Страница 7 из 24
Пока я довольно поверхностно осматривал комнату, он стоял в дверях. Это была спальня, очень большая. Обстановка — простой комод, кресло, стол и кровать, и все ручной работы и, видимо, очень дорогое. На столике у кровати стоял телефонный аппарат ярко-красного цвета. На стенах в геометрически точном порядке висели гравюры парусных судов и рисунки Одюбона. На полу — ковры Навахо, а на кровати — одеяло, подобранное в тон к одному из ковров.
— Он интересовался судами и мореплавателями?
— Нет, не особенно. Он нередко составлял мне компанию и ходил со мной на яхте, когда мне было не с кем больше. Это существенно?
— Нет, я просто удивляюсь, почему он повесил столько морских гравюр?
— Это не он.
— Он интересовался птицами?
— Не думаю.
— Кто выбирал картины?
— Я, — сказала Эллен Хиллман из коридора. — Я украшала для Тома комнату. И ему понравилось, да, Ральф?
Хиллман что-то пробубнил. Я подошел к окнам: они выходили на полукруглую аллею. Были видны заросли, площадка для гольфа, шоссе, по которому бегали взад и вперед маленькие машинки. Я представил, как Том сидит в этой комнате по вечерам и наблюдает за огоньками на шоссе.
Толстая книга с нотами лежала открытой на кожаном сиденье стула.
— Мистер Хиллман, Том играл ни фортепиано?
— Очень хорошо. Он брал уроки лет десять, но потом не захотел…
— К чему теперь все это?! — испуганно вскрикнула жена.
— Что «все»? — спросил я. — Пытаться получить от вас сведения — все равно что выжимать кровь из камня.
— Я сейчас сама себе напоминаю окровавленный камень, — сказала она с легкой гримасой.
— Где он проводил время вне дома?
Хиллманы посмотрели друг на друга так, словно секрет нахождения сына была написан у одного из них на лице. Красный телефон прервал эту немую сцену. Эллен Хиллман вздрогнула. Фотография выпала у нее из рук. Она прислонилась к мужу, и он поддержал ее.
— Это не нас. Это личный телефон Тома.
— Вы позволите мне? — спросил я после второго звонка.
— Пожалуйста.
Я сел на кровать и взял трубку.
— Алло?
— Том? — спросил высокий девичий голос. — Это ты, Том?
— Кто спрашивает? — Я попытался сказать это мальчишеским голосом.
Но девушка выдохнула что-то похожее на «ох» и повесила трубку.
— Это девочка или девушка. Она просила Тома.
— Я уверена, что это Стелла Карлсон. Она звонила всю неделю. — Женщина сказала это с такой злостью, что было очевидно: силы ее успели восстановиться полностью.
— Она всегда так бросает трубку?
— Нет. Я говорила с ней вчера. У нее масса вопросов, на которые я, конечно, отказалась отвечать. Я хотела убедиться, не видела ли она Тома. Она не видела.
— Она знает, что произошло?
— Надеюсь, нет, — сказал Хиллман.
— Мы стараемся держать это в кругу семьи. Чем больше людей узнают, тем хуже… — Незаконченная фраза повисла в воздухе.
Я отошел от телефона и поднял фотографию. Неуверенными шагами Эллен Хиллман подошла к кровати и расправила покрывало на том месте, где я сидел. «Все в комнате должно оставаться на своем месте, — подумал я, — а то божество не снизойдет и не вернется к ним». Поправив покрывало, она упала на кровать.
Мы с Хиллманом вышли и направились вниз ждать звонка. Один телефон стоял в гостиной, в нише, где был бар, а второй — в комнате прислуги на буфете. Его я и мог использовать, чтобы параллельно слушать разговор. По пути в комнату прислуги нам пришлось пройти через «музыкальную» комнату и комнату для приема гостей, превращенную в музей.
Некий едва уловимый аромат старого времени чувствовался здесь во всем. Прошлое, казалось, жило в самой постройке с ее темными тяжелыми балками перекрытий, толстыми стенами и глубокими окнами. Все это усиливало сходство хозяина дома со средневековым феодалом. Хиллман исполнял роль идальго, однако с некоторой натянутостью, словно этот средневековый наряд был взят лишь на время костюмированного бала. Он и его жена, видимо, очень неспокойно чувствовали себя в этом доме даже тогда, когда мальчик жил здесь. Б гостиной горел камин. Я сел прямо перед ним, глядя на красивые дрожащие отблески пламени, и задал Хиллману еще несколько вопросов. Выяснилось, что у них двое слуг — испанская пара по фамилии Перес, которые ухаживали за Томом с самого раннего детства. Миссис Перес готовила на кухне, а ее муж уехал сейчас в Мехико повидать своих родственников.
— Вы точно знаете, что он в Мехико?
— Да, — ответил Хиллман. — Его жена получила открытку из Синалоа. Как бы там ни было, они оба очень привязаны к нам и к Тому. Они живут у нас с тех пор, как мы перебрались сюда и приобрели этот дом.
— Сколько лет назад?
— Около шестнадцати. Мы приехали втроем, после того как я вышел в отставку. Я и еще один инженер основали здесь собственную фирму — «Технологическое предприятие». Мы достигли значительных успехов, поставляя военное оборудование, а впоследствии сотрудничая с НАСА. Не так давно я смог выйти в полуотставку.
— Не слишком ли вы молоды для отставки, мистер Хиллман?
— Возможно. — Он отвел взгляд в сторону, давая понять, что разговор о нем самом неуместен. — Я бываю в офисе каждый понедельник, много играю в гольф, хожу на охоту, плаваю. — Он выглядел уставшим от жизни. — Этим летом я обучал Тома высшей математике. Этого не проходят в его высшей школе, а ему понадобится, если он поступит в Калифорнийский технологический. Я сам там учился. Мы состоятельные, образованные люди, граждане первого класса…
Этим он, видимо, хотел сказать: как же мог мир впутать нас в такое грязное дело? Наклонившись вперед, Хиллман закрыл лицо руками.
В нише зазвонил телефон. Обегая стол, я услышал уже второй звонок и в дверях чуть не сбил с ног маленькую женщину, вытиравшую руки о передник.
— Я послушаю, — сказала она.
— Нет, я послушаю, миссис Перес.
Она удалилась на кухню, а я закрыл за ней дверь и осторожно снял трубку.
— …Что это? — спросил мужской голос. — У вас на линии ФБР или кто-то еще?
Голос с западным акцентом немного подвывал и растягивал слова.
— Конечно нет. Я соблюдаю условия, поставленные в письме.
— Надеюсь, вам можно доверять, мистер Хиллман? Если я почувствую, что наш разговор подслушивают, я положу трубку — и прощай Том!
Угроза эта прозвучала как-то легковесно, со своеобразным привкусом удовольствия, которое человеку доставляло это дело.
— Не вешайте трубку! — Голос Хиллмана был и умоляющим и недоброжелательным одновременно. — Я достал для вас деньги. Они будут у меня в ближайшее время, и я их передам вам, когда скажете…
— Двадцать пять тысяч мелкими деньгами?
— Нет ни одной купюры крупнее двадцати долларов.
— Не помеченные?
— Я сказал уже, что подчинился вашим условиям. Безопасность моего сына — единственное, что меня сейчас заботит.
— Хорошо, что вы не упрямитесь, мистер Хиллман. Мне, собственно, не очень приятно проделывать это с вами и особенно не хочется доставлять неприятности вашему милому мальчику.
— Том сейчас с вами? — спросил Хиллман.
— Более или менее. Он поблизости.
— Можно мне с ним поговорить?
— Нет.
— Но я должен точно знать, что он жив.
Мужчина надолго замолчал.
— Вы мне не доверяете, мистер Хиллман? Я не люблю этого!
— Как я могу доверять… — Хиллман смолк на полуслове.
— Я знаю, что вы хотели сказать. Как можно доверять такому паршивому пресмыкающемуся, как я? А дело не в этом, Хиллман. Дело в том, можем ли мы доверять такому пресмыкающемуся, как ты. Мне известно о тебе больше, чем ты думаешь, Хиллман.
Молчание. Слышно только хриплое дыхание.
— Ну, я могу?
— Что… вы можете? — спросил Хиллман отчаянно.
— Могу я доверять тебе, Хиллман?
— Конечно, вы можете доверять мне.
Снова тишина. Наконец мужчина заговорил. Голос его стал хриплым.
— Я полагаю, ты сдержишь слово. О’кей. Я хочу получить твои деньги, но скажу тебе прямо, это не выкуп. Твой сын не похищен, он пришел к нам по своей собственной воле…