Страница 31 из 83
«Там, позади, осталась моя жизнь, — в тоске подумал юноша. — Теперь я больше не бард». Но в ушах у него звучал собственный голос: «Хватит разыгрывать дурную греческую трагедию! Может, еще раба позвать, чтобы он совершил за тебя твое же самоубийство? Или ты все же решишься сделать это сам?» Корс Кант догадался: снова дух покинул его тело, как тогда, на берегу моря, и теперь бьется о потолок. Он смотрел сверху вниз и видел мириады себя: напуганного маленького мальчика, которого чуть не похоронило под обвалом, циничного скептика, отвергающего любую благородную мысль, изначально считая ее притворной, будущего сказителя, записывающего рассказ о собственных приключениях даже сейчас, сидя в подземелье и дрожа от страха, но все же пребывая в поисках драматического поворота, который повергнет будущих слушателей в священный трепет, бесстрастного наблюдателя, парящего под потолком и взирающего с высоты на остальные воплощения, смеющегося друида, сознающего, что все воплощения, включая и это, — всего лишь крошечные частицы целого, содержащего и их, и еще десятки тысяч воплощений.
Но даже целое являлось всего лишь частицей, мельчайшей частицей. «Мир содержит меня, но и я содержу мир. Он внутри моего разума. Макрокосм отражает микрокосм. Что вверху, то и внизу. Богиня Анлодда, как я могу описать это, не говоря устами Мирддина, старого притворщика?» Корс Кант вздрогнул, поежился и не смог удержаться от смеха. Каменный пол содрогнулся, закачался под его босыми ступнями, загремел — словно где-то рядом проснулся Таранис-Громовержец.
Юноша чихнул и постарался овладеть собой. Пошатываясь и не переставая тихонько смеяться, он тронулся в путь по зловеще подрагивающему коридору.
То он казался ему самым обычным туннелем, прорубленным в скальной породе, то вдруг ни с того ни с сего превращался в устланный коврами коридор Каэр Камланна, где стены были обиты дубовыми панелями, а в нишах прятались злорадно смеющиеся маски. И снова каменный туннель. Но пол все время угрожающе дрожал, словно его раскачивали высокие волны Харлекского Залива.
«Да, да, да, теперь я все понимаю. Это все твое зелье, богиня-принцесса, это все равно, что выпить все цвета радуги, и чувствовать, как остатки питья стекают струйками по подбородку».
Голова кружилась, Корсу Канту никак не удавалось мыслить ясно. Он взглянул на свои руки. Разве они всегда были зелеными? Он оглянулся — туда, где коридор изгибался дугой, подобно луку Ириды (еще одной радуге). Бард прошел какое-то расстояние, но все время оказывался внизу — там, где находилось самое глубокое место дуги. Кожу покалывало. Казалось, вот-вот разразится гроза.
Корс Кант протер глаза. Что-то в этом зелье было такое… Но в каком зелье? Из-за темных занавесов выглядывали зеленые черепашки, хохотали какие-то зеленокожие мальчишки, показывали Корсу Канту свои обутые в сандалии ноги. «Видишь? Видишь, — казалось, кричали они. — Крепко сидят, как мудрость!» А Корс Кант был бос.
Какой-то остроухий карлик уставился на Корса Канта. Юноша успел разглядеть его краешком глаза. На карлике были башмаки с загнутыми кверху носами. «Он не из тех ли, кого зовут „Туата де Дананн?“ „Фэйри, рожденные богиней Дану.“ — подумал юноша.
— Это тебе так кажется, презренный, — взвизгнул карлик.
Корс Кант вдруг оказался на полу. Он сидел, скрестив ноги и вытягивал через ноздри свой мозг.
«О Господи, я что — взбесился? Какой отравы я напился?» Куга сплюнул за борт, звякнул его фонарь. Сакс развернулся к юноше.
— Какой-какой! Да той самой, что тебе твоя шлюха преподнесла! — злорадно проговорил он. — Никому не говори, что ты меня здесь видел!
Зеленые черепашки навострили ушки и запели:
— А это испытание, а это угощение, а это развлечение — ну, просто заглядение!
— Кто вы такие? — дрожащим голосом спросил Корс Кант, напуганный появлением рядом с ним каких-то высоких темных силуэтов.
«Мы — смеющиеся шибболы, — скрипнули голоса, похожие на звук, когда проводишь пальцем по мокрому стеклу. — В доме проклятья всем места хватит! Глаза открой — увидишь, что будет с тобой!»
— Я не понимаю!
«Да мы у тебя на ладошке!» Корс Кант прищурился. Зеленый глаз удалился, зрачок сузился, превратился в черную точку. «Ах, ходить по храму тяжко! Заблудился ты, бедняжка! А ведь сам его построил. Может, рушить все пора? Вместо золота ищи-ка яблоко из серебра!» — Хватит! — вскрикнул юноша, втянул голову в плечи, обхватил себя руками.
— Ступай смелей!
— Вот докумекал наконец! — взвизгнули шибболы — один слева, другой справа.
— Ступай смелей в объятия тьмы!
— Твои друзья отныне — мы!
Глава 18
Анлодда сидела в углу, обхватив руками колени. Питер обеспокоенно наблюдал за ней. «Она? Не может быть. Селли никогда не совершила бы такой глупости — влюбиться по уши. А вдруг могла влюбиться? Нет, это глупо. Эти ублюдки-убийцы из ИРА даже не ведают такого чувства — любовь».
Девушка посмотрела на Горманта. Ее бледное лицо, припухшие губы озаряли оранжевые отсветы свечи. У Питера дыхание перехватило. Он размечтался, но тут же одернул себя. «Дрянь! Ее возлюбленный валяется там, на дне ямы, с переломанными ногами, истекает кровью, а ты? У тебя есть другая пташка, она ждет тебя в замке!» Питер сглотнул подступивший к горлу ком, вспомнив о том, к чему привела любовь Ланселота и Гиневры.
Все молчали. Гормант упорно избегал взгляда Анлодды. Или у Питера просто разыгралось воображение?
«Нет, не разыгралось, — решил Питер. — На нее не желал смотреть ни один из освобожденных узников».
Он встал, протолкался между жителями Харлека. Один из них при этом упал, но остальные последовали за Анлоддой. Питер, Кей и Бедивир замкнули строй.
— Гормант, — распорядился Питер. — Веди нас к пристаням. Вероятно, Меровий со своими сикамбрийцами уже успел захватить какое-нибудь судно. Мы спасем вас.
— Меровий! — воскликнул принц, и его лицо озарилось надеждой. — Меровиус Рекс явился, чтобы освободить Харлек? Хвала Господу!
— Нет, мы должны уплыть отсюда! У нас не хватит сил, чтобы одолеть ютское войско!
— Надо идти наверх, надо ворваться в зал, Богом заклинаю! — кричал принц, словно не расслышал слов Питера. — Мы снесем ворота, мы погоним мерзопакостных ютов по улице Цезаря! Ради Господа Иисуса давайте освободим этот город, спалим тех, кто дерзнул ступить на эту землю, и пусть они горят так, как будут потом гореть в аду, когда настанет Судный день, ибо им неведом Спаситель! — Гормант всплеснул руками и чуть было снова не упал.
— Ради Сына Вдовы, — проговорила Анлодда отрешенно, устало, и в отвращении отвела взор.
— За Меровия! — отозвался принц Харлека. — Меровиус, истинный царь Иерусалима, да поможет нам Господь и Богородица!
«Иерусалима?» Но у Питера не было времени задать вопрос. Его подхватило и понесло волной отчаянной надежды.
Глава 19
Этот подонок! Вот уж подонок так подонок! Я прогнала все хорошие мысли об отце. Теперь вовеки веков он останется для меня просто Гормантом. Он избрал свою судьбу. И не важно теперь, кто кем управлял — Канастир им или он Канастиром.., они для меня всего лишь две одинаковые тыквы на одной грядке.
Я бежала за толпой глупцов, спешивших навстречу собственной гибели, сгорая от ненависти к ним. Будь они все прокляты! Будь прокляты Ланселот и Этот Мальчишка, а особенно — я сама. Какая же я дура — понадеялась, что между мной и Гормантом снова будет все хорошо, что все изменится, стоит мне спасти его от того, чего он на самом деле заслуживал!
Как я могла поверить, что ненависти длиной во всю мою жизнь придет конец, что ее можно смыть, словно грязь с перепачканной рубахи?
Я бежала вперед, находясь в прекрасном окружении — посреди вопящих, визжащих, обреченных душ. Я была так же никчемна, как все они, ведомая пустой надеждой.
Наверняка Гормант узнал о смерти Канастира задолго до того, как я передала на берег послание с борта «Бладевведд» — он, несомненно, узнал об этом от Куты, которого считал ютом. Какая же я была дура — думала, что наконец мне удалось победить этого червяка, убить его в сердце Горманта!