Страница 16 из 62
Большой светлый брус над дверью еще вчера приглядела, на него так и просился один узорчик, в самый раз подходящий для этого дома. Я бросила куртку на перила, вытащила из сумки карандаш и примерилась. Высоковато, с пола не достать. Лавку, что ль, вытащить, раз тут ни стремянок, ни табуретов не выдумали?
Дипломатично не вмешивавшийся в мои разборки с хозяевами (а что ухмылялся в кулак, так это дело десятое!) Лакс вышел с прочими вещами и узлом с едой в руках, глянул на мои терзания и небрежно спросил:
– Подсадить?
– Ага, – тут же согласилась я, решив, что вор хоть и не былинный богатырь, а минуткудругую меня подержать сдюжит, вырос в экологически чистых условиях, худощавый, но жилистый. – Присядька!
Лакс чуть согнул колени и наклонился вперед. Я шустро оседлала его шею и хлопнула по плечу:
– Готово, поднимай!
Вор выпрямился легко, как будто во мне не пятьдесят кило с довеском числилось, а не больше десятка. По виду и не скажешь, как силен! Стоял рыжий свободно, биение его сердца чуть выше моей коленки прослушивалось отлично – ровное, ничуть не учащенное от натуги.
– Ну надо же, мы всего второй день как знакомы, а я уже у тебя на шее сижу! – злорадненько шепнула я, так, чтобы семейство, высыпавшее вслед за нами на улицу, не услышало прикола. Фаль же услыхал и тихо, но очень глумливо захихикал.
– Ну надо же, – в тон мне отозвался Лакс, бережно, но крепко придерживая мои колени, – второй день знакомы, а я уже у магевы ножки щупаю!
– Один – один, ничья. – Я признала остроумие приятеля и занялась выписыванием рун. На этот раз ничего вымерять не пришлось. Рисунок, терзавший мое воображение, как щенок тряпку, словно бы всегда незримо присутствовал на этом месте. Мне осталось только обвести его по контуру. Написала сложную руну, насладилась видным только мне золотистокоричневым с красным оттенком светом, даже жаль, что другим не полюбоваться, и снова хлопнула по плечу вора: – Закончила.
Лакс аккуратно спустил меня на землю, я повернулась к хозяевам, и, прежде чем успела чтото сказать, Полунка завороженно протянула:
– Красотища какая, сияет, как солнышко! А что оно значит, магева?
– Вы видите свет рун? – недоумевая, уточнила я, машинально прикусив карандаш, а Торин подтвердил, засунув кулак за пояс:
– Видим, почтенная магева, чай, не слепые.
Наверное, это правильно, раз руны этому дому и этой семье предназначены, то и видны им настоящим своим светом, – решила я, мигом успокоилась и деловито пояснила:
– Этот символ должен защищать ваши дом и семью, приносить лад и достаток, укрывать от невзгод и бед.
– Хороший знак, – одобрила Дорина, сложив руки поверх пышной груди размера, пожалуй, четвертого, – благодарствуем!
– Это самое меньшее, чем вас можно наградить, счастливо оставаться, – отозвалась я.
– Гладкой дороги и силы, почтенная магева, и вам всего доброго, сударь Лакс! – пожелало семейство Торина, потом мать увела ребятишек в дом, а сам кряжистый хозяин чуток проводил нас к воротам. Я вспомнила, о чем хотела потолковать с ним, и задала вопрос в лоб:
– Слушай, Торин, а ты когда меня в деревню зазывал, говорил, нужда в магеве есть, о ком ты думал?
– Так вы парнишку вчера излечили. Мать не нарадуется, год от него хоть словечка ждала, а теперь не уймешь пострела, как тараторит, – дергая себя за бороду столь же выдающуюся, как стати его жены, смущенно пробормотал мужчина, ему было неловко за собственный благородный поступок. В деревню меня звал, не для себя старался, об односельчанке пекся, о ее горе.
Я кивнула, будто и в самом деле все знала наперед, обо всем догадывалась, потрепала на прощанье пса с милым именем Разбой по загривку, махнула рукой Торину. Провожать за ворота он нас не пошел, не принято здесь за отъездом до последнего наблюдать, когда мать семейства своих чад в дом загоняла, я слышала ее суровое, как командирский приказ, слово:
– Нечего, нечего за магевой глазеть, тоску закликать!
Вот так и оказались мы за воротами перед двумя оседланными лошадьми. Животные стояли мирно, объедали роскошный куст какихто розовых цветков. Сказала бы, шиповник, так шипов на нем и в помине не было. Впрочем, копытным ботаника пофиг, главное вкус, а поскольку вкус их устраивал, куст успел слегка подрастерять пышное великолепие цвета и сочных листьев.
Лакс забросил узел с продуктами в пристяжную сумку, легко взлетел на гнедого конька. Я задумчиво уставилась на свободную кобылу. Тоже гнедая, коричневая то есть, только носочки на лапах (нет, ногах, у лошадей то, что с копытами, зовется ногами) были грязнобелыми и разного размера, а на задней левой его вообще не было, должно быть, потеряла по дороге.
– Это Белка, она смирная и добрая лошадка. Неказистая, правда, – трезво оценил стати своей собственности Лакс, – но идет нетряско.
Кобыла, словно почуяв мой взгляд, прекратила жевать и уставилась на меня в ответ. Не скажу, чтобы мы понравились друг другу с первого взгляда или я у зверюшки вызвала мгновенную аллергическую реакцию, вовсе нет. Она глянула на меня и, наверное, решив, что я – груз более приемлемый, чем какаято другая поклажа, безразлично отвернулась. Я развязала узел и сняла поводья со столбика, решая, смогу ли вскочить на лошадку так же браво, как Лакс, или свалюсь мешком на другой стороне, насмешив всех окрестных кур, Фаля и вора. Решила не рисковать. Забросила поводья на луку седла, ухватилась покрепче, оттолкнулась от земли посильнее и водрузила себя на спину Белки. Помоему, вышло если и не больно легко, то всетаки не позорно, во всяком случае, Лакс ржать не стал. Он вообще смотрел через забор на горящий огнем знак сплетенной одальи альгиз– рун дома и защиты. Моргнул, отвернулся и хмыкнул, стараясь говорить как можно небрежнее, мол, не впервой мне всякие волшебные выкрутасы оценивать:
– И впрямь красиво.
– Ага, – согласился изнывающий от безделья сильф, успевший облететь обеих коняг, забраться в каждую чашечку цветка лжешиповника и наконец устроиться между ушей Белки. – Для тех, кто видит, магия всегда сияет. А у тебя, магева Оса, интересно получилось, заклятие даже незрящие углядели.
Лакс тронул коня вперед по улице в сторону, противоположную той, с которой я въезжала на телеге Торина и, обернувшись к сильфу, жадно спросил:
– И что это значит?
– Сила магевы столь велика, что она способна дать узреть частицу волшебства слепым от рождения, коль возжелает, – гордо пояснил Фаль. Я многозначительно промолчала. А что могла сказать? Ведь только что от мотылька обо всем услыхала, да и желания сознательного показать силу рун у меня не было, они сами отозвались на мой безмолвный случайный призыв. Щупать чудо, разбирая его на кусочки, не хотелось. Откликнулись, и на том спасибо!
Глава 5
Тень Ручья, или Археологический раж
Копируя движения спутника, я направила Белку следом за ним, изо всех сил стараясь подражать посадке рыжего. Гдето читала, если неправильно сидеть на лошади, и мышцы быстрее устают, и мозоли скорее натираются в труднодоступных местах, попа отбивается, да и сверзиться вниз недолго. Чувствуя, что меня уже начинает клонить влево, поняла, что хотя бы в одном книги не сбрехали. Ну, если совсем хреново станет, слезу и пешком пойду, не буду терзаться выбором: гордость или седалище. А пока, если держаться ровно, вовсе неплохо получается. Это даже приятно, когда под тобой не сиденье машины, провонявшей бензином (любую машину как ни проветривай, а запашок этот противный неистребим). От лошади же пахло живым, мышцы Белки перекатывались подо мной, какойто странный восторг наполнял сердце. Всетаки мы многое потеряли, пересев на железных скакунов, пусть и выгадали в скорости. Конечно, если б Лакс пустил коней вскачь, я растрясла бы весь свой завтрак и мигом стала сторонницей пусть не машин, но велосипедов, однако неспешная рысь наших лошадок вполне устраивала мое не обученное езде и не переведшее данный навык в область безусловных рефлексов тело. Если я вдруг начинала клониться на одну сторону, успевала исправить посадку прежде, чем падение на землю сделалось бы неминуемым. А в некоторые моменты мне даже казалось, что в передвижении верхом нет ничего диковинного, но вот Белка чуть поводила крупом, и я тут же раскаивалась, сосредотачиваясь на процессе езды более, чем на созерцании окрестностей и болтовне с Лаксом и Фалем.