынул из папки с бумагами книгу и положил ее перед королевой.
— «De causis pestis», — вслух прочитала название Елизавета. — И что это значит?
— Это книга о причинах возникновения чумы.
— Я умею читать по-латыни.
— Простите, ваше величество. Автор трактата — Витус из Камподиоса, тот самый молодой человек, который считает себя внучатым племянником покойного лорда Коллинкорта. Он появился в Англии три года назад, и старый лорд сразу признал его.
— Да, припоминаю. Там, кажется, была какая-то запутанная история с подкидышем, которого подменили?
— Совершенно справедливо. Я вам рассказывал об этом. Подоплека тех событий в том, что леди Джейн, бывшая, несомненно, настоящей Коллинкорт, a
— Теперь я вспомнила: существует некий адвокатус, который любыми способами пытается добиться моей аудиенции. Он утверждает, что молодой Витус ненастоящий наследник состояния Коллинкортов, потому что якобы его абсолютно точно подменили.
— Правильно, ваше величество. Его зовут Хорнстейпл. Мелкий адвокатишка и охотник за чужими наследствами. Уверяет, что каким-то образом якобы вышел на след отца ребенка леди Джейн, но ничего существенного предъявить не может. Наследственные притязания, которые он заявил в пользу мнимого отца, в юридическом плане не выдерживают никакой критики. Несмотря на это, он делал многократные попытки высказать свои требования лично вам. Могу лишь сказать, что этот человек попортил мне немало нервов.
— Мой бедный Фрэнсис! — Елизавета положила ладонь на руку своего советника. В этот миг она напомнила ему мать, хотя была младше его.
Уолсингем упивался ситуацией. Выражения благосклонности королевы были крайне редки и относились чаще всего к графу Лайчестеру, ее обер-шталмейстеру.
— Да, ваше величество, Хорнстейпл нанес мне вчера очередной визит. Это настоящий репей. Но когда ретивый адвокатус наконец понял, что его клиенту не на что рассчитывать — и ему, соответственно, тоже, — он вознамерился хотя бы не допустить, чтобы наследство досталось Витусу из Камподиоса. Настырный прилипала угомонился лишь тогда, когда я пригрозил ему, что заточу его в Тауэр. Надеюсь, мы избавились от него раз и навсегда.
— Спасибо, Фрэнсис. — Ладонь королевы по-прежнему покоилась на его руке.
— Кстати, хочу воспользоваться случаем и сообщить вам, что все сомнения в дворянском происхождении Витуса из Камподиоса устранены. Молодой человек — действительно последний Коллинкорт.
— Как вы можете быть уверены в этом, Фрэнсис? Ведь полностью исключать возможность, что его подменили, все же нельзя?
— Леди Джейн собственноручно подкинула своего сына к воротам монастыря. Она сделала это, потому что была ранена и чувствовала приближение смерти. Это может подтвердить одна старая ткачиха, на руках которой вскоре после этого леди Джейн и скончалась.
— Старая ткачиха? Откуда вы это можете знать? Ведь все произошло много лет назад!
— Мои сведения верны, ваше величество. Чтобы вы меня поняли, разрешите небольшое отступление: Витус из Камподиоса в прошлом году покинул Гринвейлский замок, чтобы отправиться в Падую, чтобы поработать в тамошнем университете. Он намеревался собрать и систематизировать все, что известно о чуме, чтобы одержать над ней победу. В этом он поклялся своей умирающей дальней родственнице, леди Арлетте.
— Леди Арлетте? Ах да, припоминаю, он хотел на ней жениться. Обычно я не интересуюсь такого рода происшествиями, но мои восемь придворных дам неделями только это и обсуждали. Леди Арлетта умерла от чумы, не так ли?
— Совершенно верно. Отсюда и несокрушимая решимость молодого Витуса сразиться с черной смертью. Узнав в начале прошлого года об этой затее, я приказал своим осведомителям в Падуе наблюдать за ним, когда он туда прибудет.
— Но почему?
— По многим причинам, ваше величество. Во-первых, мне было известно, что он великолепный врач. Еще тогда я сказал себе: если уж кому-нибудь удастся разгадать тайну чумы, то именно ему. Во-вторых, чума — это зараза, которая косит людей, как никакая другая болезнь. Вспомните хотя бы бесчисленные жертвы a