Страница 23 из 336
Борис завы-ы-ы-ыл!
От безысходности, от жути, от чудовищного ощущения - я здесь застрял навеки! но лучше тыкву разобью, чем примирюсь!
Жюли испуганно затявкала, Иннокентий завопил погромче старческого тела.
"Кончай концерт, ребята!! - добавляя в какофонию волнения, внутренне забился, забеспокоился носитель Константиныч. - Заканчивай истерику!!"
Завьялов прекратил выступление столь же резко, как и начал. Не обращая внимания на внутренние призывы, обратился к Кеше:
- Кешастый, ты говорил, что путешественник не может управлять полноценным носителем. Это так?
- Да.
- Тогда почему Я разговариваю за носителя? Почему чувствую, что Я отдаю приказание губам шевелиться? А он лишь присутствует внутри, не может управлять речевыми центрами без моего содействия.
- Эффект омолодителя включился, - пожал плечами Кеша. - Вы, Борис Михайлович, молодой и энергичный интеллект, способный подавлять носителя, как более жизнеспособная, активная личность. Обычная практика интеллектуального омоложения - носитель в положении подчиненной личности. Это - правило, иначе нет эффекта.
"Это кто здесь неактивен, а?!?! Это кто здесь подчинен?!?!"
- Замолкни, Лева, - посоветовал Борис. - Кеш, я могу в о о б щ е его выключить? На время.
- Полностью - не сможете. Полноценный, против воли запертый носитель сведет вас с ума, Борис Михайлович. Он будет в ярости, он будет пробиваться, вы оба потеряете контроль над телом, поскольку управлять рефлексами может лишь - один интеллект. Два равнозначных интеллекта тело разбалансируют.
- Я это чувствую, - пробормотал Борис. - Он меня уже почти разбалансировал, мозг напрочь вынес.
- Вам надо договориться с Львом Константиновичем, Борис Михайлович.
"Да я вас всех порву, малолетки сраные!!!"
- Он обещает нас порвать, - вздохнув, сообщил Завьялов. Призрак белой березы с веревкой на суку, маячил уже совсем в конкретной близости. Если не удастся выбраться из этого тела, предпочтительно реально кони бросить, чем делить одни мозги с курящим "Беломор" охамевшим дедом.
А кстати...!
Единолично завершив на дебаты, не приведшие к консенсусу, Борис повернул ключ зажигания, вывел Порше в тихий переулок и остановился перед первым же круглосуточным магазинчиком.
Через три минуты пожилое тело благодушно дымило беломориной.
* * *
Порше, с великой долей вероятности, уже объявленный в розыск, пришлось оставить на пустынной стоянке перед каким-то административным зданием.
В том же здании, воспользовавшись ночным банкоматом, Завьялов снял с кредитной карты деньги. Забил наличностью карманы. Попутно дедушку спросил:"Константиныч, на твоей фазенде жрачки много? Или супермаркет навестим?"
"Холодильник, погреб под завязку, Боря, - самодовольно сообщил носитель Лев. - Сегодня пропитаемся, назавтра, коли подметем до крошки - сходим в магазин. Там близко".
"Тогда - порядок".
Как только Константиныч успокоил нервы дозой никотина, общаться стал вполне культурно. И даже извинился за наезд. "Не прокатило по-нахалке молодняк подмять - прошу пардона".
Компания отошла от здания, где прикорнул Порше, квартал; Борис остановил таксомотор. Кеша с Жюли устроились на заднем сиденье, заворковали. З а т я в к а л и. Завянь сидел рядом с водителем и внутренне общался.
"Лев Константинович, а как ты в больнице оказался? Без документов, типа - бомж..."
"Да тут, знаешь ли, Бориска..., такая гнусная история приключилась..."
Рассказ, звучавший внутри самого тебя не только слушался, но и в и д е л с я. Всецело ощущая себя интеллектуальным путешественником, точь-в-точь - засланец будущего! - Борис как будто лично присутствовал и участвовал в событиях. Воспоминания носителя отражались в нем, как в объемном, инфернальном зеркале, погружали в эмоции-переживания до самой глубины. До дрожи, запахов и ощущения ветра на коже.
Борис как будто увидел себя на даче... Знакомой каждой травинкой, пробившейся сквозь каменные плитки дорожек.
Завянь стоял за смородиновыми, крыжовниковыми кустиками между грядок. Отличная погода с авансом на тепло. Вдоль забора зазолотились березки, низенькие елочки листвой усыпали. Красота! Живот и спину прикрывает любимая вязаная душегрейка в оленях, лысину греет старая шапочка с помпоном. Вчера застиранные треники нигде не жмут...
В заскорузлых руках, не признающих всяческих дамских перчаток, уверенно, умело запорхала острая лопата. Недавняя морковная гряда готовится под зимний отдых...
"Клубни георгинов надо бы выкопать, перенести в подвал до холодов..."
Завянь идет по дорожке вокруг большого, знатно пожившего дома в два этажа с мансардой. Пробирается под окнами к пожухлой, тронутой недавним ночным заморозком клумбе. Окно кабинета, откуда так приятно видеть пышное летнее цветение георгинов - раскрыто. Дед утром в кабинете накурил - топор повис, две створки настежь распахнул, переоделся в рабоче-огородную одежонку, пошел проветриться на свежем воздухе, лопатой помахать.
Из кабинета доносятся голоса.
Непривычно низкорослый Завянь стоит под подоконником, напрягает слух...
Внук с женой приехал! Ромка с Нонкой.
Странно, что гудения автомобильного мотора не было слышно. На электричке, что ли, прикатили?
Наверное. Доехали на электричке, прошли на участок - дедушка в дальнем углу, в огороде ковырялся - не увидели ребята.
Дед уже собрался подтянуться к подоконнику, крикнуть: "Здорово, шельмецы! Чего ж не позвонили, я б чайку сварганил..." Услышал:
- Ром, в верхнем ящике смотри, - командовала Нонна. - Он с ними каждое утро работает, далеко не убирает.
- Да я искал уже! - рассерженно шепчет внук. - Погляди на полках. Две синих папки!
Слыша, как в комнате шуршат бумаги, позвякивают падающие карандаши, Завьялов-Лёва обмер.
В нескольких метрах от него твориться гадость! Обыск. Роман и Нонна обшаривают стол и полки шкафа, разыскивают мемуары.
Несколько лет назад, когда опомнился после смерти жены Любушки, Лев Константинович засел за мемуары. Каждое утро спускался из спальни на втором этаже в кабинет, разбирал старые тетрадки дневников, делал выписки и правки, собирал листочки по двум синим папкам - "нужное", "необязательное". Делал это - для себя. К издателям не торопился. Пошутил, правда, на последнем слете ветеранов, что собирается прославиться...
- Ром, да нет негде! - хриплый голос Нонны, прошелся по нервам тупой пилой.
- Ищи, Нонка, ищи! - сипел внучок. - За рукопись вместе с дневниками заплатят больше!
- Да пошла она к черту, эта рукопись! Запалим халабуду со всем барахлом! Знаешь, сколько Ничкин за участок прелагал?!
В груди у Бори-Левы помертвело. Сосед нувориш Захар Ничкин уже дорожку к дыре в заборе протоптал, уговаривая Константиныча участок уступить...
- Нонна!
- Я двадцать восемь лет Нонна! Вот зажигалка.
- А если дед наверху спит?! - испуганно прошептал Роман.
- И черт с ним! Хватит старому маразмату небо коптить! Сваливай бумаги на пол...
Константиныч медленно повернулся, скребя плечом о стену, пошел к крыльцу...
"Дождался благодарности от внука, - сверлила сердце мысль, - дождался... Спалить меня решили... Вместе с фотографиями Любушки..., вместе с памятью".
Пошатываясь, взошел на крыльцо, попробовал утихомирить громыхавшее о ребра сердце...
Старинный шелковый ковер кабинета засыпали бумаги, вытряхнутые из ящиков стола. Два молодых вандала громили ПАМЯТЬ, Нонна поджигала свернутую в рулон бумажку...
- Что делаешь, шалава?
Тихий голос Константиныча прозвучал как выстрел.
Нонна дернулась, суматошно затрясла, чуть занявшейся бумажкой... Внук испуганно отскочил, создавая между собой и дедом преграду из стола...