Страница 8 из 126
Светофоры
Геннадию Хазанову
Светофоры. И я перед нимистановлюсь, отступаю назад.Светофор. Это странное имя.Светофор. Святослав. Светозар.Светофоры добры, как славяне.Мне в лицо устремляют огнии огнями, как будто словами,умоляют: «Постой, не гони».Благодарна я им за смещеньеэтих двух разноцветных огней,но во мне происходит смешеньеэтих двух разноцветных кровей.О, извечно гудел и сливался,о, извечно бесчинствовал спор:этот добрый рассудок славянскийи косой азиатский напор.Видно, выход – в движенье, в движенье,в голове, наклоненной к рулю,в бесшабашном головокруженьеу обочины на краю.И, откидываясь на сиденье,говорю себе: «Погоди».Отдаю себя на съеденьеэтой скорости впереди.1959Чужое ремесло
Чужое ремесло мной помыкает.На грех наводит, за собой маня.Моя работа мне не помогаети мстительно сторонится меня.Я ей вовеки соблюдаю верность,пишу стихи у краешка стола,и все-таки меня снедает ревность,когда творят иные мастера.Поет высоким голосом кинто —и у меня в тбилисском том духане,в картинной галерее и в кинозавистливо заходится дыханье.Когда возводит красную трубупечник на необжитом новом доме,я тоже вытираю о травузамаранные глиною ладони.О, сделать так, как сделал оператор,послушно перенять его примери, пристально приникнув к аппаратам,прищуриться на выбранный предмет.О, эта жадность деревца сажать,из лейки лить на грядках неполитыхи линии натурщиц отражать,размазывая краски на палитрах!Так власть чужой работы надо мнойменя жестоко требует к ответу.Но не прошу я участи иной.Благодарю скупую радость эту.1959Пятнадцать мальчиков
Пятнадцать мальчиков, а может быть, и больше,а может быть, и меньше, чем пятнадцать,испуганными голосамимне говорили:«Пойдем в кино или в музей изобразительных искусств».Я отвечала им примерно вот что:«Мне некогда».Пятнадцать мальчиков дарили мне подснежники.Пятнадцать мальчиков надломленными голосамимне говорили:«Я никогда тебя не разлюблю».Я отвечала им примерно вот что:«Посмотрим».Пятнадцать мальчиков теперь живут спокойно.Они исполнили тяжелую повинностьподснежников, отчаянья и писем.Их любят девушки —иные красивее, чем я,иные некрасивее.Пятнадцать мальчиков преувеличенно свободно,а подчас злорадноприветствуют меня при встрече,приветствуют во мне при встречесвое освобождение, нормальный сон и пищу…Напрасно ты идешь, последний мальчик.Поставлю я твои подснежники в стакан,и коренастые их стебли обрастутсеребряными пузырьками…Но, видишь ли, и ты меня разлюбишь,и, победив себя, ты будешь говорить со мной надменно,как будто победил меня,а я пойду по улице, по улице…50-е«Я думала, что ты мой враг…»
Я думала, что ты мой враг,что ты беда моя тяжелая,а ты не враг, ты просто враль,и вся игра твоя – дешевая.На площади Манежнойбросал монету в снег.Загадывал монетой,люблю я или нет.И шарфом ноги мне обматывалтам, в Александровском саду,и руки грел, а всё обманывал,всё думал, что и я солгу.Кружилось надо мной вранье,похожее на воронье.Но вот в последний раз прощаешься,в глазах ни сине, ни черно.О, проживешь, не опечалишься,а мне и вовсе ничего.Но как же всё напрасно,но как же всё нелепо!Тебе идти направо.Мне идти налево.50-е«Жилось мне весело и шибко…»
Жилось мне весело и шибко.Ты шел в заснеженном плаще,и вдруг зеленый ветер шиправздымал косынку на плече.А был ты мне ни друг, ни недруг.Но вот бревно. Под ним река.В реке, в ее ноябрьских недрах,займется пламенем рука.«А глубоко?» – «Попробуй смеряй!» —Смеюсь, зубами лист беруи говорю: «Ты парень смелый.Пройдись по этому бревну».Ого! – тревоги выраженьев твоей руке. Дрожит рука.Ресниц густое ворошеньенад замиранием зрачка.А я иду (сначала боком), —о, поскорей бы, поскорей! —над темным холодом, над бойкимозябшим ходом пескарей.А ты проходишь по перрону,закрыв лицо воротником,и тлеющую папиросув снегу кончаешь каблуком.50-е