Викториум

Я стремительно перевел взгляд. И разглядел наступающих турок. Они теперь пешими шагали через селение. У всех в руках винтовки. Они вскидывали их к плечу. Стреляли по башенке над воротами. Вот они добрались до тел своих товарищей, павших меньше четверти часа назад. И тут снова грянули наши пушки. И я воочию увидел, как люди превращаются в груды мяса.

Вроде бы всего пара снарядов взорвалась в воздухе над головами наступающих турок. Однако эффект от них был просто чудовищный. Свинцовые шарики шрапнели просто рвали людей на куски. Те валились как подкошенные. На телах будто сами собой появлялись кровавые отверстия. Одежда начинала дымиться. Кто-то хватался за разбитое шрапнелью лицо. Иным доставалась целая пригоршня — и они валились наземь, вообще слабо напоминая уже людей.

Однако залпы орудий не могли остановить несущуюся на нас толпу. Подбадривая себя выкриками и потрясая над головой оружием, турки все ближе подходили к стене.

Вот тогда и заговорили оба «гочкисса».

Дробный перестук пулеметов тут же заглушил все остальные звуки. Первые ряды бегущих к частоколу турок повалились, словно по ним снова прошлись шрапнелью. Длинные очереди косили врагов ничуть не хуже свинцовых шариков. Не прошло и пары минут, как земля перед частоколом покрылась трупами.

Турки уже готовы были обратиться в бегство, когда среди них выросла фигура практически голого человека. Он взмахнул мечом, разрубая надвое попытавшегося убежать воина. Вскинул окровавленное оружие над головой. Что-то прокричал. И первым устремился к стенам. Что самое удивительное, люди шли за ним. Прямо на пулеметы. Видимо, смерть от руки такого чудовища казалась им намного страшней смерти от пули.

Казаки за «гочкиссами» сосредоточили огонь на полуголом. Однако тот оказался словно заговоренным. Рядом с ним падали курды и редифы, безуспешно пытающиеся закрываться своими щитами. Но сам он, хотя и представлял собой идеальную мишень, не получил ни единой царапины.

Полуголый первым подбежал к частоколу, на минуту скрывшись из виду. Длинная рука легко достала до заостренного верха бревен. Он подтянулся — и вот уже его могучая фигура перевалила через частокол.

Туркам пришлось слегка повозиться с лестницами, чтобы перебраться вслед за ним.

Теперь я смотрел без бинокля. Надобность в нем отпала. Я видел, как ринулся через двор высоченный полуголый турок. Двумя быстрым взмахами он раскидал казаков, оказавшихся на его пути. Те повалились на землю, обильно поливая ее кровью. Он бежал дальше, казалось, совершенно без цели. Лишь бы найти себе врага и как можно скорее покончить с ним.

Так было, пока на его пути не встал есаул Булатов.

Он легко уклонился от широкого замаха полуголого турка. Нырнул под его меч. И сделал быстрый выпад, целя тому под мышку. Шашка рассекла плоть врага. По груди его обильно потекла кровь. Булатов прокрутился на месте, будто волчок, и ударил снова. Теперь уже по ребрам. Казалось, в последнее мгновение его противник успел подставить левую руку. Тяжелый клинок шашки легко отсек ее. Как будто и не было у полуголого руки ниже локтя. Однако тот не обратил на новое ранение совершенно никакого внимания. Как будто потеря руки его ничуть не взволновала. Он обрушил на Булатова удар своего меча.

Есаул с трудом сумел парировать его. Но сила удара оказалась такова, что он покачнулся. Было видно, что удержаться на ногах стоит ему немалых усилий. Новый удар не замедлил последовать. Теперь уже Булатов нырнул в сторону, опасаясь принимать вражий клинок на свой. Он отпрыгнул назад. И тут же сам обрушился на противника целым градом быстрых ударов. Колющих и рубящих. Видимо, противник его не привык отражать натиск. Скорее уж сам нападал. И потому в обороне оказался не слишком умел. Несколько раз шашка Булатова окрасилась кровью. Глубокие раны украсили полуголый торс. Из них обильно потекла кровь, пачкая ноги турка и превращая сухую землю под ними в буроватую грязь. Он повалился прямо на руки подбежавшим товарищам.

Однако отпускать их живыми никто не собирался. Двое пулеметчиков с «льюисами» открыли огонь по отступающим туркам. Сверху по ним палили из «гочкиссов». Казаки добавляли из карабинов. Турки оказались в смертельной ловушке. И даже не будь у них на руках такой жуткой ноши, как израненный полуголый гигант, вряд ли им удалось бы из нее выбраться.

Вот только этого самого полуголого я как раз и недооценил. Оказавшись у самого частокола, он снова вскарабкался на него. И пускай это у него получилось не так легко и ловко, как в прошлый раз, однако он все равно оказался по ту сторону. А вот остальным проделать нечто подобное не удалось. Все они полегли под огнем казаков.

Оставшиеся с другой стороны частокола турки отступили в город. По ним на прощание дали залп шрапнелью наши орудия. Ливень свинцовых шариков оставил широкие просеки в толпе отступающих врагов. Это едва не обратило их в бегство. А самым жутким оказался тот факт, что панику снова остановил полуголый гигант. Он командовал, лежа на руках своих товарищей. Однако, несмотря на чудовищные раны и слабость, его продолжали слушаться.

Армия шерифа Али отступила от нашей небольшой крепости. Мы успешно отразили два первых штурма, что внушало нам определенный оптимизм.

Вечером того дня все офицеры гарнизона собрались в клубе. Вина у нас не было. Местные его не делали, блюдя заветы Аллаха, а то, что брали с собой, давно закончилось. Так что пришлось нам довольствоваться холодным чаем. Правда, выпили его много. Не раз и не два отправляли молоденького совсем казачка в рудник за новыми кувшинами.

— И что это за монстр такой? — качал головой есаул Булатов. — Я ведь его едва в капусту не накрошил. Я видел его раны. Слышал, как у него ребра трещат. Думал уже — амба ему. Ан нет! — Он хлопнул ладонью по столу. — Ушел-таки, гад! И как ушел! Командовал еще.

— А что если это и есть тот самый Хади? — предположил Дядько. — Про него же все слыхали в войну. Что его и из пушки не прошибешь.

— Не верил я тогда ни в каких Хади, — вздохнул Булатов. — А выходит правда была в тех россказнях про курда бессмертного.

— Не бывает бессмертных, — решительно заявил я. — Все видели, как у него кровь шла. Вы руку ему отрубили, Булатов. Вот если он завтра покажется снова с левой рукой, только тогда я поверю в бессмертных. А пока он для меня просто чрезвычайно живучий враг. Не более того.

— Но, согласитесь, — заметил Мишагин, — что такой враг все равно весьма неприятная новость.

Я только кивнул в ответ на его слова. И дальше развивать эту тему мне совершенно не хотелось. Тем более, что имелась у нас и более насущная. А именно результаты исследований Штейнемана.

Губернский секретарь только сегодня вечером покинул домик, в котором проводил свои опыты. Что самое интересное, во время подготовки к обороне рудника о нем все как-то позабыли. И когда Штейнеман вышел из своего домика и поинтересовался, что это за грохот и вопли отвлекали его от работы, все были немало удивлены этим явлением.

— Штейнеман, — обратился я к губернскому секретарю, — вы уже готовы сообщить нам результаты ваших исследований?

— Вполне, — кивнул тот. — Даже моих малых познаний хватает, чтобы понять, здесь огромные залежи персидского угля. И он намного чище того, что добывается в других местах. Возможно, даже обладает доселе неизученными свойствами. Разработка этого рудника может внести существенный вклад в современную науку. И тут, поверьте мне, я ничуть не преувеличиваю. Образцы нужно незамедлительно отправить в Петербург для более детального изучения.

— Мы обязательно сделаем это, — усмехнулся корнет Мишагин, — как только разберемся с армией шерифа Али. Если вы не заметили, она осаждает нас.

— Меня уже просветили относительно этого вопроса, — с фирменной своей холодностью, которой он награждал всех жандармов, ответил Штейнеман. — Однако хочу вам заметить, что скромных ресурсов, имеющихся непосредственно здесь, на руднике, едва хватило для того, чтобы определить чистоту угля. Более серьезные исследования могут провести уже только в Горном институте.