Страница 2 из 46
Пустая комната, палас с пола убран. Часы остановлены, телевизор и зеркала завешаны. На столе стоят огарки церковных свечей. Табуретки, на которых стоял гроб, сдвинуты в угол. Гроб? Жанка? Жаннна?! Девочка !!!
А-а-а-а-а!!!
Больно. Больно. Черт возьми, как же больно. В груди вместо сердца - камень, тяжелый, давящий, тянущий. Господи, пошли мне забвение. Или безумие. Хотя зачем? Я и так безумец. Ее нет вот уже десять дней, а я все никак не могу в это поверить, жду встречи, улыбки, жажду услышать голос, и почти слышу, но только почти.
Говорят, будто после смерти любимого человека умираешь сам. Если бы. Я жив и это самое страшное. Мое проклятие каждую минуту прогонять в памяти те последние часы, задаваясь вопросом: "если бы?". Если бы, если бы, ЕСЛИ БЫ! И пускай все вокруг твердят, что история не приемлет сослагательного наклонения, мне от этого не легче. Я знаю, что мог ее спасти, вытащить из петли, прижать к себе, гладить волосы, покрывать поцелуями лицо. Мог извиниться за несдержанность, объяснить, что она не одна - мы вместе. И останемся вместе навсегда. Но нет, ничего уже не изменить.
А еще говорят, что человек предчувствует несчастье, произошедшее с близким. Я же не почувствовал НИЧЕГО! И когда подходил к двери амбара, и когда взялся за ручку, и когда потянул на себя. НИЧЕГО!!! А потом не помню. Нет, помню какими-то урывками.
Я вижу висящее на тонкой капроновой веревке тело, вижу еще недавно нежно-розовое, а сейчас начавшее синеть лицо, вижу приоткрытый рот. Слышу исторгшийся из моей глотки крик "НЕТ!"... Пробел... В моей руке нож, я перерезаю нить и моя девочка сломанной куклой падает на пол. Я падаю перед ней на колени, зачем-то хлещу по щекам, пытаюсь сделать искусственное дыхание... Пробел... Я кричу в телефонную трубку на врача, требую немедленно приехать, затем бегу назад... Пробел... Я накрываю губами те самые губы, которые так любил целовать, вдыхаю воздух в рот, а находящаяся рядом девушка-врач жмет на грудную клетку. Еще... Еще... Еще... Ну же, дыши. ДЫШИ, черт тебя побери! Не смей уходить. Я не смогу без тебя. Я без тебя никто. Давай, девочка, сделай вдох, открой глаза, посмотри на меня. Не уходи! Ты не можешь меня бросить. Врач бормочет что-то о сломанной подъязычной кости, о том, что все кончено и надежды нет. Я требую продолжать, хотя и понимаю, что она права. Это конец. Конец всему. Счастью, надеждам, мечтам.
А затем, ожидая приезда полиции, я иду на кухню, наливаю в таз горячую воду и... начинаю мыть посуду. Почему? Зачем? Я не знаю, но твердо уверен, что должен это сделать. Чашка, вторая, третья... Шапка пены накрывает воду, а я продолжаю мыть. Ложки, вилки. А где же нож? Ах да, он лежит там, где... Но я не могу заставить себя пойти туда. Позже вымою. Блюдца, тарелки, кастрюли... Кажется все. Теперь надо ополоснуть...
Закончив с посудой, беру веник и иду мести пол. Синтетический палас впитывает в себя мелкий мусор, словно губка воду, выметать тяжело, но пылесос я включать не хочу. Почему? Ответа нет.
Появляются голосящие родственники. Крики, плач. Ее отец чуть было не кидается на меня с кулаками, но останавливается. Тетушка, глава местной администрации выкрикивает обвинения мне в лицо - я молчу. Зачем оправдываться? Все равно никто ничего не услышит. И доля истины в ее словах присутствует. Хотя и мне хочется закричать в ответ. Поинтересоваться, почему они, родители, тетя, дядя, бабушка не оказали поддержку девочке, когда она так в ней нуждалась? Почему не сказали ни одного доброго слова? Почему люди, от которых она вправе была ожидать любви и понимания, осыпали ее упреками? Но я молчу, отупев от горя.
Полиция приехала ближе к полуночи, когда на землю опустилась мгла. Следственная группа сразу проследовала в амбар, в дом вошел только участковый. Извинившись, первой опросил врача - той надо было возвращаться домой. Закончив с ней, переключил внимание на меня.
- Извините, Андрей, если мои вопросы покажутся вам бестактными, но я должен их задать - это моя работа,- произносит он.
Я киваю - мне все равно.
Не помню, о чем меня спрашивали, все мысли были о моей девочке. О том, что она лежит там, на холоде, в халатике. О том, что она сейчас одинока, рядом, кроме фальшиво скорбящих родственников, исключая родителей, нет никого, кто бы обнял, прижал к себе, согрел. И слова песни, запавшие в душу:
Да будет Тень, да будет Свет,
Я проживу эоны лет,
Пока пойму, что у меня,
Есть только ты и только я.
Что мир лишь сон, где мы не спим,
Познаем страх и вместе с ним,
Шагнём в огонь, напьёмся слёз,
И повернём земную ось.
Не хочу другой судьбы,
Где есть не я, где есть не ты.
Благодарю сейчас и здесь,
За всё, что нет и всё, что есть.
Мы как вода в море.
Кровь в жилах.
Боль в сердце.
Нож в спину.
Двое, как крылья.
Сон в руку.
Миг счастья.
Жизнь в муках
(Агата Кристи. Сердцебиение.)
Наконец полицейские заканчивают работу, и мы грузим потяжелевшее вдруг тело супруги в "головастик". Я укутываю ее одеялом - она всегда мерзла, особенно ступни. Машина трогается, а я стою и смотрю вслед, не в силах отвести взгляд.
"Любящие" родственники с похорон меня прогнали, не дав мне даже проститься. Бог им судья. И ОНА.
Смотрю на фотографию. Дура. ДУРА е...ая! Что ты натворила? Каким местом думала? Избавилась от проблем, скинула, сбежав, на чужие плечи. Предала, бросила! А как же ежедневные заверения в любви? Все ложь! Каждое слово, каждый взгляд. Ты хоть раз была со мной откровенна, или наша совместная жизнь всего лишь обман? Твоя попытка сбежать от деспотичной матери? Я для тебя был только средством. Тогда почему мне так больно?
Но потом вспоминаю взгляды, жесты, движения. Нет, это не могло быть притворством. Так невозможно имитировать чувства - она любила меня. Она хотела быть со мной. Навсегда, до самой смерти. Так и произошло.
День проходит за днём, а боль не утихает - становится лишь острее. Безумие, которому я противился, все-таки настигло меня, всё настойчивей убеждая, что жена не умерла, уехала на время и не сегодня-завтра вернётся. А иногда мне кажется, что всё произошедшее только сон, от которого мне предстоит очнуться, открыть глаза и увидеть рядом, на соседней подушке, милое сердцу лицо. Я протяну руку, приглажу непослушные волосы, и любовь накроет нас с новой силой, но краешком ещё не замутнённого сознания понимаю: нет её больше, не обманывайся. А потом раздался звонок...
Банк. Требуют погашения задолженности. Что? Мне показалось, будто я ослышался. Вы, суки, довели девушку до самоубийства и ещё смеете требовать?! Да есть у вас хоть что-нибудь святое? Или хотя бы зачатки совести? Да что с вами творится? Люди вы или нет?
А ведь именно с этого все и начиналось. С желания жены мне помочь...
В селе с местами работы, как и по всей стране, впрочем, был напряг, да и платили сущие копейки, вот и решила девочка, устроившись на столь же низкооплачиваемую работу, в тайне от меня взять кредит. Прошло полгода своевременных выплат и тут звонок: "У вас задолженность". Откуда? Мы же выплачиваем вовремя. " Да, разумеется, но каждый раз вы забываете оплатить 62 копейки. Вот они, плюс пени - набежала одна тысяча триста двадцать рублей". Ладно, погасим. И это стало моей первой ошибкой - банк нашёл лохов.
Прошло три месяца, и мы получили первое письмо. "Ваша задолженность составляет двадцать две тысячи семьсот сорок девять рублей. Требуем погасить в течение трёх дней, в противном случае мы...". Далее шли перечисления статей уголовного кодекса, согласно которым мы могли лишиться всего. Но... В конце письма не было ни печати, ни подписи. С трудом успокоив впечатлительную супругу, я сжёг его и забыл... На неделю...
Каждый понедельник мы получали письма подобного содержания, только сумма менялась в сторону увеличения. Не выдержав ежедневных причитаний, я заставил жену позвонить в банк. "Да, у вас накопился долг". Откуда? "Вы ежемесячно просрочиваете платежи". Не может быть, вот график, вот квитанции об оплате, с указанием даты и суммы. " В вашем договоре произошла путаница. Вы постоянно выплачиваете меньшую, чем положено, сумму". А мы здесь при чем? Ваша ошибка, вам и ответ держать. " То есть вы отказываетесь платить?". Разумеется. " В таком случае мы передадим ваш долг коллекторской фирме". Да ради бога, делайте, что хотите... И это стало моей второй ошибкой.