Похищение Афины

— Не понимаю. Ведь, поступая так со мною, он позорит и себя, и детей. Что за чудовище обитает в его сердце?

Она с ужасом подумала, что все годы ее замужества это чудовище таилось, выжидая подходящего времени для атаки.

— Я знал Элджина очень давно. Никогда не любил его, но мне и присниться не могло, что он способен на такое. Он просто невменяем! Публичное мнение уже отвернулось от него вследствие того, что он делает. Ты знаешь, он обратился с новым запросом о присвоении ему звания пэра на основании того, что им сделан огромный вклад в развитие искусства в Англии? И ему в этом было отказано! Большинству людей отвратительно то преследование, которому он подверг тебя. Ему теперь не дождаться никакой дипломатической службы.

Элджин ступил на дорогу саморазрушения. До Мэри дошли слухи о том, что он в частном порядке разослал письма генеральному казначею и премьер-министру, в которых снова обратился с просьбой компенсировать его издержки на посту посла, включив в них проведение раскопок и транспортировку мраморов морем. Список его долгов был опубликован в «Таймс» на обозрение всему миру, и сумма их, с учетом процентов, составила девяносто тысяч фунтов. В правильности этой величины Мэри не сомневалась, так как некоторую часть долгов оплатила сама из родительских денег. Если чьи-то расходы и следует компенсировать, то, разумеется, ее, но этого, конечно, никогда не случится. Будет удивительно, если сам Элджин увидит хоть один пенс компенсации.

— Элджин разорен, он погубил себя, — сказала она однажды Роберту. — Этот человек еще не раз проклянет свои мраморы. А потом станет всем рассказывать, как он разорился ради любви к английскому искусству. И никогда не признает, что на самом деле погубили его собственные привычки.

Роберт мерил шагами комнату, что-то обдумывая. Вдруг он прищелкнул пальцами — в эту минуту точь-в-точь как большой кот, проглотивший воробья.

— Кажется, есть способ остановить его, Мэри. Нам надо заявить претензию на его мраморы! Именно ты оплачивала все раскопки, погрузки и транспортировку. А что? Они настолько же принадлежат тебе, насколько ему. И если ты пригрозишь забрать их, он капитулирует.

Почему она об этом не подумала? Они принадлежат ей, как принадлежит и все имущество, приобретенное за годы брака. У нее есть все необходимые расписки и счета об уплате.

— Мраморы — единственное, чем он владеет. Брумхолл заложен, все его имущество давно распродано. Роберт, ты считаешь возможным обосновать такую претензию?

— Это следует выяснить.

— Но имей в виду, мне они совершенно ни к чему. Надеюсь больше никогда в жизни их не видеть. Конечно, они прекрасны, но их красота… не знаю даже как выразиться… в общем, они не созданы для того, чтоб ими владели простые смертные.

В этих мраморах было что-то повергающее в благоговейный ужас. Она вспомнила напугавшее ее когда-то видение Немезиды.

— Что за фантастические вымыслы в устах здравомыслящей шотландочки, — сказал Роберт, поддразнивая ее.

— Просто ты их не видел. Они по-настоящему загадочны, они завораживают.

Роберт улыбнулся, и она не могла винить его за это. Должно быть, и впрямь ее слова звучали смешно. Но она не могла ничего объяснить ему: история была слишком долгой.

— Даже если они не такие уж и завораживающие, как я думаю, — продолжала Мэри, — мне не требуется сто двадцать тонн мраморных статуй. Но если я пригрожу ему, возможно, Элджин и оставит меня в покое. Если он поверит, что может лишиться их, не заработав на них ничего и не имея кредита на создание коллекции, он, может, не станет так торопиться лишать меня возможности видеть моих детей.

— Вся моя жизнь с Элджином оказалась неудачной!

Роберт только что вошел и как раз передавал лакею пальто и шляпу, когда Мэри встретила его в вестибюле этими словами. Ее отца с матерью уже не беспокоили отношения Мэри и Роберта, и понемногу они начинали относиться к нему как к будущему мужу дочери, который, возможно, станет спутником их старости. Они полагались на его суждения, когда вместе с адвокатами разрабатывали методы защиты на суде от притязаний Элджина. Но, по правде говоря, родители перестали с подозрением относиться к его поведению и приняли в семью только в качестве единственного оплота против потери их дочерью как репутации, так и детей.

— О чем ты? — переспросил он, и немедленно на его лице появилось выражение озабоченности.

— Я говорю о мятеже в Константинополе! Ты, наверное, помнишь, что в прошлом году мой друг, граф Себастиани, убедил султана расторгнуть мирный договор с Россией ради союза с Францией?

— Конечно помню. Никогда не имел ничего против этого Себастиани. Он неплохой парень и сделал немало, чтоб помочь тебе, когда Элджин был в тюрьме.

— Я знаю. — Мэри тоже сохранила теплые воспоминания об этом молодом человеке, к которому всегда относилась как к другу. — Но этот союз заставил Англию объединиться с Россией и тем свел на нет все наши усилия достичь дипломатических успехов в отношениях с Оттоманской империей. А сейчас ситуация стала еще хуже. Янычары, которые когда-то сопровождали меня в поездках по городу, подняли мятеж! Они заперли султана во дворце, а потом этот несчастный был убит главой стражи черных евнухов!

Мэри живо помнила этого евнуха, того, который пытался помешать ей посетить госпожу валиде, отказавшись выслать навстречу чужеземке парадное судно. Он подверг опасности ее жизнь, заставив пересекать залив в утлой лодчонке. Как же давно это случилось! Тогда Брюс был совсем маленьким, а крошка Мэри только что появилась на свет.

У Мэри сердце болело за валиде и Ханум, которая была любимой женой султана. Что случилось с ее прежними подругами? Нет сомнений в том, что обе женщины содержатся под стражей в том самом дворце, в котором валиде прожила так долго, ожидая прихода к власти ее сына. После происшедшего переворота получить от них известие наверняка будет невозможно.

— Сегодня попозже я пойду в церковь помолиться за моих друзей. Хотя кто знает? Сам капитан-паша вполне мог стоять за этим заговором. Думаю, мы никогда не узнаем правды. При всей доброжелательности, которая царила в моих отношениях с ними, должна согласиться, турки совершенно непостижимы.

— Раз уж мы заговорили о прошлом, позволь, я расскажу тебе новость, которая, возможно, удивит тебя еще больше.

— Не думаю, что смогу выдержать еще одно потрясение, Роберт.

Что еще могло случиться? Кто-нибудь умер?

— Кое-кто из высокопоставленных чиновников заявляет, что мраморы Элджина подделка.

— Что?

Роберт помахал в воздухе брошюрой, которую принес с собой.

— У него много недоброжелателей, Мэри, и одним из наиболее влиятельных является Общество любителей древностей. Члены его разделяют мнение Пэйна Найта о том, что Элджином вывезены из Греции статуи римского периода. Но это обвинение беспочвенно. Сэр Джозеф Бэнкс советовался с мировыми авторитетами в области античных искусств. Они утверждают, что эти статуи подлинные.

— Я это знаю наверняка, — сказала Мэри. — Мы с «грамотеями» нашли многочисленные упоминания об этих шедеврах в трудах древних авторов, а это, безусловно, доказывает их подлинность. И я не могу понять, почему мистер Найт так настаивает на своем.

— Потому что появление в нашей стране произведений Фидия автоматически лишает всякой ценности то, что он со своими помощниками натащил из Италии. В этом и кроется причина.

Роберт воспользовался своими связями в лондонском обществе, чтоб выяснить планы Элджина в отношении его греческой коллекции. За очень высокую цену — как Элджин сумел раздобыть деньги, Мэри не могла понять, скорее всего, для этой цели был использован кредит — он приобрел особняк на углу Пикадилли и Парк-лейн для того, чтобы организовать выставку.

— Сейчас, Мэри, он проводит там представления в духе тех, когда на арене выступают циркачи, канатоходцы и акробаты.

Роберт накупил газет, которые пестрели сообщениями о происходящей выставке древних мраморов, и выложил их на столик. Мэри приказала подать чай, и за едой они вдвоем стали жадно просматривать статьи.