Гибкий график катастроф

— Я не спрашиваю, почему у тебя не получилось! Я жду эту историю уже два часа! Не смогла сделать — хотя бы предупредила. А ты сидишь здесь и болтаешь непонятно с кем!

— Ты была занята, когда я сделала… — снова попыталась вклиниться Полина.

— Я знаю, что я была занята! — белугой взвыла девушка. Причем белугой, которой явно прищемили что-то очень ценное, потому что звук из просто громкого к концу предложения перешел почти в ультразвук. — Это ведь ты уже четверть часа сидишь здесь, как будто в больнице заняться нечем!

— Да погоди ты орать! — с перекошенным лицом, но все еще пытаясь удержать миролюбивый тон, процедила Полина. — Я подготовила историю! И отнесла ее на пост! Можешь забрать ее там и…

— Ну вот что у тебя за привычка?! — Девушка изменила тон настолько быстро, что я даже мысленно присвистнула в восхищении. — Неужели сразу нельзя было сказать как есть?

Поля замерла с таким видом, будто только что проглотила целую пригоршню волчьих ягод.

— Ирина, — хриплым голосом сказала она наконец, — тебе не кажется, что у нас с тобой получается какой-то неправильный диалог? Ты только за сегодня наорала на меня трижды! Будь на твоем месте кто-то другой, я бы сказала: «Хватит вопить, истеричка!» Но я тебе всего лишь посоветую успокоиться… где-нибудь на безопасном от меня расстоянии!

И вот тут девушка сделала то, чего я никак от нее не ожидала. Она всхлипнула и прижала ладонь к губам.

— Ты даже не представляешь, как могут ранить твои слова! — заявила трагично, и с видом до глубины души оскорбленной личности побежала обратно по коридору.

Мы с Полиной одинаково круглыми глазами смотрели ей вслед, пока тонкая фигурка не скрылась за поворотом. Потом готесса мрачно, сквозь зубы, выдохнула:

— И снова, блин, я виновата. Ну что ты будешь делать?!

Теряясь в догадках, я медленно повернула к ней лицо: и это говорит тот самый человек, который только что утверждал, что я не должна позволять Вике себя обижать?!

— Что это вообще было такое, а?! — спросила пораженным шепотом. Кричать как-то не хотелось: не дай бог злобная девочка услышит и вернется!

— А вот это, милая моя подружка, — демонстративно развела руками Полина, — была Ирочка Колесова. Моя напарница по «труповскрывательству». Я же тут как бы на факультативе, а она — настоящий будущий патологоанатом. И слава богу, скажу тебе, потому что нужно быть мертвым, чтобы терпеть ее больше двух часов подряд. То есть либо ты уже прибудешь к ней хладным трупом, либо она тебя таким сделает своими мм… эксцентричными выходками. Короче, Иру поставили мне в пару.

— Ну хорошо, — мотнула я головой. — В принципе, учителей я понимаю. И даже трупы как-то могу понять. Но ты?! Как ты можешь спускать ее визги на тормозах?!

— Да очень просто, Ева, — отмахнулась готесса, будто это и не она вовсе была одним из самых скорых на расправу людей в моем окружении. А это, надо признать, очень показательно, учитывая, что в окружение входили мама, Алекс и другие странные личности, включая Васю-единорога. — Во-первых, в душе Ира — нормальная девчонка и вопит только по работе и только в крайних случаях. Ну если просто не разобралась, не расслышала, не успела сообразить. А так вообще мы с ней у одной каталки неплохо срабатываемся. Она даже говорит, что мои идеи ее вдохновляют, представляешь?

Вообще-то да, как раз в это я могла поверить. Ведь идеи у Полины обычно бывали такие, что кто-кто, а любители мертвечинки должны были их оценить.

— То есть ты ее как бы Муза? — хмыкнула догадливо.

Готесса оскалилась.

— А муза у нее нет. Вот такая в зизни зопа, — процитировала она старый анекдот и вздохнула. — Хотя вообще-то да. Она поддерживает мою жажду к экспериментам, я прощаю ей вопли. Но кроме этого, мне с ней ругаться просто невыгодно. Понимаешь, Ева, студенты-патологоанатомы по большей части тот еще рассадник пьянства, лени и пофигизма. Ну а чего им париться? Пациенты и так мертвы, хуже им не сделается. Можно не спешить, не осторожничать…

— А ты не хочешь быть частью такой компании? — недоверчиво уточнила я.

Поля фыркнула:

— Шутишь? Да если бы я могла — я бы ее основала! Только вот я не могу. Потому что эта кучка эскулапов будет сдавать экзамены таким же безразлично настроенным педагогам. А я — папе. Разницу чувствуешь?

Я вспомнила старшего Казакова и мысленно присвистнула: о да! Еще как чувствую. Полинкин папа отлично смотрелся в роли стимула. А еще в роли ухоженного Бармалея или чуточку заросшего демона: эдакий брутальный бородатый дядя лет под сорок. Обычно в косухе, черных очках и на байке. Мужичок из тех, кто одним взглядом лечит запоры и куда логичнее смотрелся бы костоправом, нежели хирургом. Мне как-то даже рассказывали, что одна его пациентка вырубилась до прихода анестезиолога только от вида своего врача. Скорее всего врали, конечно, но спорить я не решилась.

— Короче, мне пришлось найти студента-старшекурсника, который здесь не просто штаны протирает, а реально старается чему-то научиться, и попроситься к нему в команду. Лучшим кандидатом оказалась Ирина. Мне, конечно, периодически хочется ее убить, но ради высшей цели приходится терпеть.

— Ну ничего, — улыбнулась я. — Зато прокачаешь выдержку. Это еще никому не вредило.

— Выдержку? — саркастично переспросила подруга. — Да я буквально познаю дзен. Иногда по два раза на дню. Ладно. — Она спрыгнула с каталки и потянулась. — Раз мы уже выяснили все с историей болезни, а я получила свою порцию звездюлей, предлагаю ехать домой.

Я покосилась на часы: шесть вечера. Ну да, можно было и в особняк возвращаться. Хотя для Полины это было детское время, да и я с удовольствием посидела бы где-то вечерком. Ну я же тогда не знала, что неожиданное приключение ждет меня не в кафе или пабе, а, наоборот, у порога родного дома? И когда оно предстало передо мной во всей своей красоте, я едва не свалилась с мотоцикла застывшей от изумления деревянной куклой. Потому что на звук Полинкиного оглушительного транспортного средства (ну, правильно, зачем ей глушитель? Пускай все знают, что она едет!) дверь особняка отворилась и на пороге возникла фигура, которую я меньше всего ожидала увидеть здесь и сейчас:

— Юлиан?!

Знаете, он совсем не изменился. Ну то есть вырос, конечно: все-таки десять лет прошло с нашей последней встречи. Из маленького восьмилетнего мальчика превратился в рослого парня с аккуратной стрижкой, широкими плечами и развитым не по годам торсом. Но даже несмотря на все это я узнала бы его сразу, с первого взгляда. Из-за ямочек на щеках, наверное, которые так здорово украшали его симпатичное лицо. Или светло-серых глаз под темными бровями. А, может, потому, что он был единственным, кто мог распахнуть объятия и ринуться мне навстречу с воплем:

— Евлампий! — после того, как единственное, что связывало нас на протяжении десяти лет, — это рождественские открытки невнятного содержания.

Но, знаете, я все равно была рада его видеть. Потому что Юлиан был частью моего детства, которого у меня, кстати, было не так и много. Только вот как объяснить Шурику, что между мной и этим «Финистом — Ясным Соколом» ничего, кроме дружбы, нет и не было никогда?

И… кхм… как объяснить это же самому «Финисту», когда он вот так крепко прижимает меня к груди и с придыханием шепчет на ухо, касаясь мочки губами:

— Маленькая моя нареченная! Как же я по тебе скучал!

Первая мысль, пришедшая в ответ, была:

«Какое счастье, что Алекса нет дома!»

А то с подобным подходом Юлику в перспективе грозило скучать не только по детсадовским невестам, но и по выбитым передним зубам, когда-то здоровым почкам и другим не менее ценным частям тела. Блин, ну разве можно вот так вваливаться в чужую жизнь? Может, я уже влюблена в другого? Или мне просто не нравится, когда меня обнимают? Или у меня, блин, лишай и ко мне по медицинским соображениям прикасаться нельзя?!

— Юлиан, — осторожно похлопала его по плечу, кое-как вывернув руку из цепких пальцев «нареченного», — на нас люди смотрят!