Страница 35 из 42
Константин Воробьев ставит порой своего героя в такое положение, когда тот, не выдержав напора обстоятельств, «срывается». Сначала прикидывается послушным, порой все «бурлит» в нем, но ничего не поделаешь, надо... А потом срывается с тормозов, которые сдерживали истинную сущность этого человека. Антон Кержун рассказывает о своей внезапной любви, об извечном «треугольнике», в жизнь которого вмешивается коллектив и все разрушает. Вроде бы давным-давно известное, но с каким душевным волнением следим мы за событиями повести.
Вот пришел великан – и все изменятся, уйдут из жизни скука, пошлость, низость, ложь повседневной жизни, когда нужно прятаться, таиться, изменять самому себе ради покоя ближнего, который оказался скованным брачными узами. Что он, Антон Кержун, сделал Певневу, который тут же, как только переступил порог комнаты, его невзлюбил? И почему он должен приспосабливаться к хаму, даже не способному любить женщин? И в Антоне Кержуне растет протест, бунт против такой низкой повседневности, когда в жизни начинают господствовать подлые человеческие натуры. Возмущают его Верыванны, Певневы как воплощение мелкой мещанской души и ограниченности. Тут уж он беспощаден. Но одиноким, затерянным среди людей предстает герой К. Воробьева. Он выбивается из ряда, из коллектива и, предоставленный самому себе, мучается от невозможности поступать так, как все. Он хочет на виду у всех пойти к любимой, чтоб знали, но эта отвага дорого ему обойдется и будет наказана. И возникает страшная картина состояния человеческой души, когда под внешней благопристойностью скрываются мучительные, трагические противоречия, душевные муки...
Конечно, приметы внешнего мира интересуют К. Воробьева, и он внимательно живописует обстоятельства, события, обстановку, воссоздавая звучащий, красочный, предметно осязаемый мир, с дорогими ему и близкими людьми. То, что можно оглядеть, что можно потрогать. Но тайное, духовное, мысли, чувства, переживания, острые противоречия больше влекут его как писателя. И он находит горькие, полынно-крепкие слова, чтобы передать драматические переживания людей, оказавшихся в критическом положении, когда человек – как на ладони, весь тут без прикрас.
И с беспощадной откровенностью Антон Кержун после крушения его мечты о счастливой жизни вместе с любимой рассказывает в своей повести о всех драматических обстоятельствах этой истории, он ушел с работы, затаился в глухомани и писал, вспоминая все прекрасное и отвратительное, что произошло с ним совсем недавно. Чем жив человек? Почему ему приходится обманывать, врать, порочить? На эти и многие другие вопросы пытается ответить в своей исповеди Антон Кержун.
А Константин Останков вновь и вновь возвращается к своему детству и пытается ответить себе на вопрос: почему взрослые так легко поверили, что родной его дядя мог напасть на него с ножом? Ему действительно тогда казалось, что своими разоблачениями он приближает лучезарное будущее. Но почему же взрослые – журналисты, партийные работники – без суда и следствия поверили в эту прямую ложь? Нашлись ведь даже и свидетели, будто видевшие то, чего никогда не было! Врали, чтобы осудить невинного. Зачем? И вот, вспоминая минувшее, оставаясь наедине с своей совестью, когда особенно нелегко смотреть в глаза правде, Останков признается, что так нельзя было поступать, ложь тут же обрастает легендами, мифами, и некогда реальное становится фантастическим, придуманным. А в придуманное легче верить, тем более и мать уговаривала – подтверди вымысел негодяев, так будет лучше всем, пусть уж один пострадает. Так и сказал, как велели, а сейчас казнит себя беспощадным судом.
Один за другим проходят чередой герои Константина Воробьева. В них – автобиография целого поколения, автобиография тех, кто ушел на фронт, вынес плен, сражался в партизанском отряде, а потом в тяжких преодолениях искал свое место в мирной жизни. Пусть не все оказались такими стойкими и бескомпромиссными, как Белоголовый, Антон Кержун, но в этих судьбах раскрылись судьбы тех, кто остался верен себе, кто не подстраивался в поисках удобного местечка. Да, бывали моменты, когда пресс жизни беспощадно давил на человека, склоняя его к компромиссу, но герой К. Воробьева всегда делал правильный выбор, всегда в нем побеждал человек чести и собственного достоинства.
Вроде бы повести, собранные в сборнике, разрозненны – они о разном и написаны в разное время. Но книга получилась цельная, как будто создана на одном дыхании. Объединяет эти повести позиция героев-рассказчиков (за ними легко угадывается сам автор), одинаково не приемлющих фальшь, ложь, самодовольство, особенно духовное самодовольство, всякую искусственность и позу, надуманную игру и значительность. Честность, бескорыстие, подлинность в проявлении чувств, чистота и благородство помыслов – вот истинные ценности, которым поклоняются герои Константина Воробьева. И достойны презрения те, кто не может ради собственного благополучия устоять перед соблазном житейских компромиссов.
Повести расположены в хронологическом порядке, действие в них начинается в 1943-м и завершается в 70-х годах.
Война и коллективизация – вот два крупных исторических события, которые формировали душу и характер главных героев К. Воробьева. И пусть в одном случае героя называют Антон Кержун, в другом – Константин Останков, в третьем – Родион Сыромуков, но все они, столь разные по своим индивидуальным характерам, сливаются как бы в один человеческий образ – образ поколения, когда возникают главные вопросы жизни: отношение к нравственным ценностям русского народа. И писатель с горечью устами Сыромукова из повести «...И всему роду твоему» говорит о своем современнике, перечисляя его отрицательные черты: «Он чересчур торопится заглянуть в любой финал. Скажем, в конец своей дружбы, любви, в конец книги, в конец своего пути. Кроме того, он изрядно и повсеместно обнаглел, требуя и получая от жизни больше, чем ему причитается... У человека должно быть недосягаемое в жизни... потому что убежденность любого и каждого во вседоступности в конечном итоге сведет на нет творческое усилие таланта, просвещенность, честь, доблесть, трудолюбие и тому подобные высшие достоинства разума и воли!»
В 1975 году, когда К. Воробьев работал над повестью «...И всему роду твоему», он откровенно признался, что в книгах современных беллетристов нет мудрости: «Возможно, дело в том, что большинство нынешних писателей представляется мне чересчур резвыми и здоровыми, извините, мужиками, и поэтому чужая человеческая жизнь в их сочинениях похожа не на кардиограмму сердца, а на прямой вороненый штык». Воспринимать человеческую жизнь как кардиограмму сердца... Только в этом случае писатель создаст нужное для своего народа и времени произведение, откроет тайные глубины человеческой души. Таким предстает и Константин Воробьев в сборнике «Друг мой Момич».
Повесть, давшая название сборнику, напечатана впервые, хотя написана еще в 1965 году. С историей создания этой вещи связаны и некоторые мои личные воспоминания.
Я познакомился с Константином Воробьевым в тяжелое для него время. С газетных и журнальных страниц, в выступлениях и докладах постоянно сыпались упреки по его адресу за его повесть «Убиты под Москвой», опубликованную в «Новом мире» (1963. № 2). Упрекали за искаженное изображение великой битвы под Москвой в ноябрьские дни 1941 года, за отбор «лишь самого плохого, самого трагичного», «за вольное или невольное сгущение красок», за «настроение безысходности, бессмысленности жертв, принесенных на алтарь Отечества, которое навевает произведение»... Эти упреки, конечно, самое безобидные, а ведь говорили и писали слова похлестче: «Да, из неглубокого колодца черпали материал для своих повестей К. Воробьев и Б. Окуджава. И дно этого колодца покрывал отнюдь не чистый песок. Вот и всплыла у них на поверхность всякого рода слизь да липкая грязь. А все чистое, мужественное, святое, что характеризовало нашего человека на войне, оказалось погребено под густым слоем этого ила» (Урал. 1963. № 9).