Страница 9 из 53
— От счастья, малыш! Первый раз за все время пребывания в этом аду. Я восхищаюсь тобой, сыночек мой любимый!
Марион свесился с кровати, чтобы быть как можно ближе к двери.
— Папа! Послушай, мне надо сказать тебе одну очень важную вещь.
— Говори, дорогой, я слушаю.
— У нас здесь есть друг, очень сильный и смелый. Он любит нас и сделает все, чтобы спасти тебя. Он тебя тоже любит и хочет, чтобы ты остался жив.
— Как его зовут?
— Татуэ.
— Это бандит! Бедные дети, где вы с ним встретились?
— Ты ошибаешься… Он спас нас. Без него мы с сестрой уже умерли бы рядом с мамой… А он даже похоронил ее с почестями.
Вспомнив об умершей жене, капитан Марион снова всхлипнул. Но что он мог предпринять, закованный в кандалы в камере смертников? В помощь Татуэ ему плохо верилось. И все же маленькая надежда на спасение зародилась в почти мертвой душе осужденного. «Жить! Жить на свободе! Любить своих ни в чем не повинных малышей, с которыми меня разлучила судьба, сделать их счастливыми. А наказание пусть понесет тот, кто его заслужил, кто разрушил мое счастье, разорил мой очаг и искалечил мою жизнь», — думал бедный каторжник.
Прошло минут пять. Вокруг по-прежнему все было спокойно. Похоже, безумная выходка маленького героя удалась. Однако отец беспокоился, как мальчик выберется из тюрьмы и доберется до госпиталя. Сына это совершенно не заботило. Он просто наслаждался счастливой возможностью рассказать отцу как можно больше, настойчиво возвращаясь к обещаниям Татуэ.
Марион был наслышан о загадочных случаях, происходивших на каторге. Знал он также и о существовании объединений, куда входили самые умные и сильные узники. Их главари были настоящими королями лагерей, пользовались неограниченной властью, иногда превосходящей власть администрации. Может быть, Татуэ был одним из таких людей… И отец продолжал слушать радостное и возбужденное щебетание сына.
Гектор, согнувшись в три погибели, почти касался головой земли. Когда он уставал, то приподнимался и говорил громче. В один из таких моментов его услышал часовой.
— Стой! Кто идет? — крикнул солдат. Он прислушался. Никто не отозвался. — Кто идет? — повторил он громче и, выпрыгнув из будки, направился в сторону бараков. Ему показалось, что около одной из камер сидит человек. Часовой вскинул ружье и выстрелил в темный силуэт.
— Гектор, сын мой, ты ранен? — с беспокойством спросил заключенный. Ответа не последовало. Солдат скомандовал:
— Тревога! К оружию!
На его выстрел и крики прибежали двое охранников, капрал[47] с фонарем и часовые с других постов. Ключей от казематов[48] ни у кого не оказалось, и один из людей побежал к коменданту.
Минут через пятнадцать запыхавшийся солдат вернулся. Наконец удалось открыть дверь, и все устремились к камерам. Единственное, что удалось обнаружить, было большое кровавое пятно да след от пули в стене около камеры № 3. Ни раненого, ни мертвого нарушителя порядка они не нашли.
ГЛАВА 6
Колодки и балка правосудия. — Тайник. — С помощью пуговицы от брюк. — «Соловушка». — Ночная прогулка. — У Виконта. — Переодевание. — Выпивка по дороге. — Господин Перно. — Спальня каторжников. — Два господина Перно.
Камера, в которую должны были посадить Татуэ, казалась почти квадратной: пять метров в длину и четыре в ширину, с каменными стенами цвета ржавчины, в одной из которых виднелось маленькое с толстой решеткой окошко. В таком помещении воздух прогревался до температуры доменной печи[49]. У стены стояла массивная кровать, около которой лежала блестящая металлическая балка, названная балкой правосудия. Один конец ее соединялся со стеной, а к другому с помощью цепей прикреплялись колодки. Ведро, кувшин с водой — вот и вся обстановка. Деревянная дверь с нарисованным белым номером закрывалась так плотно, что и мышь не смогла бы проникнуть внутрь.
В сопровождении конвоира силач медленно шел вдоль камер.
— Только без глупостей, Татуэ! — предупредил солдат. — Я прикреплю тебе колодки… Ты ведь знаешь порядок… Мне бы не хотелось звать кого-нибудь на помощь.
— Нет, шеф, обещаю… — ответил каторжник. — Я пришел сюда из-за малышей, а так бы вы меня вряд ли увидели…
— Трибунал зачтет тебе добровольное возвращение.
Они остановились около двери с номером пять. Бродяга невольно вздрогнул. Глаза заблестели от радости. Камера была с секретом. Они вошли внутрь. Татуэ сел на кровать и протянул ноги конвоиру. Тот, нагнувшись, закрепил на каждой ноге по колодке, проверил цепи, застегнул замки и вышел, закрыв за собой дверь и повернув ключ на два оборота.
Великан остался один. Он лег на спину и вытянул ноги. Теперь для того, чтобы изменить положение тела, необходимо было соединить ноги вместе и очень осторожно поворачиваться, чтобы не причинить себе боль. В какой-то момент бродяга пожалел, что вернулся. Отсюда непросто будет выбраться. Вот бы двинуть охраннику ногами по носу, а затем запереть бы его вместо себя! Это было бы забавно. Каторжник усмехнулся.
Заключенные, оставшись одни в камере, часто разговаривали сами с собой.
— Скоты, подлые твари, нет, ну точно, скоты, — имея в виду охранников, произнес вслух Татуэ. — Главное, чтобы их ослы-доносчики не догадались о наших уловках. Ладно… Мы еще посмеемся над ними. Мы, короли лагеря Гран-Пре, еще вынем из них потроха! Хо-хо!
Перед тем как посадить за решетку, верзилу как следует досмотрели и вынули из карманов все. Теперь он был бос и не имел даже спичек. Если не быть сумасшедшим, на что можно надеяться?
— Сейчас, наверное, часа три, — произнес он, когда приступ смеха прошел. — Сегодня мне поесть не принесут, значит, я могу спокойно работать до завтрашнего утра. Вперед! За дело! Во имя несчастных малюток и их отца! По крайней мере, есть ради кого рисковать!
Татуэ спустил ноги на пол и присел на корточки. В стене около кровати была небольшая выпуклость, похожая на узелок и неразличимая из-за полумрака, царившего в камере, но явно осязаемая на ощупь. В центре выпуклости образовалась маленькая трещина, возможно, от жары, а скорее всего, ее сделал специально один из гениальных обитателей этого сурового пристанища. Бродяга открепил от брюк одну из пуговиц и вставил в щель. Получилось нечто похожее на примитивную отвертку. Осторожными движениями вправо-влево и слегка надавливая он пытался вытащить узелок, как пробку из бутылки. Когда ему это удалось, в стене образовалось круглое отверстие, в которое пролезал палец.
В камере стояла страшная жара. Все тело узника покрылось потом, а ноги затекли от неудобного положения. Казалось, однако, что он развлекался, таким довольным было выражение его лица.
— Есть все-таки настоящие хитрецы среди нас! Патрон может не сомневаться! Скоро наступят веселые денечки!
Силач засунул указательный палец в дыру и нажал на стенку. Что-то щелкнуло, и тайник открылся. Он был так удачно расположен и так аккуратно сделан, что его совершенно невозможно было заметить. Некоторые заключенные, сидевшие здесь, даже не подозревали о его существовании, не говоря уж об охранниках.
Уверенным движением каторжник извлек два предмета и стал с нежностью разглядывать их. Первым предметом оказался маленький короткий, но довольно тяжелый ключ. Второй был известен под названием «соловушка» и представлял собой стальной инструмент, заостренный с одного конца и с крючком на другом.
— Мои любимые игрушки. Сегодня ночью мы с вашей помощью разыграем одну шутку, — ласково приговаривал завсегдатай лагеря. — Никто меня не заметит, я сделаю свое дело и вернусь в камеру. Если мой план удастся, то я должен сидеть закованным, как ни в чем не бывало.
Заключенный закрыл тайник, прикрепил на место пуговицу и положил крючок и «соловушку» в карман. Вся операция заняла несколько минут. Теперь надо было запастись терпением и ждать наступления ночи.
47
Капрал — воинское звание младшего командного состава, в течение долгого времени существующее в армиях различных стран (в российской — только в XVII — начале XVIII в.).
48
Каземат — прочное каменное сооружение для содержания заключенных, признанных наиболее опасными преступниками.
49
Температура внутри доменной печи при выплавке чугуна из руды составляет 1600–2300 градусов. Здесь об этом говорится с горькой шуткой: в камере каземата воздух якобы прогревался до температуры доменной печи. Понятно, что при такой жаре человек моментально сгорит.