Страница 113 из 134
— Carminum! — воскликнула Нина, в последний момент вспомнившая правильный ответ.
— Правильно, дочь моя, хотя я тебя и не спрашивал.
— Простите, святой отец. — Нина стыдливо потупила глаза, прекрасно понимая, что учитель не сердится.
— Лучше извинись перед кирургиком, который наверняка собирался ответить — и ответил бы, если бы ты не опередила его.
— Да, святой отец. — Нина подняла взор и пристально посмотрела на Витуса. — Простите, кирургик.
Витус прохрипел что-то невразумительное, сам не разобрав, что именно.
— Повторим гласный тип, — невозмутимо продолжал отец Томас, словно инцидента и не было. — Как правило, эти существительные оканчиваются на ium в родительном падеже множественного числа, как например, turrium или marium… — Занятие шло своим чередом, вязкое и обволакивающее, словно клей.
Но все в жизни имеет свой конец, закончился и урок отца Томаса. Вздохнув с облегчением, ученики высыпали на улицу и постепенно разбрелись по домам. Витус также попрощался со своим старым учителем и вышел во внутренний двор. Время шло к полудню, и мартовское солнце излучало первое тепло. В воздухе пахло весной.
— Ты на меня очень рассердился?
Витус вздрогнул от неожиданности и обернулся. Перед ним стояла Нина и лукаво улыбалась. Боже, до чего она была красива!
— Рассердился? — услышал он собственный голос. — На что?
— Что я тебя перебила.
— Ах вот что. Ну… — На миг мелькнула мысль, не оставить ли ее в неведении, но он все же решил сказать правду. — Ты не перебивала меня. Честно говоря, я не знал правильного ответа. Я никогда не мог запомнить эти заковыристые окончания родительного падежа. Вечно их путал. Скажем прямо, я был даже рад, что ты спасла меня от разоблачения.
Нина по-прежнему улыбалась. В ее темных зрачках теперь вспыхнули янтарные искорки:
— Тогда и я могу сказать правду. Я почувствовала, что ты этого не знаешь, и хотела тебе помочь. — Как нечто само собой разумеющееся, она взяла его под руку и направилась к северным воротам.
Витусу пришлось пойти вместе с ней, хотя это и не входило в его планы.
— Это… это было мило с твоей стороны.
Ничего не ответив, она вышла вместе с ним из ворот и уверенно пошла по дороге, уходящей вниз по склону в сторону Пунта-де-ла-Крус.
Ее стремление подладиться под его шаг, близость девичьего тела были необычны для Витуса, и его обуревали противоречивые чувства. Они шли, словно пара, хотя таковою не были. Тем не менее это было очень приятно. Ощущения волновали и будоражили. Если бы он не был всегда таким робким! Робким? Чушь. Она дочь Орантеса, еще наполовину ребенок, а он как-никак кирургик. К тому же они были давно знакомы, ведь четыре года назад он прятался на их подворье от ищеек инквизиции. Так что из того, что они идут под ручку?
Чтобы не молчать, он через какое-то время обронил:
— Похоже, ты необыкновенно способная ученица. — Почувствовав, что фраза могла прозвучать неуместно и слишком нравоучительно, торопливо добавил: — Знать латынь очень полезно. Перед человеком открывается совсем другой мир — мир литературы, мир знаний…
— Да, — согласилась Нина. — С тех пор как я сносно освоила латынь, я стала много читать. Отец Томас так любезен, что часто дает мне книги, которые я могу посмотреть в комнате рядом с хранилищем рукописей.
— И что за книги ты читаешь?
— В основном по медицине.
Витус был поражен:
— По медицине?! Как это необычно для девочки… я имею в виду для девушки.
— Почему? Почему женщина не может интересоваться такими вещами? Только потому, что она женщина?
— Да нет, что ты! Мне очень нравится, что ты занимаешься такими вещами. — Витус и сам заметил, как неуклюже прозвучали его слова.
— Проблема в том, что я всегда понимаю только половину, хотя все время бьюсь с латынью.
Витус засмеялся. С тех пор как разговор перешел на знакомое ему поле, он почувствовал себя уверенней.
— Знать значение слов — это одно, а понимать контекст — совсем другое. Если бы в свое время я не нашел в лице отца Томаса такого превосходного учителя, из меня, пожалуй, ничего бы не вышло.
— К сожалению, у отца Томаса нет времени давать мне частные уроки по медицине. Он очень занят собственными исследованиями.
— Пожалуй, я… я бы мог…
— Да? — Нина вдруг с силой оперлась о его руку и резко остановилась. — Что бы ты мог?
— Ну, если ты не возражаешь и готова довольствоваться мною, я бы мог взяться за это дело.
— Правда?
— Да.
— О Витус! — Глаза Нины радостно вспыхнули. В порыве чувств она вдруг встала на цыпочки и чмокнула его в щеку. А потом, словно испугавшись содеянного, отвернулась и помчалась прочь, лишь юбки развевались на ветру.
Витус стоял в раздумье и смотрел ей вслед. Поцелуй девушки еще горел на его щеке. Он недоверчиво потрогал это место кончиками пальцев. Да, в самом деле она его поцеловала. Ну да, конечно, от избытка благодарности. Наверняка это ничего не значит.
Он растерянно побрел назад в монастырь.
За дверями кельи, где разместились Витус и Магистр, послышался топот ног. Магистр, дремавший на своей лавке, открыл глаза и прищурился.
— Братия спешит на вечернюю молитву, стало быть, сейчас шесть часов. — Он вздохнул. — Как бы высоко я ни ценил созерцательность монастырской жизни, но к регулярным службам и обыкновению ложиться спать не позже семи вечера я не привыкну никогда.
— Да, ты не рожден монахом.
Магистр лениво зевнул:
— В данный момент я испытываю большое желание наведаться в какое-нибудь богоугодное заведение в Пунта-де-ла-Крус и оценить качество местного вина.
— Ты же знаешь, что это невозможно. Мы здесь в гостях и обязаны соблюдать монастырский распорядок. Еще скажи спасибо, что от нас не требуют участия в часовых службах.
— Спасибо. Но я не могу сидеть сложа руки. Не могу сутками торчать в этих стенах и бездействовать! У тебя другая ситуация — ты каждый вечер сидишь за столом, уткнувшись в толстые книги, и готовишься к очередному занятию с Ниной. Коротышка тоже при деле — заботится о ребенке. Один я чахну.
Витус ничего не ответил, продолжая листать свой фолиант.
— Эй, сорняк, ты меня слышал? Я здесь хирею!
— Да-да.
— И это все, что ты можешь сказать мне в ответ? — Магистр поднялся, всем своим видом демонстрируя глубокую обиду. — Я хочу твоего внимания! В последнее время ты витаешь где-то в облаках, а на твоих губах частенько блуждает блаженная улыбка. Недавно, когда ты разговаривал с Ар… Тьфу, не будем об этом. Короче, сорняк, у меня такое впечатление, что Нина произвела на тебя неизгладимое впечатление. Целыми днями только и слышу: Нина то, Нина сё. Или ты влюбился в девчонку?
— Влюбился? Я? Не смеши! — Лоб Витуса прорезала глубокая складка. — И как тебе такая чушь только в голову приходит!
— Ну ладно, ладно, — замахал руками маленький ученый, а про себя подумал: «Точно. Так оно и есть!»
— Что с тобой, жена? Почему ты еще не спишь? — Орантес сидел на супружеской лежанке с набитым соломой матрасом и стягивал с себя шерстяные чулки. За ними последовали безрукавка и ремень от штанов. Все остальное не мешало ему устроиться на ночной покой. Завершив приготовления ко сну, он растянулся рядом с женой.
— Да нет, ничего.
— Ничего? Хм. — Орантес, уже начавший погружаться в сон, встрепенулся: что-то в голосе жены удержало его от засыпания. — Если что-то не так, прямо скажи мне об этом. Мы же свои люди.
У Аны вырвался тихий стон.
— Может, болит что? А?
— Нет-нет, болей особых нет. Разве только тяжесть на желудке.
— Об этом ты частенько говоришь в последнее время. — Сон у Орантеса окончательно улетучился. — Если лучше не станет, сходим к деревенскому цирюльнику, он тебе намешает какую-нибудь микстуру от этой хвори. А теперь спи, жена. Да пошлет тебе Господь сладких сновидений.
— Амен, — пробормотала Ана.
Супруги затихли. Вскоре к привычным ночным звукам прибавилось размеренное дыхание Орантеса. Он принадлежал к числу тех немногих мужчин, которые не храпели, за что Ана была ему несказанно благодарна.