Страница 7 из 117
— Но разве Брумхолл не станет и моим домом тоже? Домом моих детей, твоих внуков? Почему мы должны рассчитывать только на его доходы? Мой отец — один из самых богатых людей Шотландии и я, единственное дитя, его наследница. Доход от наших земель превышает восемнадцать тысяч фунтов в год. Это же в три раза больше суммы, которую, как сказал мне Элджин, отпускает правительство на содержание его посольства. Прими, пожалуйста, во внимание наше благополучие, достоинства и добродетели человека, который просит моей руки, чувства, возникшие во мне по отношению к нему за эти несколько недель. Почему мы сейчас говорим только о деньгах? Что такое деньга перед лицом любви? Хотелось бы мне думать, что счастье твоей дочери для тебя, папа, важнее их. Мы, Нисбеты, никогда не останемся без средств, но как легко можно провести жизнь, не узнав и тени того любовного чувства, да, любовного чувства, которое я питаю к лорду Элджину.
— Какой дар красноречия, Мэри! — ответил отец, отворачиваясь, чтобы удалиться к себе в кабинет. — Досадно, что женщин не назначают в дипломаты.
Тем не менее уже через две недели, с помощью матери, которая оказалась ее единомышленницей, Мэри одержала верх над отцом. Мистер Нисбет, будучи скептиком и весьма трезво настроенным отцом, распорядился выдать новобрачным закладную, процентами с которой Элджин мог распоряжаться по своему усмотрению. Но будущий муж не располагал возможностью даже прикоснуться к капиталу жены без письменного согласия мистера Нисбета.
«Это застрахует нас от его привычек», — объяснил он сначала дочери, затем, с глазу на глаз, Элджину, чем обидел юную невесту.
После скромного венчания молодые сняли резиденцию в Лондоне, где Элджин мог знакомиться с кандидатурами тех, кого собирался нанять для работы в английском посольстве в Константинополе. Последние недели перед свадьбой Мэри прожила, обуреваемая волнениями и в смятении чувств перед огромными переменами, которые ждали ее. Она ощущала, как ширится внутри ее счастье и одновременно растет в груди нервное ожидание, достигшее апофеоза в час, когда она стояла перед алтарем. Голова ее закружилась, девушка пошатнулась и потеряла сознание. Ни Элджин, стоявший рядом, ни кто-либо из присутствовавших не успели прийти на помощь и предотвратить падение. Едва придя в сознание, она со страхом подумала, не было ли в этом странном обмороке проявления одного из ее предчувствий. Мэри лежала, не открывая глаз и напряженно размышляя. Не знак ли это предостережения свыше? Не следует ли ей отказаться от замужества, влекущего переезд в чужие земли? Но глубокий, полный тревоги за нее голос Элджина, его просьба срочно вызвать врача, настояние не продолжать церемонии, пока невесту не осмотрит доктор, развеяли страхи. О, разумеется, она выйдет за этого человека, ведь он тревожится за нее так, будто от этого зависит его собственная жизнь. Кроме того, разве ей не доводилось иметь предчувствия не только о дурных событиях, но и добрых? Это и вправду знак небес, сказала она себе, но знак, предвещающий ту волнующую, исполненную любви жизнь, которую приготовил для нее возлюбленный. До слуха девушки донесся шепот матери: «Нервы бедной крошки были буквально на грани перед таким великим событием» — и слова Элджина, выразившего надежду, что его невесту оно не страшило. Мэри села, улыбнулась, уверила присутствующих, что опасения их напрасны. Ничто не может помешать ей выйти замуж за Элджина, который в день венчания представлял из себя исключительно импозантную фигуру — модный фрак, знатность, титулы — и к тому же так влюблен в нее. Она медленно встала на ноги, пока мать хлопотала рядом, оправляя подвенечный наряд и фату. Епископ Сандфорд пристально уставился на Мэри и вполголоса осведомился, нет ли у нее на душе чего такого, в чем она бы хотела ему исповедаться. Но девушка тряхнула головкой, прогоняя слабость, выпрямилась и спустя минуту стала тем, кем быть ей выпала судьба, — Мэри Гамильтон Нисбет Брюс, графиней Элджин. Ни одному из самых богатых, но нетитулованных землевладельцев Шотландии не удалось бы выдать дочь замуж более удачно.
К обеденному часу «Фаэтон» все так же продолжал бороться с волнением разбушевавшейся морской стихии, но недомогания и злосчастья Мэри, казалось, решили дать ей отдых. Она прошла к столу и, сидя рядом с капитаном Моррисом, лордом Элджином и все еще сохраняющими угрюмость сотрудниками миссии, отдала должное солонине, квашеной капусте, бобам, вяленой рыбе и галетам. Вонь мокрой древесины, разбухшей от морской воды и плесени, убивала запах съестного. Мэри не могла бы сказать, хорошо или дурно приготовлена пища, ибо аппетит ее был так же плох, как и настроение в этот дождливый вечер. Двадцать один год своей жизни она была полна неуемной энергии, но в этот час оказалась так слаба, что не имела сил даже на то, чтобы разрезать мясо на своей тарелке. Неприглядная вилка с кривыми зубцами была под стать затупившемуся ножу. Она хотела было попросить об этой услуге мужа, но решила не выглядеть в глазах собравшихся беспомощным ребенком. Однажды, припомнила она вдруг, Элджин кормил ее с ложечки политой медом клубникой с ломтиками сладкой дыни, но это было в интимном уединении их супружеской спальни. Мэри почувствовала, как что-то вздрогнуло в ее теле при этом воспоминании. Отправляя в ее рот кусочек за кусочком, Элджин разрезал каждую ягоду пополам и уложил эти половинки на ее соски. Потом медленно, покусывая «тарелочки» губами, съел ягоды и облизнул следы сока с ее груди. Думать об этом даже в этой неподходящей обстановке было приятно, хоть она и сама почувствовала, как необъяснимо для других разгорелись ее щеки. На мгновение легкий трепет пробежал по жилам и заставил забыть о тошноте. Она невольно бросила взгляд на мужа, но не нашла в нем ничего, что могло бы напомнить того пылкого влюбленного, каким он был еще два месяца назад.
Элджин сидел, погрузившись в угрюмое молчание, методично управляясь со своей порцией мяса на тарелке, каждый подносимый ко рту кусок сопровождая щедрым глотком вина, причем не того пойла, которое подавали на борту, а отобранного из собственных кладовых. Подчиненные тоже хранили молчание. Мэри подумала, что звук жующих челюстей, сопровождаемый металлическим звяканьем столовых приборов, может свести с ума. Конечно, этих людей нетрудно понять. После объявления, сделанного нынче Элджином, они расстроены, но разве было так уж необходимо погружать их в меланхолию?
Она принялась размышлять о собравшихся за столом унылых мужчинах и, несмотря на подавлявшую ее слабость, решила попытаться поднять настроение у этих бедолаг, спасти сегодняшний вечер, чтобы, по возможности, наладить отношения мужа с его сотрудниками. В противном случае их ждет не только долгий печальный вечер, но и два столь же печальных нескончаемых года на чужбине. Чрезвычайно важно с самого начала взять правильный тон с этими людьми. Элджин ставит свою репутацию в зависимость от успеха его миссии, а разве ее собственное счастье и счастье их будущих детей не зависят от этого же?
«Доброе словцо молвить не труднее, чем злое», — учила ее старая шотландская нянька, и Мэри всегда верила в справедливость сказанного.
Она станет утешительницей своих спутников, а не косвенной причиной их огорчения. Унаследовавшая шотландский прагматизм отца и решительность матери-англичанки, она не сомневалась в том, что здравый ум в сочетании с сильной волей справятся с любым препятствием. Человек в состоянии владеть своими чувствами и настроениями, даже если этот человек так плохо переносит первую беременность, сопровождаемую к тому же отвратительными условиями морского переезда. Так же глубоко Мэри верила, что если «этот человек» умен и красив и к тому же настоящая женщина, то он в состоянии справиться и с чувствами, и с настроениями окружающих мужчин.
— Кажется, нам удалось не только уцелеть в штормах нынешнего дня, но и не понести особых потерь, — приветливо обратилась она к собравшимся, не предполагая, что в этот момент приоткрыла ящик Пандоры.