Страница 4 из 86
— Из географии человеку достаточно знать дорогу от дома до лавки и до кладбища. Да и то, на кладбище вас отнесут на руках. Возьмите хозяина гостиницы «для транзитных королей и президентов». Идиот! Откуда в этом захолустье короли и президенты? А вы думаете, он знает, где находится Атлантида? Зачем ему? Он и без того научился обирать своих клиентов, «химичить», как он говорит. А я, профессор–химик, всю жизнь хожу в ситцевых штанах. И те — заплата на заплате. Вот она правда жизни.
НЕПРАВДА
Правда и неправда суть — одно и то же. Одинаково бьют и лгунов и правдолюбов, и ещё неизвестно, кого чаще и больнее. И происходит это не из–за несовершенства нашего мира. Похоже, как и во всем остальном, истина покоится где–то посредине. Еще любострастный мыслитель маркиз де Сад говорил, что ненавидит лжецов, которые объясняют свою тягу к вранью человеколюбием, но ещё больше — правдолюбцев, которых выдают их лживые глаза.
— Этот хозяин гостиницы при мне убил человека, — мрачно сообщил Дыболь, когда профессор закончил свой монолог.
— Да?! — немного фальшиво ужаснулся хозяин дома. — Какой негодяй! Вот уж злодей так злодей! Он и при мне как–то уложил двух постояльцев из своего кольта. А вы что, знакомы с ним?
— Познакомился, — вздохнул Саша и машинально потрогал челюсть.
— Вам негде жить? — догадался профессор.
— Вообще–то негде. Я… я не знал, что попаду сюда. Не собирался. Вам рассказать, не поверите. — Дыболь замялся, не решаясь поделиться с ученым подробностями своего фантастического перелета. Он вспомнил, что находится неизвестно в какой стране, скорее всего далеко от дома и почти без денег. Вспомнил, что здешние нравы более чем странные и затосковал.
— Ладно, — сказал хозяин дома после некоторого раздумья. — Живите у меня, но… — профессор как птица склонил голову набок и оценивающе оглядел гостя с ног до головы. — Вместо платы за проживание вы будете ходить в лавку за продуктами и кухарничать: готовить и мыть посуду. Это будет вашей обязанностью, а не просто так, — хозяин дома покрутил указательным пальцем в воздухе. — Согласны?
— Согласен, — угрюмо ответил Саша.
— Жить вы будете вот в этой комнате, — профессор показал на обшарпанную дверь. — С утра я два часа работаю. В это время прошу мне не мешать. Ночью я также работаю, но по ночам, надеюсь, вы спите. На столах ничего не трогать, гостей водить я запрещаю, продавать мои вещи — тоже.
— Я и не собираюсь, — мягко возмутился Дыболь.
— К нам вы, кажется, тоже не собирались, а пожалуйста — сидите, да ещё будете у меня жить.
— Я могу… — поднявшись с дивана, начал Саша, но хозяин дома не дал ему договорить.
— Сидеть! — мальчишеским фальцетом выкрикнул профессор. — Я ещё не закончил. Предупреждаю, характер у меня плохой. Так что, терпите, а я буду терпеть вас. Кстати, Александр вы в какого бога верите, в трансцендентного или имманентного? — Увидев на лице гостя смущение, профессор добавил: — Ну, в того, который над вами, или который внутри вас?
— Я не верю ни в какого, — ответил Дыболь. — Я атеист.
— Я так и понял, — с каким–то облегчением проговорил профессор. Лично я, вися над вами и, уж тем более, сидя внутри вас скорее всего помер бы со скуки. Но это я так, не для того, чтобы оскорбить, а для пользы дела. У нас здесь уже был один атеист. Странный такой. Бывало напьется и давай кричать, я, мол, вылез из материнского чрева и уйду туда же. Правда, он выражался несколько иначе, вольнее, я бы сказал. Так вот, вышел–то он действительно оттуда, как и всякий атеист. Чего уж там темнить, не маленькие. А ушел он совершенно в другое место. Соблазнил жену владельца завода железобетонных конструкций — женщины падки на оригиналов — она во время ссоры рассказала об этом мужу, а тот, узнав об этом, законсервировал его в одном из железобетонных стояков. В тот год как раз строили родильный дом. Стало быть, он там, родимый. Несет, так сказать, на своих глупых плечах всю тяжесть этого нужного дела, но уже в прямом, а не в переносном смысле. — Саша тихо хохотнул, и профессор, строго посмотрев на него, продолжил: — Вообще, как показывает жизнь, атеизм чреват всякими нехорошими последствиями. Атеисты и умирают–то от одного и того же: либо от сифилиса, либо от голода, либо от непонимания, куда двигаться дальше. Согласитесь, нельзя же, не имея ни карты, ни компаса, без проводника пускаться в такой дальний путь.
— Да, — согласился Дыболь.
— Ну да ладно, — вздохнул хозяин дома. — Ко мне иногда приходит в гости женщина. Молодая красивая женщина. Она наводит у меня чистоту и вообще, — по своему обыкновению профессор покрутил в воздухе пальцем.
Саша обвел удивленным взглядом комнату, но промолчал. Он даже не предполагал, что этим простым жестом проиллюстрировал слова этнографа Радлова, который после посещения жилища карагасов на реке Кан записал в блокноте: «Чистота — понятие субъективное».
— Мы с ней дружим, — продолжал хозяин дома. — И я прошу вас, в её присутствии не позволять ничего такого.
— Да я… — вяло проговорил Дыболь, не понимая, что профессор имеет в виду.
— Вот–вот, — важно проговорил старик. — Тем более, что у нас с Розалией… — сероватые щеки профессора покрылись бледно–розовым румянцем. — Тем более, что мы с Розалией… Ну, Розалия… — хозяин дома смущенно хмыкнул и наконец разродился: — Она в меня влюблена по уши.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ЗАБЛУЖДЕНИЕ
Когда человек лжет, он делает вид, что говорит правду. Профессор же был человеком честным. Неправду он сказал совершенно чистосердечно — он заблуждался.
Заблуждающиеся — самая многочисленная категория людей на Земле. На сегодняшний день их почти шесть миллиардов. Всю свою жизнь человек перелезает из одних заблуждений в другие и всякий раз, расставаясь с очередной химерой, думает, что наконец он добрался до истины. И как это ни странно, он прав, потому что истина — это ни что иное, как неразоблаченное заблуждение, на поиски которого было потрачено много времени и сил. Как справедливо писал философ Гельвеций: «Заблуждения порой таковы, что их построение требует больше соображения и ума, чем открытие истины».
Утром следующего дня Саша приступил к своим обязанностям. Хозяин дома разбудил его рано, сонного подозвал к столу и сдернул тряпку с какого–то агрегата, похожего на машинку для пересчитывания денежных купюр. Сунув в неё лист писчей бумаги, профессор несколько раз нажал на ручку. Из машинки медленно выползло девять бумажек, отдаленно напоминающих деньги. На зеленых банкнотах во всю длину довольно плохо были отпечатаны какие–то химические приборы, а в правом верхнем углу стояло число 1000. Две из этих купюр оказались вдвое уже остальных, но старик пояснил, что это ерунда. Просто они стоят вдвое меньше.
— Надеюсь, вы понимаете, что это деньги? — задиристо спросил профессор и помахал свежевыпеченными бумажками у Дыболя перед носом. Ошеломленный Саша утвердительно кивнул и тихо произнес:
— Фальшивые.
— Как фальшивые?! — искренне удивился хозяин дома. — Что вы этим хотите сказать, молодой человек?
— Ну, дома… — растерянно начал Дыболь.
— Ну, дома, — повторил профессор и довольно грубо подстегнул жильца: Дальше–дальше!
— Сами… дома… делаете из бумаги, — бубнил Саша, пробиваясь к смыслу сквозь сотни мешающих слов.
— А у вас в России что, деньги лепят из глины? — Хозяину дома надоело слушать его бормотание и он, сунув Дыболю в руку свеженькие деньги, подтолкнул его к выходу. — Знаете, где лавка? Купите молока, хлеба, сыра и яблок. Если будет сахар, то и сахару.
— А мне дадут? — Саша никак не мог поверить, что деньги можно добывать таким простым способом. Он, конечно, слышал о существовании фальшивомонетчиков, но все эти слухи носили скорее апокрифический характер и к его реальному опыту не имели никакого отношения. Более того, в историях такого рода преступники, как правило, получали столько лет тюрьмы, сколько он едва успел прожить.
— Дадут? — переспросил профессор. — А куда же они денутся? Это деньги. Вы что, не знаете, что такое деньги? — Все более возбуждаясь, хозяин дома одной рукой дергал Дыболя за рукав, а другой тыкал ему пальцем в живот. Вы откуда свалились? Деньги — это такие бумажки, на которые можно купить все, вплоть до сахара и молока. Может в вашей Москве люди обходятся без денег? Или вы там у себя меняете гайки на штаны, штаны на лопаты, а лопаты на хлеб? — Профессор отпустил Сашу и пожал плечами. — Ладно, ступайте в лавку. Уже восемь, а мы ещё не завтракали.