Страница 45 из 53
Дети были счастливы: ноги в прохладной воде, спины под солнцем — гораздо лучше, чем сидеть в тюрьме с Корявым или в бараке с людоедами. Однако, несмотря на усиленное питание предыдущих дней, Лизет проголодалась и сообщила об этом брату.
— А я нет, — рассмеялся тот в ответ. — Я и вспоминать не хочу о еде. Мне кажется, я теперь могу не питаться полгода или даже больше.
— Согласна, та кормежка была ужасна. Но я бы с удовольствием съела банан.
— Но банана у нас нет.
— Тем хуже.
— Тем лучше. Есть особенно вредно, когда ноги в воде, как у нас.
— Да, правда. Значит, пока мы на плоту, то обедать не будем?
— Черт побери, если встретим ягоды или овощи, растущие у берега, или заметим издалека фруктовые деревья, тогда, может быть, остановимся.
— И высадимся? Скажи, братишка?
— Точно. И запасемся свежими продуктами. Ты веришь мне? А пока надо двигаться вперед!
— Командуй! Разве ты не капитан?
— Капитан безымянного обломка.
— Скажешь тоже, обломка… Он — как большой букет цветов. А что касается имени, что нам мешает назвать наш дорогой плотик, который так хорошо нас везет?
— Хорошо. Давай назовем его «Горбунок-путешественник», — предложил Тотор и рассмеялся.
Девочка тоже прыснула со смеху и воскликнула:
— Бог мой! Какое забавное название! Братишка, ты такой умный и такой изобретательный!
— Ты мне льстишь, дорогая! В честь крещения корабля я бы спел куплет из моей любимой песенки, но обстоятельства не позволяют. Не хочу привлекать внимания посторонних. Нам не надо лишнего шума.
Необычное плавание продолжалось. Река петляла, как змея. Течение, к счастью, оставалось медленным. Будь оно хоть чуть сильнее, от плота не осталось бы и листочка.
Путешествие, однако, становилось утомительным. Солнце стояло высоко и палило нещадно. Вода прогрелась, земля раскалилась, а горячим воздухом было трудно дышать. К тому же бедные ребятишки не спали всю ночь и буквально падали от усталости. Легкое покачивание плота убаюкивало, и Лизет заснула прямо на плаву. Глаза Тотора слипались, голова то и дело падала на грудь. Мальчик едва держал шест в руках. Потеряв управление, «Горбунок-путешественник» застрял среди высоких папирусов[177] с колючими зонтичными листьями.
— Боже мой, куда нас занесло, — очнулся маленький капитан. — Ладно, раз так, останемся здесь. Пойдем поищем каких-нибудь фруктов и тень, чтобы поспать, а потом поплывем снова.
— Да, — вяло отозвалась Лизет. У девочки был усталый вид и покрасневшие от недосыпания глаза. — Отдохнем, поедим немного и вволю поспим. А то я больше не могу.
Тотор предусмотрительно привязал плот к стволу папируса, спрыгнул на берег и протянул руку сестре.
— Как капитан, — добавил он, — я должен покидать судно последним. Таково правило, таков долг. Но как галантный кавалер и как брат, я должен подать тебе руку. Что ж, придется нарушить капитанский долг.
Все это было сказано таким ласковым голосом и выглядело так умилительно, что девочка, ступив на берег, бросилась на шею брату и, крепко обнимая, произнесла:
— Родной мой, ты такой хороший, веселый, смелый. Глядя на тебя, мне ничего не страшно. Ты придаешь мне силы и уверенность!
Тотор обнял сестру за талию и повел сквозь заросли к банановой плантации, которую давно заприметил.
Бедная девочка так устала, что едва переставляла ноги.
— Смотри, что я тебе покажу, — сказал маленький горбун.
— Это восхитительно! — прошептала Лизет, увидев спелые плоды.
Кое-как дети добрели до бананового дерева. Тотор постучал по корням, оплетенным мягкой, мокрой от росы травой, считая, что в ней могли прятаться ядовитые змеи или вредные насекомые. Обо всем на свете приходилось заботиться отважному путешественнику.
Лизет растянулась у подножия, а брат полез на дерево. Не зря старый боцман учил юношу взбираться на мачты. Обдирая руки и напрягаясь изо всех сил, Тотор карабкался по стволу. Добравшись до плодов, висевших довольно высоко над землей, он достал нож и срезал целую гроздь. Плюх! Теперь будет чем питаться хоть неделю. Вслед за фруктами мальчуган слетел вниз, разбудив сестру.
Оба быстро проглотили по паре бананов и отправились искать подходящее место, чтобы вздремнуть. Укрывшись в тени больших атласных листьев, они тут же заснули.
…Дети спали долго и проспали бы еще, но несчастье снова обрушилось на них.
Услышав устрашающие крики дикарей, Тотор и Лизет мгновенно проснулись. Руки, ноги, черные тела, взлохмаченные волосы — все перемешалось в их глазах.
— Бог мой! Дикари! — в страхе прошептала девочка.
— Точно! Они! — как эхо повторил маленький горбун.
Пока дети спали, райский пейзаж изменился. Около двадцати папуасов, одетых в одни набедренные повязки, но разукрашенные и вооруженные, как для войны, появились на берегу.
У каждого мужчины имелась связка острых дротиков, лук со стрелами, сабля за поясом, за плечами мешок, куда складывали отрубленные головы.
Страшный обычай существовал у папуасов: кого бы они ни встретили — врага или просто незнакомца, — тут же возникало непреодолимое желание обезглавить его. Тело съедали с гарниром из пасленов[178], по-научному названных «соланум антропофагорум», а головы относили в дом и украшали ими фасад. На некоторых уже имелось по две или три дюжины черепов с пустыми глазницами и высохшей кожей. Чем больше висело черепов на хижине, тем больше чести было хозяину.
Однако встречи с людьми в этих краях были случайны: сами понимаете, никто не спешил быть съеденным. Проще всего считалось откормить пойманных детей, хотя дикари не брезговали никем.
Тотор и Лизет оказались в руках папуасов, которые давно и безуспешно охотились, пока неожиданно не наткнулись на спящих малышей. Глаза головорезов жадно загорелись.
Брат и сестра проворно вскочили на ноги. Чем ближе подходили охотники, тем воинственней становился маленький горбун. Он выставил вперед кулаки и закричал во все горло:
— Руки прочь!
Дикари рассмеялись, обнажая ослепительно белые и острые, как у хищников, зубы. Они тряслись от хохота, заранее радуясь удачной добыче.
— Ржут как лошади! — побледнев, прошептала Лизет.
Насмеявшись вволю, аборигены стали что-то бурно обсуждать, ожесточенно жестикулируя. Похоже, они спорили, указывая пальцами то на брата, то на сестру. Некоторые подошли к детям и принялись осматривать и ощупывать их.
— Они хотят знать, насколько мы толстые, — простонала Лизет, которая беспокоилась все больше и не без причины.
Девочка сомнений не вызывала. Нежного мяса вполне достаточно, из нее выйдет прелестное рагу. Теперь опытные эксперты принялись за мальчика. Его вид не внушал им доверия. Очевидно, сколиоз[179] не являлся распространенной болезнью среди аборигенов.
Тотор, не зная, смеяться или плакать, обратился к папуасам, как будто те могли его понять.
— Я что, амулет[180] или будущее жаркое? Что вы ощупываете мой горб, хотел бы я знать?
Выпуклость на спине сильно заинтересовала дикарей, и они снова принялись за обсуждение. Затем один из них попытался неумело и грубо снять с мальчика рубашку. Тотор понял и добавил:
— Они хотят знать, естественного ли происхождения мой горб. Увы, самый настоящий! Не верите? Сейчас увидите!
Одним движением мальчуган скинул одежду и оказался голым по пояс. Каннибалы обступили его и во все глаза разглядывали твердый нарост. Одни прищелкивали от удивления языком, другие что-то восклицали и отходили в сторону. Некоторые побросали свои дротики и луки, чтобы двумя руками обхватить неизвестное образование под нежной кожей. Другие прыгали на месте, размахивали руками и дрыгали ногами в бешеном танце. Третьи упали на землю и катались с боку на бок, давясь от нервного смеха.
177
Папирус — растение из семейства осоковых, растет в болотистых местах Эфиопии, Палестины, Сицилии, Египта. Свиток из склеенных полосок, вырезанных из стеблей этого растения, — предшественник бумаги; на папирусе писали древние египтяне и другие древние народы.
178
Паслен — род трав, кустарников и полукустарников. Около 1700 видов, произрастают главным образом в Южной Америке. Многие съедобные пасленовые — картофель, баклажаны, томаты и проч. — распространились по земному шару.
179
Сколиоз — боковое искривление позвоночника.
180
Амулет — предмет, носимый суеверными людьми на теле как средство, якобы предохраняющее от болезней, ран, вражеского «чародейства» и т. п.