Роковая татуировка

— Умиротворяет?

Лесли обернулась, удивленная тем, что к ней смогли подойти незаметно. Куда делась ее привычная настороженность?

Она увидела Ниалла — в рубашке с закатанными рукавами, открывавшими загорелые руки, в джинсах. Он тоже смотрел на картину. Лесли удивилась еще больше.

— А ты что здесь делаешь?

— Вот, встретил тебя. — Он оглянулся на девушку, стоявшую неподалеку и глазевшую на них обоих. Руки ее были разрисованы цветущими ветвями. — Нельзя сказать, что я этому не рад. Но разве ты не должна быть сейчас в школе, с Айслинн?

Лесли тоже взглянула на девушку и подумала, не живой ли это экспонат. Однако в следующий миг поняла, что ее обманула игра света и тени. Никаких рисунков на руках не было.

Покачав головой, она сказала Ниаллу:

— Мне нужен воздух. Искусство и пространство.

— А есть ли в этом пространстве я? — спросил он, отступая назад. — Если нет, могу уйти. Я всего лишь хотел сказать «привет», поскольку нам с тобой никогда не удается поговорить. Но если у тебя другие планы…

— Пройдемся вместе? — предложила она.

И не отвела взгляда, увидев, как он просиял. В другое время смутилась бы, но сейчас вдруг почувствовала себя на удивление уверенно.

Он жестом предложил ей идти вперед — как-то слишком церемонно. И не то чтобы напрягся, но окинул зал настороженным взглядом.

Потом посмотрел на нее, явно не решаясь подойти ближе. Поднял и опустил правую руку, словно собирался сделать какой-то жест, но передумал. Застыл неподвижно.

Лесли коснулась его руки.

— На самом деле я рада, что ты наконец здесь, со мной, а не с Кинаном.

Ниалл не ответил. Отвел взгляд.

«Чего-то боится», — поняла она.

Ни с того ни с сего перед ее мысленным взором появился странный посетитель «Верлена». Лесли представила, как он вздохнул — в тот миг, когда она вдохнула страх Ниалла.

Вдохнула страх?

Лесли покачала головой. И торопливо принялась соображать, о чем ей заговорить с Ниаллом, чтобы избавиться от мыслей о его страхе. Эти мысли почему-то действовали на нее возбуждающе.

Молчание затягивалось, становилось неловким. Казалось, на них глазеют все посетители в зале. Но стоило Лесли на кого-то взглянуть, как с ее зрением что-то происходило — словно она смотрела сквозь искажающее стекло. Картина Ван Гога превращалась в бесформенные цветовые пятна.

— Ты никогда не задумывался, видят ли люди вокруг то же самое, что и ты?

Ниалл как будто одеревенел. Но ответил:

— Порой я уверен, что это не так. Но тут нет ничего плохого. Все видят мир по-разному.

— Наверное.

Лесли захотелось до него дотронуться. Успокоить… или, наоборот, испугать еще сильнее. Она и сама не знала.

— Творческое видение рождает произведения искусства, — он обвел рукой зал, — и они открывают другую, новую сторону вещей. И это прекрасно.

— Или безумно, — пробормотала Лесли.

Ах, если бы она могла хоть кому-то признаться в том, что с ее зрением и чувствами происходит что-то неладное! И услышать в ответ, что все нормально, что она не сходит с ума. Но искать утешения у постороннего человека было неловко. Очень неловко, даже при ее нынешнем искаженном восприятии мира.

Лесли обхватила себя за плечи и пошла к выходу из зала, старательно избегая взглядов посетителей, которые таращились на них с Ниаллом. В последнее время люди вели себя странно. Или раньше она этого просто не замечала? А теперь замечает, потому что выходит из длительной депрессии… Хотелось бы верить. Но Лесли подозревала, что это самообман. Мир вокруг и впрямь изменился. И она даже не хочет знать почему.

Глава 9

С настороженностью, совершенно неуместной в музее, Ниалл поглядывал на фэйри. Они, в свою очередь, поглядывали на него. Все — и летние девы, увитые цветами, в обличье смертных, и одна из «сестер Скримшоу», разгуливавшая по залам невидимой, подслушивая людские разговоры, и незнакомый фэйри, чье тело было не более чем струйкой дыма, — он кормился дыханием смертных, выхватывая из воздуха едва слышные запахи кофе и сладостей. Обычно они старались не мешать друг другу здесь. В этом месте все помнили о хороших манерах, к какому бы двору ни принадлежали и в каких бы отношениях меж собой ни находились. То было нейтральное пространство. Безопасное.

Пользуясь этой безопасностью, Ниалл и нарушил правила своего двора. Показался Лесли и заговорил с ней. Без всяких причин. Поддался порыву, уступил неодолимой тяге, которая была еще сильнее, чем там, у «Верлена». Ослушался королевы Лета — не прямого ее приказа, но всем известной воли. И если Кинан не заступится за него перед Айслинн, последствия могут быть тяжелыми.

Чем оправдать свой поступок? Как? Что ни скажешь, все будет ложью. Истина в том, что он просто смотрел на Лесли, бесцельно бродившую по музею. Не выдержал и открылся ей, сбросил личину прямо здесь, в зале, где это могли увидеть смертные. Перед многочисленными фэйри.

Почему именно сейчас?

Порыв подойти и открыться был равносилен приказу, и он не мог ослушаться. Да и не хотел, если уж говорить правду. Столько времени держался, и все усилия пошли прахом на глазах у кучи свидетелей. Ему бы извиниться и уйти, пока не поздно, пока не пересечена черта, за которой ждет гнев королевы. Но вместо этого он заговорил:

— А временную экспозицию ты уже видела?

— Нет.

Молчал он слишком долго, и Лесли опять замкнулась.

— Там есть работы прерафаэлитов, мне хотелось бы на них взглянуть. Может, сходим вместе?

У него вошло в привычку любоваться этими полотнами при каждой возможности. Прерафаэлитов обожала Высокая королева Сорша, а некоторых она даже вдохновляла своей красотой. Берн-Джонсу в «Золотой лестнице» почти удалось ухватить сходство. Ниалл хотел рассказать об этом Лесли, но вовремя удержался. Ведь сейчас девушка его видела. Говорить с ней ему не следовало вовсе. Ни о чем.

Он шагнул в сторону.

— Если тебе неинтересно, я…

— Мне интересно. Но я не знаю, кто такие прерафаэлиты. Так, прогуливаюсь здесь, смотрю на картины. Я… не разбираюсь в живописи. — Лесли слегка покраснела. — Знаю только, что порой картины меня трогают.

— Больше ничего не нужно знать. Правда. Я помню термин лишь потому, что живопись прерафаэлитов меня трогает. — Он осторожно приобнял ее за талию. — Пойдем?

— Конечно, — Она шагнула вперед, отстраняясь от его прикосновения. — Так кто же они такие?

На этот вопрос он мог ответить.

— Художники, решившие пренебречь канонами художественной академии и создать новую живопись по собственным стандартам.

— Бунтари, значит? — Лесли засмеялась.

По неведомой причине она расслабилась, почувствовала себя свободно. И в сравнении с ее красотой поблекли изукрашенные резьбой колонны и великолепные картины на стенах.

— Да, бунтари. Они изменили мир, поверив, что смогут это сделать.

Он повел Лесли мимо летних дев, для нее невидимых. Те о чем-то перешептывались и бросали на него негодующие взоры.

— Вера обладает силой. Когда веришь, можно…

Девы неожиданно окружили их, и Ниалл остановился.

Они затараторили наперебой:

— Кинана это не обрадует.

— Никаких смертных, Ниалл. Ты же знаешь.

— Или с этой девушкой Кинан разрешил?..

— Она подруга Айслинн.

— Ниалл, оставь ее в покое!

Последнее было сказано с истинным возмущением.

— Ниалл! — повернулась к нему Лесли.

— Что?

— Почему ты замолчал? Мне нравится твой голос. Расскажи еще что-нибудь, — попросила она настойчиво, как никогда раньше. Этой настойчивости не было все то время, пока он охранял ее, и даже две минуты назад. — Об этих художниках.

— С удовольствием. Они не следовали старым правилам. Создавали собственные. — Ниалл отвернулся от летних дев, по-прежнему тараторивших что-то сердито и испуганно. Ничего нового они ему сказать не могли. — Иногда следует бросать вызов правилам.

— Или нарушать их? — Дыхание Лесли участилось, улыбка стала опасной.