Страница 5 из 10
С тоской и печалью взирал на это мастер Марко. И понемногу досада превозмогла в нем страх, а так как он был, как мы уже сказали, большим забавником, то видя эту пляску, — хоть она и была ему совсем не по вкусу, — он решил пошутить по своему обыкновению. И, вытащив из-за пояса дудку, он сказал:
— По чести, какой же это торжественный въезд папы в Рим, если нет музыки?
И, приложив дудку к губам, мастер заиграл прекраснейший марш на въезд папы, производя при этом страшный шум и топоча ногами по дощатому полу. Священник, еще не кончивший своей пляски, услышав музыку и страшный грохот на головой, испугался, что пришли родственники молодки и ее мужа, чтобы искалечить и опозорить его. Всполошившись, он с величайшей поспешностью прервал неоконченный танец, кинулся искать скорей выхода и, найдя дверь открытой, так заработал ногами, что без оглядки опрометью добежал до дому. Мастер Марко, увидев, что новая его выдумка удалась еще лучше, чем он предполагал, весело спустился с чердака, и радость его, когда он сходил вниз, была большей, чем его страх, когда он подымался. Найдя молодку задыхающейся от смеха и готовой к помолу, он завладел вновь отнятой было у него добычей. И так как папа не успел еще без музыки совершить свой въезд в Рим, то они приятнейшими плясками отпраздновали водворение Великого султана в Константинополь.
Перевод М. Рындина
НЕВОЛЬНЫЙ ГРЕХ ДРУЖБЕ НЕ ПОМЕХА
Ничто лучше не способствует браку, а следовательно и стабильности общества, как снисходительность к временной полигамии.
Неподалеку от нашей страны находится одна мало известная и мало посещаемая местность, населенная простым и непросвещенным народом. И вот, в недавние времена там жило двое молодых людей, один — мельник, по имени Аугустино, другой — сапожник, прозывавшийся Петруччо. Между ними с детских лет завязалась такая дружба и товарищество, какие были когда-либо виданы между истинными друзьями. И так как у обоих были очень молодые и красивые жены, то между последними тоже установились столь сильная близость и привязанность, что они почти никогда не разлучались.
И в то время, как эта любовь постоянно совершенствовалась, случилось, что сапожнику, хотя он и обладал красавицей-женой, еще более приглянулась жена его друга, быть может потому, что он хотел внести разнообразие в свою пищу. И однажды, когда ему удалось поподробнее, чем обычно, поговорить с нею, он надлежащим образом открыл ей свою любовь и свое желание. Услышав такую просьбу, Катарина (так звали мельничиху), хотя это было ей скорее приятно, удалилась от него в возмущении, ничего не ответив, и как только встретилась с Сельваджой, женой сапожника, тотчас же рассказала ей, что Петруччо вызывал ее на любовный поединок. Сапожнида выслушала ее с большим смущением, однако вскоре овладела собой и тотчас же решила отомстить мужу, не нарушая в то же время своей давнишней дружбы с мельничихой; и, горячо поблагодарив свою дорогую подругу, она уговорила ее пообещать ее мужу, что в одну из ближайших ночей она будет поджидать его в своей постели, на самом же деле в постель вместо нее ляжет Сельваджа, и они славно позабавятся. Мельничиха, желая угодить подруге, обещала это исполнить. И когда через несколько дней Петруччо, встретившись с Катариной, снова сделал ей такое же предложение с еще большей настойчивостью, чем ранее, она, желая привести в исполнение задуманный план, после нескольких, не очень горячих отговорок сделала вид, что подчиняется его желанию, и так как им надлежало обсудить, где, когда и как они встретятся, молодая женщина сказала ему:
— Единственная возможность свидеться с тобой — это тогда, когда мой муж бывает ночью занят на мельнице; в это время я смогу принять тебя в моей постели.
Петруччо радостно ответил:
— Я только что с мельницы, и там так много зерна, что пройдут две трети ночи, пока оно перемелется.
Тогда она сказала:
— Да будет так, во имя бога. Приходи между двумя и тремя часами ночи. Я буду тебя ждать и оставлю дверь открытой, как это обычно делаю для моего мужа; ты же, не говоря ни слова, иди ко мне на постель. Но скажи мне, как же ты оставишь свою жену, которой я боюсь больше смерти?
Он ответил:
— Мне только что пришло в голову занять осла у кума-священника, и я скажу жене, что собираюсь отправиться за город.
Она сказала:
— Это мне очень нравится.
Закончив этот разговор, Петруччо отправился на мельницу, дабы удостовериться, что друг его занят, а за это время Катарина подробно осведомила подругу о том, на чем она договорилась с ее мужем. Застав мельника за его обычным занятием, Петруччо вернулся домой и, прикинувшись больным, сказал жене, что хочет сейчас же ехать в Поликастро, чтобы купить себе лекарство в тамошней аптеке. Жена, отлично зная, куда он собрался ехать, сказала ему:
— Поезжай с богом!
А про себя весело подумала: «На этот раз ты купишь свое, а не чужое лекарство».
Петруччо сделал вид, что уехал, спрятался на краю деревни и стал поджидать там условленного часа. С наступлением ночи Катарина отправилась в дом Сельваджи и, согласно уговору между ними, осталась там, а Сельваджа пошла в дом Катарины и, легши в постель, стала с удовольствием поджидать мужа на желанный поединок, придумывая уже, что она ему скажет напоследок.
Когда настало время, Петруччо направился медленным шагом к дому приятеля и уже собирался войти, как вдруг услышал, что мельник возвращается домой; дело в том, что мельница неожиданно испортилась, так что в эту ночь нельзя было выполнить никакой работы. Вследствие этого Петруччо, встревоженный и недовольный, незаметно для всех отправился к себе домой, приговаривая про себя: «Что не удалось сегодня, удастся в другой раз». Но чтобы не провести на дворе целую ночь, он принялся сначала потихоньку, а потом и погромче стучать в дверь и звать жену, чтобы она ему отворила.
Катарина, узнав его по голосу, не только не открыла ему дверь, но, ничего не отвечая, смирно лежала, чтобы он не заметил обмана. Тогда он, несколько смущенный, так нажал на дверь, что отворил ее, а войдя, направился прямо к кровати. Видя, что женщина притворяется крепко спящей, он растолкал ее, разбудил, и думая, что это его жена, стал сочинять басни о том, почему он остался, и, раздевшись, лег рядом с ней. И так как он совсем приготовился к ожидаемому поединку, то решил, что раз ему не удалось вспахать чужое поле, то остается засеять свое собственное, и потому, в полной уверенности, что рядом с ним находится его Сельваджа, он заключил в свои объятия Катарину и совершил с ней изрядную пляску. Бедняжка же охотно и терпеливо вынесла все это, желая оставить его при убеждении, что она его жена.
Тем временем мельник, придя домой и чувствуя себя слабым и утомленным, направился к кровати и молча на ней растянулся. Но Сельваджа, будучи уверена, что это ее муж, ласково обняла его, тоже не произнося ни слова. Прождав некоторое время и не слыша от любовника никакого боевого сигнала, она, чтобы не оказаться обманутой и одураченной, начала его подталкивать. Мельник, полагая, что находится с женой, и чувствуя, что она кусает его и заигрывает с ним, вынужден был приняться за работу, и хотя ему более хотелось спать, чем сражаться, все же с места в карьер полил воду на чужую мельницу. И когда, по мнению сапожницы, настало время дать выход накопившейся в ней обиде, она прервала молчание и принялась отчитывать любовника:
— Ах ты изменник, подлая собака! Кого по-твоему ты держишь в своих объятиях? Не жену ли столь дорогого тебе друга? Думая, что ты обрабатываешь его пашню, ты, видно, из дружбы к нему особенно постарался и показал себя молодцом. А дома у тебя не хватает заряду, а? Но, слава богу, на этот раз твое намерение не удалось; я же позабочусь наказать тебя за твой поступок.
Такими-то и еще худшими словами она поносила его, приставая к нему, чтобы он ответил. Бедняга-мельник совсем онемел при таком повороте дела; однако, слыша речь женщины, он признал в ней жену своего дорогого товарища и вполне уразумел, как все произошло, вследствие чего испытанное им удовольствие тотчас же сменилось печалью. Продолжая по-прежнему молчать, он повернул к ней спину и, хотя еще не светало, быстро отправился туда, где, как думал он, находится его жена. Здесь он крикнул товарищу, чтобы тот вышел к нему по важному делу, и когда тот, сильно встревоженный, вышел, сказал ему: