Оборотный город

— Это те, что… — я выразительно ткнул пальцем вверх, — которых мне пришлось слегка покрошить в порядке разумных мер самообороны?

— Ага, тока зазря ты с ними так-то, — вступил в разговор второй упырь-красавец. — Чумчары, они злопамятные и долгопомнящие, теперя везде тя искать будут, покуда не решат!

— Чего не решат?

— Тебя! У них хучь носов и нет, а запахи чуют любой легавой на зависть…

— И что ж мне теперь, застрелиться от их любви?

— Беречься тебе надо, хорунжий, — честно предупредили оба. — Щас твоя жизня и копейки медной не стоит, ты сам уже под землёй, а наверху тя чумчары всей кодлой дожидаются. Может, махнёшь рукой, да и нам на прокорм сдашься? Мы-то те, поди, не чужие будем, почти ить родственники! Нет? Ну как хошь, наше дело предложить…

Мы свернули в какой-то узенький проход и буквально через пять-шесть минут вышли к настоящему сказочному городу. Ей-богу, я даже невольно перекрестился, но наваждение не сгинуло, а, наоборот, обрушилось на меня всей своей пугающей реальностью.

Прямо перед нами, не более чем в получасе ходьбы, возвышался самый прекрасный из всех виденных мною городов! Пусть, конечно, я не так много видел, но… высокие белые стены, стройные дома, горящие золотом шпили, разноцветные крыши башен, шумящие кроны деревьев — всё это завораживало и покоряло! Вокруг разливалась какая-то неуловимая аура света, тепла и благорасположенности, буквально озаряя это дивное место.

Я встал разинув рот, едва дыша от восторга и умиления. Моня и Шлёма одновременно покрутили пальчиками у виска:

— Мы ж те говорили, казачок, тута всё как есть одна голая видимость, обман, иллюзия. Держись за нами, короче… О, глянь-кась, от и первая иллюзия сюда обеими ногами чешет!

Я обернулся в указанную сторону. Слева от нас по узкой тропиночке, грациозно покачивая бёдрами, шла стройная красавица в простом крестьянском платье. Лицо, фигура, взгляд, формы — всё в ней вызывало желание и трепет! Да таких красавиц на всём белом свете и десятка не сыщется! Я невольно поймал себя на том, что не свожу с неё масленых глаз…

— От так они нашего брата и зажёвывают, — философски вздохнул Шлёма и неожиданно громко рявкнул: — А ну отвали, грымза липучая, энто наш хорунжий!

— Ой, внучек, да куды ж вам двоим-то стока мяса?! — звонким, словно хрустальные зимние бубенчики, голоском взмолилась красавица. — Всё одно Хозяйка отберёт, чё ж жадничать? Чай, я, беззубая, много не съем…

— Пошла прочь, Фроська-попрошайка!

— Ну хучь косточку бедренную на супец? Я ить его первая заприметила, я ему дорогу завернула. — Девушка встала передо мной вплотную, и я вдруг с ужасом вспомнил, где мог видеть этот пронзительный взгляд. — Ну а ты сам, казачок, нешто не уступишь бабушке? Бабушка голодная, бабушка кушать хочет, бабушка уже неделю, почитай, как свежей кровушки не лизнула. Возьми сабельку острую да своею рукой и обруби кусок, какой не жалко. Лучше филейный! Ну не жмотничай, ты ж небось благородный, давай не слушай их, режь, да помясистее…

— Пошла вон, синявка с плесенью, — дружно замахнулись на неё мои знакомцы, а я так и стоял столб столбом, протирая глаза, веря и не веря всему происходящему. Неужели эта прекрасная девушка Ефросинья на самом деле и есть та злобная старушенция, что сбила меня с пути? Неужели в этом оборотном мире действительно так легко обмануться? Неужели моя единственная защита и опора здесь — это двое нахальных упырей, имеющих свой гастрономический интерес к моей скромно-упитанной персоне?

— Ох, да хоть ухо ему откусить дайте, волки заразные! — Отчаянно застонав, красавица всем бюстом кинулась мне на грудь, — Хрящику живого на холодец хотца-а!

Я даже не успел вытащить саблю, как нежные девичьи губки раскрылись прямо перед моим носом, демонстрируя восхитительные ровные зубки и… Два кудрявых молодца вцепились в неё с обеих сторон, оттаскивая и матерясь.

— Жлобьё! Субъекты неотёсанные! Тока хрящик! Да тьфу на вас, тьфу на вас, тьфу!

Один прямолинейный плевок ровнёхонько угодил мне в глаз. Боль была такая, что я завопил, как перепуганный заяц. Щипало немилосердно, словно бы мне плеснули под веко чистого спирту или сунули горящую спичку. Но когда я кое-как проморгался, протёр глаз кулаком и слёзы смыли жжение, то…

Силы небесные, что это?!

Я вдруг увидел ту же самую девушку как будто размытой, а внутри её чёткий чёрный силуэт крючконосой старухи-ведьмы! Она отчаянно пиналась, отбиваясь от двух высоких парней, внутри которых угадывались знакомые черты моих упырей! Вот те на…

Я закрыл левый глаз — теперь были ясно видны красивые личины всей троицы. Закрыл правый — а вот левым я отличнейше видел их в истинном облике, без всяких личин! Если же смотреть обоими глазами, то полученная картинка размывалась надвое, но зато сразу становилось понятно, кто за кем прячется…

— Слышь, ты чё наделала, корова лишаистая?! Он ить теперь нас как есть видит!

— Упс… — по-иноземному извинилась девушка. — Чё, и впрямь попала, чё ли? Ну уж простите старую, не по злобе, а по прихоти случайной голодной слюной не промахнулася. А может, оно у него само пройдёт? Я б тогда отвлекла, вы напоили, да все вместе и воспользовались, ко всеобщему удовлетворению…

— Ты чё порешь, извращенка озабоченная, — даже покраснели Моня и Шлёма. — Мы, чай, не такие, не верь ей, хорунжий! А ты пошла отсель, покуда не накостыляли! От пакостница, надо ж…

Красавица-старуха два в одном, злобно шипя, захромала по тропиночке назад, в сторону города. Я во время всего этого препохабнейшего действа молчал в тряпочку, ни во что не вмешиваясь и лишь пытаясь удержать собственный рассудок в трезвости и порядке. Стоило бы, наверное, выпить стопочку, да не было. Ладно, попробуем принять всё как есть. Играем теми картами, которые нам раздала капризница Судьба…

— Бабка Фрося… вишь как скоренько лаптями перебирает, — грустно отметил Шлёма, почёсывая в затылке, — щас небось всех перебаламутит, чё мы живого человека в оборотный город ведём. Понабегут же все с вилками да тарелками…

— В обход надоть идти, — решительно похлопал меня по плечу второй упырь. — Мы тя, Иловайский, до Хозяйки доведём, а там уж она о твоей судьбе и озаботится. Может, сразу съест, может, сперначала чем одарит да и в полюбовники себе возьмёт. Она у нас мадама своенравная, ей перечить — что с лосем в пустой избе бодаться. Всё одно догонит, прижмёт и обслюнявит!

— Так, а ну хватит всякую чушь нести, — опомнился я, как только зримо представил себя целующимся с сохатым чучелом. — Мне до вашей Хозяйки дела нет, мне коня вернуть надо. А ну пошли! И пусть только кто попробует остановить — на один взмах откочерыжу кочерыжку!

— Энто он… про голову, чё ли? — недопонял Шлёма. Моня, как смог, объяснил другу на ухо, и тот предпочёл быстренько мне улыбнуться: — А и впрямь, чё мы тут застряли-то? Идём, идём, путь неблизкий, да и конь верный хорунжего изождался весь.

Вот так, бодрым размашистым шагом, мы двинулись вниз по широкому тоннелю к городской заставе, не доходя до которой шагов пятьдесят свернули влево. Упыри тут явно не в первый раз и отлично знают все тайные пути, хочешь не хочешь, а приходится им довериться. Ну не мог, не мог я появиться пред грозным дядюшкой без араба, без пакета и даже без денщика.

Кстати, надеюсь, хоть с Прохором ничего не случилось. Как встречу его, непременно извинюсь и пообещаю впредь не нестись сломя голову вскачь, забывая о старом товарище лишь потому, что у него менее резвая лошадь.

— Шабаш, братва, стопоримся! — неожиданно поднял руку Моня.

Мы замерли на полушаге.

— Мне чё в башку-то вдарило: не проведём мы его по городу, по-любому не проведём. Он ить мало того что пахнет живым, так ещё и внешне кровь с молоком! Порвут его нам, как есть порвут на лоскутное одеяло…

— А чё делать-то? Он же помирать сам отказался.

— Покойничком ему надоть стать.

— А-а, это разом, — чему-то обрадовался Шлёма, кинувшись меня душить. Естественно, мигом схлопотал по ушам, под дых и эфесом сабли в рыло.