Двойной кошмар

   Роман взял метёлку с длинной ручкой, положил её на парапет, и одним ударом меча обрубил пушистые концы перьев. Потом решительно оторвал от края своей одежды лоскуток и перевязал торчащие обрубки, закрепив ленту узлом. Получившийся ёршик на палке протянул рыжему пастуху: "Держи. Это знак твоей власти над своими солдатами. Неси его с достоинством!"

   Рыжий взял то, что получилось из метёлки, повертел, разглядывая с детским недоумением, а Ромке стало не по себе. Неясное, тошное чувство, что всё это уже когда-то было, зашевелилось внутри. А когда рыжий с восторгом поднял знак власти и показал его, под одобрительные выкрики своего десятка, Роман покраснел от стыда.

   - Мы сделаем всё, чтобы обеспечить душе умершего царя Амулетия достойный переход в иной мир. Передаю слово верховному жрецу, моему... нашему с Рэмом деду Звездогляду.

   Старый жрец шаркающей походкой подступил ближе. Оглядел толпу. Дождался, пока стих последний шум, и неожиданно звучным голосом произнёс:

   - Дети мои! Мой дорогой брат покинул нас. Бог, поступки которого нам не дано угадать, исторг его душу из тела. Нам остаётся только смириться с судьбой и устроить Амулетию достойные его похороны, чтобы память об этом деянии достигла наших отдалённых потомков...

   Роман слушал, как он говорит. Да уж, курсы курсами, а этот старик заткнул бы за пояс любого оратора. Видно, для этого нужно родиться в царской семье и вырасти во дворце, не иначе.

   Речь затихла, и толпа опять зашумела. Из первого ряда выступил старик в длинном, до пят плаще, перетянутом на животе широким узорчатым поясом. Борода старика, такая длинная, что обладатель заткнул её за пояс, трепетала под утренним ветерком.

   - Скажи нам, благородный Звездогляд, - твёрдым голосом вопросил старик. - Кто заменит нам почившего царя, Амулетия? Кто займёт его трон?

   Роман почувствовал, как еле заметно шевельнулся Ястреб, положив руку на пояс с мечом. Как прерывисто вздохнул рядом с ним Рэм.

   - У нас есть наследники, братья-близнецы Ром и Рэм, - торжественно произнёс жрец. - Они могут занять трон.

   - Но кто их отец? - настойчиво спросил старик с длинной бородой. - Если они твои внуки, значит, это сыновья твоей дочери, Фиалки. Кто же тогда их зачал? Кто отец этих детей?

   - Я могу ответить тебе, почтенный, и всем, кто нас слышит, - громко произнёс советник. Он шагнул вперёд и указал на высящийся вдалеке царский дворец: - Мой господин Амулетий в своё время возжаждал прелестей дочери своего брата. Он приказал привести её к себе в опочивальню, и там овладел ею. Но Фиалка уже оказалась беременной от явившегося к ней ночью бога, и тогда разъяренный Амулетий приказал заточить её в подземелье. Вот чьи это дети - дети бога!

   - Но тогда, - с достоинством произнёс старик, - скажи нам, почтенный: кто эти разбойники и беглые рабы, что пришли вместе с ними? И почему мы должны служить детям неизвестного бога, которые покровительствуют оборванцам?

   Стоящие рядом с ним горожане в богатых одеждах согласно закивали. Закачались длинные бороды. Роман оглядел площадь, стоящих на ней людей, чьи жадные взгляды жгли его даже через кожаный нагрудник. Тошное ощущение дежавю вернулось, заворочалось внутри клубком шершавых гадюк.

   - Горожане, и все, кто меня слышит! - сказал он, подняв руку с раскрытой ладонью. Множество лиц, бородатых и совсем юных, повернулось к нему. - Я и мой брат не сможем занять место покойного Амулетия. Мы отказываемся от его трона.

   Глава 34

   - Может, хватит изображать из себя страуса?

   - Страуса?

   - Ага. Птица такая, с ногами, - зло сказал Рэм. - Бегает туда-сюда. Как курица без головы.

   Ромка оглянулся. Они сидели у обочины, густая тень от дерева над головами давала иллюзию прохлады. Он ждал, когда Рэм напьётся, и отдаст чашку с водой. Их воины расположились на травке, в десяти шагах. Солнце пекло невыносимо, но здесь, под деревьями, было не так жарко, как в низине. От самого города в небе не появилось ни облачка, и они едва не испеклись на дороге, пока долина не сменилась лесистыми холмами.

   - Ничего я не изображаю.

   - Мне можешь не врать. Я - это ты, забыл?

   - Тебя не существует. Ты - мой бред, а я лежу на койке в больнице.

   - Хочешь, в глаз дам?

   - Отстань.

   - Тогда что же ты на площади распинался, от трона отказывался? Раз это бред, чего стесняться?

   Роман не ответил.

   - А я тебе скажу, почему. Ты уже давно всё понял, только боишься это признать.

   - Что я понял?

   - То. Этот мир настоящий, и мы влипли в него, как две глупые, жирные мухи. Вот только пока не ясно, что в этой луже больше - дерьма или варенья.

   - Этого не может быть, - Ромка зажмурился. Глаза, обожжённые слишком ярким солнцем, слезились и чесались, будто туда насыпали песка. - Это ненаучно.

   - Ну да. Не может быть, потому что не может быть никогда, - язвительно ответил Рэм. Он подвинулся и оказался с Ромкой лицом к лицу. Его глаза, такие знакомые, Ромкины глаза, тоже покраснели, нос обгорел и шелушился от солнца.

   - Послушай, если что-то выглядит, как колбаса, пахнет, как колбаса, и на вкус, как колбаса, значит это она и есть. Если тебя ударят, пойдёт кровь. Меня уже били, я знаю.

   - Меня тоже, - Ромка машинально потёр свежий шрам в паху.

   - Покажи! - потребовал Рэм.

   - Убери руки, придурок.

   - От придурка слышу. Покажи, что там у тебя.

   - Ты не в моём вкусе, - Ромка оттолкнул Рэма, бесцеремонно задравшего ему рубаху. - Иди, приставай к Мухобою, он малолетка, как ты любишь.

   Рэм отодвинулся и оглядел его с головы до ног:

   - Шрам, прямой, узкий, длиной в пол-ладони. Угадал?

   Роман кивнул. В желудке опять зашевелился тошный, шершавый ком, что не давал ему покоя с самого утра.

   - Что это было? - негромко спросил Рэм.

   - Мечом ударили. Я думал, умру.

   - Я тоже, - сухо отозвался двойник. - Только я вдобавок не знал, отчего.

   - Вот видишь. Это невозможно. Этот мир - не настоящий.

   Рэм подёргал меч в ножнах. Меч ему дал Ястреб, когда они прощались на ступенях храма. Советник снял с себя пояс с ножнами и застегнул его на талии Рэма. "Возьми его, - тихо сказал Ястреб. - Тебе ещё пригодится". "А тебе?" - спросил парень, ощупывая добротную кожу пояса и шершавую, увесистую рукоять. "Я убил этим мечом женщину. И едва не убил тебя, - ответил советник. - Он мне больше не нужен".

   Они тогда вышли из подземелья под храмом, где освободили Фиалку из её пожизненного заточения. "Прежде чем уйти, - объявил народу на площади Роман. - Мы воздадим честь нашей матери. Она достаточно послужила богине в темноте. Пора ей увидеть солнце". А старик с белой бородой ехидно спросил: "Разве она не дала обет безбрачия?"

   Роман ответил, сжав в руке свой странный трезубец, и глядя на старца в упор, отчего тот смутился и отступил на шаг: "Разве в брак не вступают в ранней юности, когда девушка молода и желанна мужчине? Или кто-то из вас предпочтёт старуху?"

   Мужчины на площади зашумели, захмыкали в бороды.

   "Тогда почему женщина должна хранить себя до седых волос?" - продолжил Ромка, и никто на этот раз ему не возразил.

   Потом, когда они спустились в темницу, и плачущая от радости Фиалка бросилась на грудь растерявшемуся Ястребу, Роман тихо сказал Рэму: "А она вовсе не старая". Рэм только фыркнул в ответ, глядя, как советник обнимает женщину: "С безбрачием ты точно погорячился, царский сынок". А Ромка пнул его в лодыжку.

   "Я не знал про Амулия, - говорил меж тем Ястреб, гладя Фиалку по волосам. - Если бы я не уехал тогда..." "Глупый, - нежно проговорила женщина, - Если бы ты не уехал, то убил бы его. Я тебя знаю". "Амулетий сказал, что ты родила от него. Что мальчики - его кровь". Фиалка покраснела: "Я не сказала ему, кто был у меня первым, хотя он и старался это выпытать. Дети не от него". "Да, я знаю, от бога, который явился к тебе ночью..." - проговорил Ястреб, и женщина шлёпнула его по губам: "Дурачок!"