Страница 16 из 53
Татуэ посмотрел вниз. Никого. Он размотал веревку и сказал Мариону:
— Посадите ребенка рядом со мной и спускайтесь, я подержу.
Не колеблясь, капитан повиновался.
— Теперь твоя очередь, малыш.
Тотор соскользнул в руки отца. Бродяга сделал петлю, навесил на выступ ограды и, обмотав руку, неожиданно ловко приземлился на кончики пальцев.
— Свободны! Мы свободны! — с головокружительной радостью воскликнул бывший смертник.
— Но еще не спасены, — заметил Татуэ.
Тем не менее самое сложное было позади.
— А маленькая Элиза? — вдруг вспомнил отец.
— Она в госпитале. Зайдем с другой стороны.
Избегая дорог и построек, беглецы прошли через джунгли и менее чем через полтора часа оказались недалеко от госпиталя. Было без четверти одиннадцать. В окнах виднелся свет ночников. Двое взрослых и ребенок тихо подошли к восточной стороне здания, где раньше располагалась комната маленького горбуна и его сестры, предполагая, что девочка еще там. Отец поднял Гектора к окну. Сквозь москитную сетку мальчик оглядел комнату.
— Да, Элиза тут, я вижу ее. Она спит в кровати.
— Хорошо. Я пойду за ней, — вызвался Марион.
Татуэ подставил спину. Стекол на окнах не было, их заменяли рамы со светлыми волосяными сетками. Капитан разорвал сетку, просунул руку в дырку и открыл шпингалет. Забравшись таким образом в комнату, он подошел к кровати и остановился. Девочка безмятежно спала с полуоткрытым ртом. Черты ее напомнили Мариону умершую жену. Он опустился на колени и, прижимаясь щекой к руке ребенка, заплакал.
Приглушенные рыдания разбудили Лизет. Она вскрикнула и тотчас узнала отца, несмотря на огрубевшие черты его лица и грязную одежду заключенного.
— Папа, ты, дорогой мой! Я ждала тебя!
Девочка бросилась ему на шею и крепко обняла.
— Дочурка моя, мы больше не расстанемся. Я свободен! Я уведу тебя и брата с собой, — лихорадочно повторял капитан.
Вдруг Лизет выпрямилась и, побледнев, прошептала:
— Папа! Сюда кто-то идет! Мы пропали!
Дверь тихо отворилась, и в комнату с лампой в руке вошла монахиня. В одно мгновение старая женщина поняла все. Еще из коридора она услышала взволнованные голоса и догадалась о происходящем. Удивившись, но не испугавшись, монахиня молча закрыла за собой дверь и осталась стоять на месте.
Мужчина, более бледный, чем девочка, поднялся с колен и, умоляюще глядя женщине в глаза, произнес глухим голосом:
— Клянусь вам жизнью моего ребенка и святой памятью ее матери, погибшей по дороге сюда, я невиновен. Уверяю вас, что это правда! Меня несправедливо бросили в этот ад, приговорив к смерти. Я сбежал и пришел за своей дочерью, разве это преступление?
Старая женщина склонила голову, подошла к маленькой Элизе, поцеловала ее в лоб и прошептала:
— Прощай, моя малышка!
— О! Сестра моя, как вы добры! — воскликнула девочка. Отец смахнул слезу.
— Да хранит вас Господь!
Марион помог дочке натянуть платье, взял узел с наспех собранной одеждой, и они подбежали к окну. Прежде чем скрыться, он обернулся и произнес одно лишь слово, шедшее из глубины души:
— Благодарю…
Ребенка капитан передал прямо в руки Татуэ, а сам одним прыжком перемахнул через подоконник. Все четверо благополучно скрылись в зарослях.
Минут через десять беглецы стояли у владений Виконта. Дом был погружен в тишину, окна и двери заперты. Татуэ прокричал знакомым свистом птицы-трубача. Виконт, как хищник, спал вполглаза и сразу услышал условный сигнал. Он встал, отпер дверь и пригласил странных посетителей войти. Они обменялись несколькими короткими фразами:
— Что вам нужно?
— Одежду, немного провизии, сабли, два зонта, спички, фитиль, табаку и не забудь пару весел.
— Сейчас… А моя пилочка?
— Я ее принес. Отличная вещь! Какая работа!
Виконт все делал очень быстро, но без суеты. Он тут же принес две голубые гимнастерки, две пары холщовых брюк и ботинок, фетровые шляпы с большими полями и зонтики для детей, затем собрал в мешок несколько лепешек из маниоки, пять банок консервов, компас, веревку и рыболовные крючки. Мужчины скинули безобразную одежду заключенных, быстро переоделись и приготовились отправиться в путь. Банкир посчитал расходы и выдал Татуэ оставшуюся сумму, что составило двадцать франков. Кроме того, славный малый отдал беглецам содержимое черной кассы, а именно, четыре старые и совершенно черные монеты по сто су, сданные какими-то арабами, известными скопидомами.
Мужчины попрощались с хозяином, который пошел их проводить до двери, и покинули дом. Пересекая дорогу, они увидели человека, который, слегка покачиваясь, шел им навстречу.
— Кто там? В это время запрещено ходить!
Ох уж этот противный голос, путники узнали бы его и за сто миль. Наверняка господин Перно, несмотря на комендантский час, собрался купить бутылочку абсента[61]. Он взглянул на группу и, заметив детей, произнес:
— Черт побери! Ведь это малыши двести двенадцатого. А мужчины — это…
Старый охранник собрался было поднять по тревоге постовых солдат, чтобы арестовать беглецов, но именно в этот момент сокрушительный удар Татуэ свалил его с ног. Тяжело охнув, пьянчужка упал в пыль. Бродяга мгновенно размотал веревку, которую прихватил у Виконта, связал обмякшее тело и заткнул надзирателю рот носовым платком. Затем, бросив Перно в высокую траву, чтобы не было видно, сказал:
— Уф! Пошли! Теперь он очнется только к утру.
Марион взял на руки дочку, а Татуэ — Гектора, и быстрыми шагами они направились к пристани.
Татуэ, у которого имелся дерзкий план, говорил, что зачастую самые невероятные вещи проходят гораздо лучше, чем обычные. В конце концов, выбора у них не было. На ходу бродяга объяснял:
— Мы возьмем пирогу, переплывем через Марони и будем идти всю ночь.
— Прекрасно! — одобрил Андре, будучи человеком решительных действий.
Все лодки и небольшие суда, включая принадлежавшие администрации, стояли на приколе у пристани. Вечером с них снимали и убирали весла, чтобы никто не мог воспользоваться ими ночью без сопровождения охранников, знавших пароль. Такое правило распространялось на всех жителей поселения, будь то торговцы, служащие или путешественники. По нарушителям открывали огонь без предупреждения. Беглецы знали об этом, но все же решили попытать счастья.
У берега под навесом покачивалось около двадцати лодок. В ста шагах от них по мостику прохаживался часовой. У другого поста, поблескивая штыками, стояло несколько солдат. Пять или шесть пар глаз следили за лодками и водой. К счастью, ночь оказалась темной, и легкий туман скрывал очертания предметов.
Пригнувшись и стараясь ступать как можно тише, путники достигли берега. Татуэ решительно вошел в воду и погрузился почти по грудь. Марион передал ему весла, взятые у Виконта, и мешок с провизией. С удивительной выдержкой и совершенно бесшумно бродяга уложил все на дно пироги. Теперь была очередь за детьми. Сначала усадили дрожавшую от страха Лизет, за ней относительно спокойного и уже привыкшего к опасности Гектора. Затем Татуэ еле слышным шепотом произнес:
— Садитесь, капитан!
Марион вздрогнул — так давно его не называли по званию. Мгновения прошлого пронеслись в голове. Промокнув до нитки, отец занял место рядом с сыном и дочерью. Все трое легли на дно лодки и замерли. Нащупав в воде цепь, на которой держалась пирога, Татуэ вытащил из кармана прихваченную на всякий случай «соловушку», вставил в замок и, открыв его, сказал капитану:
— Осторожно, не шевелитесь!
Бродяга подтолкнул пирогу и медленно поплыл. Подхваченная приливом лодка незаметно покинула пристань и направилась к противоположному берегу. Вскоре она была уже недосягаема. Татуэ перелез через борт и, передав Мариону весла, произнес:
— Не смею командовать вами, но за весла, капитан! Надо подналечь, и мы будем спасены!
Не прошло и часа, как беглецы достигли голландского берега пролива и с этого момента стали свободными.
61
Абсент — настойка спирта на полыни.