Страница 32 из 64
В романе, как можно почувствовать из цитированного, присутствует своя серьезная философия. Пусть временами она излишне тяжеловесна, как здесь, но она так интонирует книгу, что прочесть «Аптекаря» как легкожанровое произведение в духе «фэнтэзи» невозможно. Как и весь «Останкинский триптих», роман многозначителен, Я рискнул бы заявить даже, что «Аптекарь» – большая удача писателя, чем «Альтист Данилов» (хотя именно первому роману сопутствовал шумный успех). Он глубже, зрелее и является смысловым центром «триптиха» не только потому, что по хронологии стоит в нем вторым. «Альтист Данилов» вызывал у читателей прямые ассоциации с «Мастером и Маргаритой» Булгакова, и было из-за чего. Одним такое прямое внешнее сходство нравилось (и они наивно восторгались: «Второй Булгаков!»). Других именно оно раздражало по профессионально понятным причинам: «вторые» в литературе – это что-то вроде знаменитой булгаковской же «осетрины второй свежести»… Думаю, что если бы на месте «Альтиста» был «Аптекарь», даже проблемы сходства не возникло бы. В «Аптекаре» мистика и фантастика вводятся тоньше и заведомо по-своему, по-орловски, а не каким-либо иным образом. Это же характерно для «Шеврикуки».
Александр Проханов был на протяжении 90-х годов притчей во языцех «демократических» СМИ как главный редактор «красно-коричневой» и «ультранационалистической» (как они обычно выражались) газеты «День», переименованной затем в «Завтра».
Проханов Александр Андреевич (род. в 1938 г.) – прозаик, автор книг «Иду в путь мой» (1971), «Время полдень» (1977), «Место действия» (1980), «Дерево в центре Кабула» (1982), «В островах охотник» (1984), «Горящие сады» (1984) и др. Главный редактор газеты «Завтра». До недавнего времени работал также в Литературном институте им. А. М. Горького. Живет в Москве.
Однако этот прозаик, в начале 80-х ставший известным своими смелыми экспедициями в Афганистан (где он подбирался порой куда ближе к душманам, чем иные тараторившие о боевых успехах советских войск – с брони стоящего посереди Кабула танка – журналисты), не прекращал в эти годы художественного творчества. Конец десятилетия даже ознаменовался у Проханова несомненным творческим подъемом. В 1998 году им издан роман о первой чеченской кампании «Чеченский блюз».
Сюжет романа основан на подлинных событиях неподготовленного, шапкозакидательского ввода российской бронеколонны в столицу Чеченской республики Грозный в новогоднюю ночь на грани 1994–1995 годов. Получен приказ тогдашнего министра обороны, и его зачитывает офицерам бригады некий генерал. Там утверждается, что «в силу своей малочисленности и неподготовленности противник не может оказать серьезного сопротивления регулярной армии». Офицеры отмалчиваются.
Однако начальник штаба не выдерживает и говорит во всеуслышание, что «в штабе бригады нет достаточной информации о противнике. О численности, вооружении, местах дислокации, способах противодействия. Бригада из-за нехватки времени была лишена возможности произвести разведку собственными силами, а из оперативной группы так и не поступили сведения, основанные на данных агентуры… Мне кажется, продвижение бронеколонн сквозь городские кварталы без поддержки пехоты, без предварительного выставления блокпостов на маршрутах противоречит классической тактике боя в условиях города. В академиях нас учили использовать опыт последних войн. Есть опасность подставить технику и личный состав под удар гранатометов и снайперов… ‹…›
– В силу сказанного, – завершал выступление начштаба, глядя не в лицо генералу, а на его восточные чувяки, попиравшие карту города, – кажется целесообразным перенести на неделю сроки вхождения в город. Провести интенсивную разведку по маршрутам движения. Составить подробные карты-схемы с указанием для каждого блокпоста его места, названия улицы, номера дома. Совершить привязку артиллерийских целей на перекрестках и крупных объектах, которые противник может использовать в качестве опорных пунктов. Время отсрочки употребить для ускоренного слаживания, подготовки личного состава подразделений…»
Однако бригаду бросают в город, который решено все же спешно взять по случаю Нового года и дня рождения Минобороны (и еще по одной скрытой причине, которая выясняется в романе постепенно). И вот бронеколонна идет по словно вымершему, но освещенному, нарядному новогоднему Грозному, затем занимает привокзальную площадь.
Главный герой, капитан Кудрявцев «увидел, как из соседних проулков, улочек на освещенную площадь стали выходить люди. Их появление вызвало облегчение. Город не был безлюдным, околдованным, не был брошен обитателями. Люди группами подходили к машинам – мужчины и женщины. Издали были видны их улыбки, цветные платки, поднятые в приветствиях руки. Подходили к танкам, кланялись, протягивали блюда с виноградом и яблоками, белые полотенца с хлебами».
«– Где Дудаев? – Кудрявцев спрыгнул на землю и стоял теперь перед пышноволосым мужчиной, разглядывая его смуглое лицо, белую рубаху под кожаным долгополым пальто, золотую цепочку на округлой шее. – Где боевики?
– Еще днем ушли. Узнали, что подходят войска, и ушли. Бросили Дворец, министерства, и кто как мог пешком, на машинах, сбежали. Мы – из комитета общественного согласия. Послали своих людей занять президентский Дворец. Завтра утром устроим митинг на площади в честь освободителей. Выступят наши народные лидеры».
Кудрявцева с подчиненными пышноволосый даже повел праздновать Новый год к себе домой на соседнюю улочку. Там тоже все благостно – сплошное легендарное кавказское гостеприимство и правильные речи:
«Из дома двое подростков вывели под руки старика в бараньей папахе, в длинной, похожей на кафтан телогрейке, в стеганых, обутых в калоши сапожках. Старик был белобород, белоус. На сморщенном лице выделялся сильный горбатый нос. Подслеповатые глаза были прикрыты косматыми седыми бровями. Старика подвели к Кудрявцеву, и старейшина пожал капитану руку своими холодными костлявыми пальцами:
– Дудаев кто?.. Дурак!.. На Россию замахнулся!.. Ему говорили: Джохар, ты сбесился? С Москвой дружить надо! Москва Чечне все дала. Нефть дала, города, ученых людей. Сколько Москву дразнить можно? Она терпит, терпит, а потом ударит. Вот и дождался! Чеченцы с русскими братья на все времена».
Но тут, как раз когда молодой лейтенант произносил перед «братьями» тост, в условленный миг весь город заревел «аллах акбар!», сосед чеченец всадил в горло так и не договорившему лейтенанту нож, а солдату, бросившемуся за автоматом, благостный подслеповатый старичок ловко подставил сапожок, и его тоже убили. Сидевший рядом с Кудрявцевым «седоусый профессор», к счастью для него, замешкался, «извлекая из-за ремня неуклюжий, неудобный пистолет», и капитан в суматохе сумел уйти. По площади, где сгрудилась бронетехника и толпились солдаты (которых с восточным коварством «гостеприимно» повыманивали из башен), из-за всех углов, из темных переулков, из домов, с крыш и даже с деревьев били притаившиеся до поры автоматчики и гранатометчики. Вспыхнуло горючее, загремели взрывы…
Самое страшное то, что все это не выдумка писателя. В Грозном тогда именно так вероломно встретили «освободителей».
Кудрявцев сумел собрать пятерых уцелевших солдат, и маленький отряд потом несколько дней героически держал оборону в трехэтажном доме (из которого боевики накануне выгнали русских жильцов, чтобы те не подали знак танкистам). Их пытались принудить к сдаче. Ничего не добившись, боевики послали чеченского мальчишку показать солдатам для устрашения отрезанную голову их сдавшегося в плен комбрига. Пробовали и атаковать, но отступили. Получил свое в бою с ребятами тот застольный «профессор», а пышноволосого «гостеприимного» хозяина Кудрявцев убил в рукопашной. Ворвалась наконец в город русская морская пехота, налетела авиация – только к тому времени кроме Кудрявцева уцелел лишь один солдатик (сын священника) да женщина, помогавшая им обороняться в доме…