Страница 10 из 88
— Похоже, кто-то хочет поговорить с нами.
— Что будем делать?
— Я бы сказал, тебе нужно пойти. Возьми лодку, пусть тебя перевезут поближе. Выслушай, чего он хочет. В случае чего мы постараемся тебя прикрыть.
Гефестион согласился. Он велел отвезти себя к другому берегу и оказался перед загадочным всадником.
— Здравствуй, — произнес тот на безупречном греческом.
— Здравствуй и ты, — ответил Гефестион. — Кто ты?
— Меня зовут Набунаид.
— Чего ты хочешь от меня?
— Ничего. Завтра мы разрушим ваш мост, но перед последней битвой мне бы хотелось вручить тебе вот это, чтобы ты передал Бааладгару, если увидишь его.
«Евмолпу из Сол», — подумал Гефестион, разглядывая терракотовую статуэтку в руках у Набунаида. У основания ее украшали клинописные значки.
— Зачем? — спросил македонянин.
— Однажды он исцелил меня от неизлечимой болезни, и я обещал подарить ему за это вещь, которую он высоко ценит. Вот эту.
«Кто бы сказал? — подумал Гефестион. — А я-то всегда считал его распоследним шарлатаном».
— Хорошо, — ответил он. — Передам. А больше ты ничего не хочешь мне сказать?
— Нет, — ответил странный человек и пришпорил коня, все так же сжимая в руке факел.
Гефестион вернулся к Неарху, который ждал его на последней невредимой барже, стоявшей на якоре.
— Знаешь, кто это был? — спросил адмирал, едва Гефестион приблизился к причалу.
— Нет, а что?
— Если не ошибаюсь, это был Мазей, сатрап Вавилонии.
— Великий Геракл! Но что…
— Что он тебе сказал?
— Что разнесет нас вдребезги, но что он в долгу перед Бааладгаром, то есть Евмолпом из Сол, и просил передать ему вот это.
Он показал статуэтку.
— Это значит, что человек уважает взятые на себя обязательства. А насчет того, что он разнесет нас, мне пришла в голову одна мысль, и через пару дней мы устроим ему хороший сюрприз.
— Что за мысль?
— Я велел перевезти на гору все еще не собранные баржи.
— То есть почти все, что у нас остались.
— Именно. Я велю собрать их все в лесу, вдали от чужих глаз, а потом мы погрузим на них триста всадников, перевезем на другой берег и ночью нападем на лагерь Мазея. Устроим там переполох. Сразу после выгрузки конницы на том берегу баржи спустятся сюда, где мои плотники спокойно сцепят их вместе, после чего по мосту переправишься ты с «Острием» и придешь на помощь уже переправившимся. Мы победили. Они проиграли. Тапсакский брод наш. Партия закончена.
Гефестион посмотрел на флотоводца: этот критянин с курчавыми волосами и смуглой кожей умел найти применение своим лодкам.
— Когда начинаем? — спросил он.
— Уже начали, — ответил Неарх. — Как только эта мысль пришла мне в голову, я решил — незачем терять время. Несколько моих людей уже отправились на разведку.
ГЛАВА 8
Маневр Неарха сработал два дня спустя, после полуночи. Всадники переправились на левый берег реки и сразу же двинулись на юг. Освободившиеся баржи, управляемые немногочисленной командой, ненадолго задержались, чтобы проследить за атакой конницы, а потом по быстрому течению Евфрата спустились вниз.
Вблизи лагеря Гефестиона слышны были крики персов, на которых внезапно напали македоняне. Неарх тут же отдал приказ накрепко швартовать баржи одна к другой. Пока во вражеском лагере разгорался бой, ему удалось соединить свое сооружение с левым берегом и твердо поставить на якорь последнюю баржу.
Напавшие на лагерь всадники уже начали испытывать трудности, но тут на подмогу своим изнемогшим товарищам через мост галопом бросился Гефестион во главе «Острия». Бой вспыхнул с новой силой. Греческие наемники, выстроившись в центре квадратом, стойко противостояли всем атакам конницы, прикрывая друг друга тяжелыми щитами.
И вдруг случилось неожиданное: персы, словно повинуясь внезапному сигналу, бросились бежать на юг, и грекам, оставшимся в окружении без подмоги, не оставалось ничего иного, как сдаться. На левом берегу, в центре вражеского лагеря, Гефестион водрузил красное знамя со звездой Аргеадов. Вскоре к нему присоединился Неарх.
— Все хорошо? — спросил он.
— Все хорошо, наварх. Но интересно, как ты себя чувствовал на этих скорлупках, ведь ты привык водить пентиеры.
— Приходится пускать в ход то, что есть в наличии, — ответил Неарх. — Главное — победить.
Командиры отдельных отрядов приказали разбивать лагерь и разослали вокруг разведывательные дозоры. Некоторые из этих дозоров, взойдя на вершину небольшой возвышенности, с которой открывался вид на юг, увидели на горизонте красные отблески пламени.
— Пожар! — воскликнул командир дозора. — Скорее, скачем, посмотрим!
— А вон там еще один! — крикнул кто-то из всадников.
— А на берегу — еще! — эхом откликнулся другой. Повсюду поднималось пламя.
— Что это может быть? — спросил третий.
Командир обвел взглядом объятое пламенем пространство. На обширном участке горизонта ночное небо посветлело от огня.
— Это персы, — ответил он. — Оставляют за собой выжженную землю, чтобы мы по пути не нашли ничего. Они хотят, чтобы мы умерли от голода и лишений. Поехали, проверим, — наконец решил он и погнал своего коня в направлении пожара.
Разведчики поскакали вперед и вскоре воочию смогли убедиться в том, о чем и так догадывались: повсюду, на равнине и вдоль насыпей у Евфрата, пылали деревни. Некоторые из разведчиков забрались на небольшие холмики из засохшей грязи и отчетливо видели, как на фоне неба над пожарами вздымаются столбы дыма и искр. Повсюду скакали всадники с факелами и зажженными головнями — это было страшное и впечатляющее зрелище.
— Возвращаемся назад, — приказал командир. — Мы и так много увидели.
Он натянул поводья и двинулся в направлении лагеря. Вскоре разведчики предстали перед Неархом и Гефестионом, чтобы доложить о случившемся. Но отблески пожаров на равнине уже можно было различить и из лагеря: горизонт покраснел, как будто на юге занималась заря.
— Урожай находился уже в амбарах — не осталось ни пшеничного, ни ячменного зернышка до самого Вавилона. Нужно срочно сообщить Александру! — воскликнул Гефестион.
Он вызвал гонца и немедленно отослал его в Тир.
Тем временем Александр закончил сборы пожитков и снаряжения, погрузил все на повозки и собрался на следующий день отправиться с побережья к Тапсакскому броду. А поскольку слухи о неизбежном выступлении распространились быстро, собралась многочисленная свита, которая всегда двигалась за войском и во время привалов разбивала свой лагерь чуть поодаль. Это были всевозможные торговцы, проститутки обоего пола, а также девушки из бедных семей, установившие постоянные отношения с солдатами и бросившие свои дома. Немало уже родили красивых детей со смуглой кожей, голубыми глазами и белокурыми волосами.
В тот же самый день, с наступлением вечера, к новому молу причалил македонский корабль и стал выгружать ясеневые и кизиловые древки для копий, сундуки с доспехами и разобранные стенобитные машины. Один из моряков сразу направился в старый город и спросил, где находится жилище Каллисфена.
Он нес на плече мешок, а когда подошел к указанной ему двери, то осторожно и коротко постучал.
— Кто там? — донесся изнутри голос Каллисфена.
Не ответив, человек постучал снова, и историк подошел открыть. Он обнаружил перед собой личность довольно крепкого телосложения, с густой бородой и черными курчавыми волосами. Пришелец поклонился ему.
— Меня зовут Гермократ, я солдат из охраны Антипатра. Меня послал Аристотель.
— Входи.
Во взгляде Каллисфена мелькнуло беспокойство.
Пришелец вошел и огляделся. У него была неуверенная походка человека, проведшего много времени на море, и он попросил позволения сесть. Каллисфен усадил его. Гость сразу снял с плеча мешок и положил на стол.
— Аристотель поручил мне отдать тебе вот это, — сказал он, достав железную шкатулку. — И еще это послание.