Двойной кошмар

   - Присмотрите за раненым. Если он умрёт, похороните его.

   Лицо девушки, испуганно следившей за чужаками, разгладилось. Она робко улыбнулась и кивнула.

   Ромка, во главе своей разношёрстной команды, двинулся со двора. На поясе его висел меч, и тяжёлый, широкий ремень прижимал рану, которая продолжала зудеть, как от укуса стаи здоровенных комаров. За своим предводителем шли Кривонос с Толстопупом, один мечом, взятым у оставленного умирать солдата, другой с копьём и пращей. Кривонос надел на себя защитную безрукавку, которая пришлась ему почти впору, и удивительно преобразился. Спина бывшего раба выпрямилась, а лицо обрело суровое и гордое выражение, так непохожее на прежнее, что Ромка едва узнал его.

   Два дюжих солдата замыкали шествие. Они шагали позади бежавших вприпрыжку мальцов, Мухобоя и сына старосты, с пращами на поясах.

   Ромка отошёл от дома и взглянул на своё маленькое войско. Полуденное солнце ярко освещало улицу деревни, по которой они шли за ним, такие разные, что он поёжился. Неожиданная мысль, полузабытое воспоминание из прочитанной книги вспыхнуло в его мозгу, и Ромка тихо сказал, щурясь от ослепительного блеска солнца:

   - Семеро против Фив. А в конце похода их ждал пушистый северный зверь. Нас семеро... Осталось только найти эти Фивы.

   Глава 20

   - Однорогий баран - тоже баран, - солдат-новобранец облизал пальцы. Лицо его блестело от пота и горячего жира.

   - Война - это такое дело, - сказал Кривонос, обгладывая косточку. - Сегодня ты наелся до отвала, а завтра тебя самого прирежут, как барана.

   - Такая наша доля, - рассудительно ответил солдат, и потянулся за новым куском. - Тут главное - выбрать хорошего вождя.

   Он искоса взглянул на своего предводителя, и тихо спросил Кривоноса:

   - Это правда, что он сын бога?

   - Правда, - отозвался бывший раб, бросив кость и облизывая жирные пальцы. - Мать нашего Рома, дочь царя, понесла его от неведомого бога, когда тот явился к ней ночью.

   - Это как? - с любопытством спросил новобранец.

   - А так. Царь свою дочку запер под замок, и поставил служанку её сторожить. А ночью из пепла очага вырос этот самый бог, и царская дочка с ним зачала ребёнка. Когда папаша заметил, что она на сносях, он велел отобрать у дочки детей, как родит, и бросить их в воду.

   - И что, бросили?

   - А как же. Только река их не приняла, а вынесла на берег в корыте. Близнецов-то.

   - Так их двое было, детей?

   - Ну да. Наш Ром брата своего сейчас спасать идёт, дурья твоя голова. Иль не помнишь?

   - Помню, помню. Ты это, меня дураком не чести, - хмуро сказал солдат. - Ты хоть и друг нашего вождя, а я с тобой гусей не пас.

   - Не пас, твоя правда,- примирительно отозвался Кривонос. - Я уже не раб, а говорю всё ещё по-простому.

   - Ладно, забыли. Так что там дальше-то?

   - Дальше младенцы эти в корыте на берегу лежали, голодные. Тут их отец, тот самый бог, послал им самку волка, для пропитания. Чтоб молока поели, значит. Ну, птички всякие тоже прилетали, гусениц им в рот кидали, опять же.

   - Гусениц-то зачем? - недоверчиво спросил солдат.

   - А это мне сам Ром рассказал, как он гусениц ел, когда голодный у реки сидел, - невозмутимо ответил Кривонос. - Видать, уже большой был, запомнил. Как его дятлы кормили.

   Ромка посмотрел в глаза барану. Жареная голова на большом листе лопуха смотрела на него в упор запёкшимися, выкаченными глазами. Предводителю - лучший кусок.

   Изо рта животного торчали веточка базилика и пучок петрушки. Глупо даже спрашивать, есть ли здесь кетчуп.

   Он оглянулся на Козочку. Та скромно сидела позади, сложив тонкие ручки на коленках. Перед ней лежал пустой листок с пучком петрушки.

   - Почему ты не ешь?

   - Я буду есть то, что мой господин мне оставит по доброте своей, - ответила Козочка, жадно глядя на жареную голову.

   - Господин?

   - Ты сам сказал, что я твоя женщина, - с достоинством отозвалась девчонка. В животе у неё заурчало, и она прижала его ладошками.

   Ромка взялся за жаркое и решительно выковырял запёкшиеся глазки из бараньей головы. Господин? Ну что ж, сама напросилась.

   - На, ешь.

   Козочка радостно ухватила в ладошки оба глаза и вывалила на свой листок лопуха.

   - Спасибо, Ром! Как ты догадался, что я их хочу?

   Ромка отвернулся, не в силах смотреть на чавкающую Козочку. Пусть есть, если нравится.

   Сегодня их маленькое войско выросло вдвое.

   Они бодрым маршем вышли из разорённой деревни, прошагали по дороге до развилки, и свернули к северу. Когда солнце миновало высшую точку в небе, Ромкин отряд из семи человек, за которым трусила на лошадке Козочка, вышел к реке. Река бурлила, переливаясь через камни у берега и брызгая мутной водой. Через русло был перекинут навесной мост, и его дощатые планки намокли от брызг. "Весна" - сказал Толстопуп. - "Река разлилась".

   На другой стороне реки паслись козы, и босоногие мальчишки бегали вдоль берега, кидая камушки в мутную воду.

   Отряд перебрался через мост. Мальчишки, завидев вооружённых людей, с криками погнали коз в сторону леса.

   Они пошли по дороге, поднимая пыль. Солнце пекло головы, жара стала невыносимой, и мальчишки с пращами уже еле плелись вслед за взрослыми, шаркая ногами. Наконец Ромка остановил свою лошадь и усадил мальцов рядом с Козочкой.

   Дорога повернула к холмам, густо поросшим низкорослыми сосёнками, и тут далеко впереди они увидели повозку. Это было нечто вроде грубой телеги, которую тянула пара волов.

   Ромкин отряд упорно шагал вслед за повозкой, но нагнал её только возле поворота. Возница щёлкнул языком, прикрикнул на волов, и громоздкая телега свернула с основной дороги. Грохоча и поскрипывая, повозка покатилась от развилки к утоптанной площадке, где толпились люди и стоял десяток домов из грубого камня.

   Волами правил парень в простом кожаном шлеме и такой же безрукавке с нашитыми на груди металлическими пластинками. Кожа безрукавки изрядно выцвела, а пластины имели потёртый вид.

   Возле повозки, на упитанном мерине обливался потом толстяк в белой фуфайке, расшитой по краю цветной нитью. Поверх фуфайки у толстяка красовался коричневый плащ тонкого сукна. Плащ был сколот у горла блестящей пряжкой с синим камушком.

   Толстяк тяжело дышал и обливался потом. Он то и дело отирал ладонью покрасневший лоб и круглое лицо с мясистым носом.

   - Погоняй волов, парень! - неожиданно зычным голосом гаркнул он, когда маленький отряд догнал телегу. - Я уже испёкся, клянусь грудями богини!

   Он оглядел нагнавший их отряд, и положил руку на пояс, где висел меч в новеньких ножнах. Парень на повозке выпрямился, посмотрел на Ромкиных спутников, и насмешливо выкрикнул:

   - Эй, Губотряс! Куда добычу тащишь?

   Ещё один вояка, с другой стороны повозки, что сидел, свесив ноги, захохотал:

   - После нас объедки подобрали? Два мальца и девка?

   Один из солдат Ромкиного отряда молча помахал рукой в ответ.

   А Роман похолодел, глядя на людей, которые тесной кучкой сидели в повозке. Несколько молодых мужчин и женщин сидели, опустив головы, под палящим солнцем. Шею каждого обхватывала верёвочная петля. Руки их тоже были связаны верёвкой.

   Ожидая и боясь увидеть Рэма, Ромка вгляделся в сидящих на жёстких досках людей. В глазах у него потемнело от волнения, он моргнул, смахнув ладонью пот. Никого, хоть немного похожего на его двойника, не было видно.

   Волы тем временем подкатили свой груз прямо к площади, и повозка остановилась. Из собравшейся на площади толпы вышел старик в белой простынке, перетянутой по поясу плетёным ремнём. На плечах, поверх белого одеяния, у старика была накинута шкура волка.

   - Что ищете, добрые люди? - спросил старик.

   - Вы меня знаете, - громко ответил толстяк, остановив своего мерина напротив старика. - Я приезжал к вам зимой по поручению моего господина. Сейчас я ищу беглых рабов. Каждый, кто видел беглецов, должен сообщить мне. А если у вас есть люди, желающие продать моему господину своих детей или работников, они могут сделать это сейчас.