Страница 8 из 88
— Великий Царь, прошу тебя, дозволь сказать!
— Ты и так сказал слишком много. Что еще хочешь ты добавить?
— Что Александр не прикасался к твоей супруге. Напротив, он окружил ее всяческой заботой и уважением и никогда не наносил ей визита, не испросив предварительно позволения, и непременно в присутствии ее придворных дам и подруг. И так же, если не еще более почтительно, относится он к твоей матери.
— Ты не лжешь мне?
— Ни за что на свете я не стал бы лгать тебе, Великий Царь. Все, что я сказал тебе, — истинная правда. Клянусь тебе именем Ахура-Мазды.
Дарий встал и, отбросив полог, закрывавший вход в шатер, возвел глаза к небу. Оно было безоблачным и сверкало звездами, а через весь небосвод нежным сиянием протянулся Млечный Путь. Лагерь светился тысячами костров.
— О Ахура-Мазда, владыка небесного огня, бог наш, — взмолился Великий Царь, — даруй мне победу, дай мне спасти державу моих предков. Обещаю тебе: в случае победы я отнесусь к моему противнику с милостью и уважением, ибо, не будь между нами войны, я бы от чистого сердца просил его о дружбе.
Евнух ушел, оставив царя наедине со своими мыслями. Удаляясь от царского шатра, он ясно услышал у ворот лагеря какой-то шум и остановился. Приближался отряд ассирийских всадников; они сопровождали очень красивого мальчика, внешность которого при ближайшем рассмотрении показалась евнуху знакомой. Не веря своим глазам, он подошел еще на несколько шагов. Тем временем маленький кортеж подъехал к царскому шатру, и, когда лицо мальчика осветили укрепленные у входа факелы, сомнений не осталось: это был Этеокл, сын Мемнона Родосского и Барсины!
ГЛАВА 6
Выступление Фессала в «Царе Эдипе» было безупречно, и когда настал черед сцены, в которой герой прокалывает себе глаза острым язычком пряжки, зрители увидели, как грим актера окрасили два ручейка крови, и по рядам амфитеатра разнеслось изумленное «О-оо-о!», а на сцене зазвучали ритмические стенания Эдипа:
Ойтойтойтойтойтой папай феу феу.
Сидевший на почетной трибуне Александр долго и с воодушевлением аплодировал. Вскоре стали показывать «Алкесту», и изумление публики еще более возросло, когда в финале из-под земли выскользнула сама Смерть, наряженная в мрачные одеяния Таната, и Геракл стал сбивать ее с ног мощными ударами своей палицы. Евмен велел архитектору Диаду, тому самому, что проектировал осадные башни для разрушения стен Тира, создать машины для сценических эффектов.
— Я говорил тебе, что останешься доволен, — шепнул секретарь на ухо Александру. — А посмотри на публику: она просто сходит с ума!
Как раз в это время палица Геракла тщательно рассчитанным ударом поразила Танат; державший актера в воздухе крюк отцепился от подвижной вращающейся петли, и тот с шумом упал на помост, а Геракл тут же набросился на него. Публика неистовствовала.
— Ты чудесно поработал. Проследи, чтобы все получили вознаграждение, особенно архитектор, построивший машину. Никогда не видел ничего подобного!
— Здесь также есть заслуга наших хорегов, а царь Кипра оплатил всю установку оборудования. Но у меня к тебе есть другое дело, — добавил Евмен. — Пришли новости с персидского фронта. Я сообщу их тебе сегодня вечером после аудиенции.
И он удалился, чтобы организовать церемонию награждения.
Судьи, среди которых были и гости из афинского посольства, назначенные по долгу вежливости, удалились в помещение для совещаний, а затем вынесли решение: приз за лучшее оборудование присуждается «Алкесте», а лучшим актером объявляется Афинодор, который в женской маске фальцетом исполнял роль царицы Аргоса.
Царь остался разочарован, но постарался скрыть досаду и вежливо поаплодировал победителю.
— Они дали ему приз за голос педераста, — сказал Евмен царю.
Чуть позже Птолемей шепнул на ухо Селевку:
— Насколько я знаю Александра, после такого решения сегодня вечером на аудиенции он вряд ли удовлетворит просьбу афинского правительства.
— Да, но и без этого присуждения у них не было больших надежд: спартанский царь Агид напал на наши гарнизоны, и это может ввести афинян в искушение. Лучше пресечь это немедленно.
Селевк не ошибся. Когда пришел назначенный час, царь принял афинских послов и внимательно выслушал их просьбу.
— Наш город до сих пор хранил тебе верность, — начал свою речь глава посольства, член афинского собрания, отягощенный годами и опытом. — Афины поддерживали тебя на всех этапах завоевания Ионии, они держали море свободным от пиратов, обеспечивая тебе связь с Македонией. Поэтому мы просим у тебя в знак признательности: освободи афинских пленных, что попали в твои руки в битве на Гранике. Их семьям не терпится снова обнять их, и город готов принять их. Да, они совершили ошибку, но сделали это по доверчивости и уже дорого заплатили за свое заблуждение.
Царь переглянулся с Селевком и Птолемеем, после чего ответил:
— В душе я хотел бы пойти навстречу вашей просьбе, но еще не настало время, чтобы полностью забыть прошлое. Я освобожу пятьсот человек — по жребию или по вашему выбору. Остальные останутся у меня еще на некоторое время.
Глава афинского посольства и не пытался спорить. Он неплохо знал характер Александра и потому удалился, проглотив горечь. Ему было хорошо известно, что царь никогда не меняет своих решений, особенно тех, что касаются политики и военной стратегии.
Как только послы покинули зал, все члены совета поднялись с мест, чтобы тоже уйти. Остался один Евмен.
— Ну? — спросил его Александр. — Что за новости?
— Узнаешь чуть погодя. К тебе гость.
Он подошел к задней двери и впустил человека странного вида: его черная борода была аккуратно завита, по волосам также прошлись щипцы, а одежды были сирийского покроя. Александр попытался вспомнить, кто это, и с трудом узнал старого знакомого.
— Евмолп из Сол! Но как же тебя разукрасили!
— Я изменил свою личность. Теперь меня зовут Бааладгар, и в сирийских кругах я пользуюсь репутацией искусного мага и гадальщика, — ответил тот. — Но как должен я обращаться к молодому богу, который стал владыкой Нила и Евфрата и пред именем которого теперь трепещет от страха вся материковая Азия? — И, чуть помедлив, спросил: — А та собака — она тоже здесь?
— Нет, нет, — ответил Евмен. — Ты что, слепой?
— Ну, что за новости ты мне принес? — спросил Александр.
Полой плаща Евмолп смахнул пыль со скамьи и, получив разрешение сесть, тотчас уселся.
— На этот раз я надеюсь послужить тебе, как никогда, — начал он. — Вот как обстоят дела: Великий Царь собирает огромное войско — несомненно, еще большее, чем ты встретил при Иссё. Кроме того, он поставит в линию колесницы новой конструкции — страшные машины, утыканные острыми, как бритва, клинками. Свой базовый лагерь он разобьет на севере Вавилонии и станет ждать, куда ты направишься. Сейчас он выбирает поле боя. Определенно какое-нибудь равнинное место, где можно будет воспользоваться численным превосходством и пустить вперед боевые колесницы. Дарий больше не просит тебя о переговорах, теперь он хочет поставить все на решающее сражение. И не сомневается в своей победе.
— Что же заставило его столь внезапно переменить свои замыслы?
— Твое бездействие. Увидев, что ты не двигаешься с побережья, он решил, что у него есть время собрать и вооружить войско, которое разобьет тебя.
Александр повернулся к Евмену:
— Видишь? Я был прав. Только так мы можем добиться решающего сражения. Мы победим, и вся материковая Азия будет наша.
Евмен снова обратился к Евмолпу:
— Где он, по-твоему, выберет поле для битвы? На севере? На юге?
— Этого я пока не могу сказать, но знаю одно: где вы найдете открытый путь, там вас и будет ждать Великий Царь.
На некоторое время Александр погрузился в задумчивость. Евмолп исподтишка наблюдал за ним. Наконец царь сказал:
— Мы выступим в начале осени и перейдем Евфрат у Тапсака. Если получишь новые сведения, найдешь нас там.