Викториум

Конные редифы раз за разом налетали на холмы, где стояли пушки и пулеметы янычар. Однако вокруг них стояло плотное кольцо оцепления. Янычары знали, что орудия и «гочкиссы» — залог их победы над превосходящими силами врага. И потому дрались отчаянно. Стояли насмерть. Трижды редифы бросались в атаку на холмы — и всюду были отброшены. Кони и люди катились вниз, ломая кости, сворачивая шеи. Крики заглушал чудовищный животный стон, повисающий над полем боя всякий раз, когда редифов отбивали. И они вынуждены были отступать к подножию холмов.

Первые обрушившиеся на янычарскую пехоту курды оказались рассеяны в считанные минуты. Железная дисциплина янычар и длинные штыки на их винтовках остановили бешеный натиск вопящей и улюлюкающей толпы, ведомой шейхами. Снова сплачиваясь в шеренги, янычары открывали ураганный огонь. А когда курды добирались-таки до них, начиналась жестокая схватка. Сабли против штыков. Выстрелы звучали редко — некогда было перезаряжать оружие. Штыками и прикладами янычары отбивали атаки курдов. Когда же те разрывали дистанцию, чтобы через минуту налететь снова, янычары мгновенно начинали палить. Не думая о меткости. Промахнуться с двадцати шагов во всадника, наверное, даже сложнее, чем попасть в него.

Не разбегались курды только из-за страха перед чудовищным Салманом-хади. Под лысым шейхом курдов убили его неторопливого бактриана, однако пешим он дрался не менее ловко. И был беспощаден к тем, кто стремился покинуть бой. После того как он парой взмахов своего меча уложил пятерых струсивших, никто больше в тыл не глядел.

Курды в последний раз обрушились со всей силой на правый фланг янычарской пехоты вместе с толпой нищих наемников. Многие из курдов к тому моменту уже лишились коней. Одни встали в стрелковые цепи, хотя им и не особенно нравилось выполнять чьи-то приказы. Другие же присоединились к жестокой рукопашной в сладковатом дыму курильниц. И им удалось смять фланг янычар. Не рассеять, конечно, эту в высшей степени дисциплинированную пехоту, но именно смять. Конница буквально втоптала в кровавую грязь поредевшие янычарские шеренги.

Салман-хади активно орудовал своим мечом, прорубая буквально просеку на поле боя. И попадаться ему на пути не стоило. Ни своему, ни чужому. В упоении битвы шейх курдов не ведал иногда, что творит. Закованные в сталь янычары разлетались от ударов его меча, будто тряпичные куклы. И ни один из них не поднялся уже на ноги. Курдов же или нищих наемников его тяжелый меч часто разрубал надвое прежде, чем они успевали крикнуть Салману, что перед ним свой. Да и не слышал он обычно ничьих криков.

Однако стоило битве немного сбавить темп, как Салман снова стал настоящим хади. Предводителем. Разум его, казалось, совсем не туманили сладковатые травы из брошенных слугами курильниц. Он сделал знак кому-то из своих воинов — и ему подвели коня. Самого большого, какого только смогли быстро отыскать. Гигант взгромоздился на него. И хотя ноги его почти доставали до земли, и, в общем, вид он в этот момент имел довольно комичный, никто не посмел даже улыбнуться. Знали, чем это может закончиться.

— Курды! — хриплым, но удивительно сильным голосом воскликнул Салман-хади. — За мной! На пушки!

И вся орава курдских кланов, только что вышедшая из горнила чудовищной схватки с пешими янычарами, подчинилась ему. Даже другие шейхи не посмели сказать и слова против.

Редифы Мустафы-баши в очередной раз бросились в атаку на пушки, когда рядом с ними замелькали яркие одеяния курдов. Засверкали их кривые сабли. На скаку курды палили из винтовок. И хотя большого ущерба это янычарским артиллеристам не наносило, однако заставляло быть осторожней и ниже держать головы. А из-за этого работали они куда медленней.

Но вот курдская пуля сразила пулеметчика, лежащего за «гочкиссом» и поливающего атакующих всадников длинными очередями. Затылок его в ту же секунду буквально взорвался. Он схватился за пробитую маску, и агония выгнула его тело дугой. В разные стороны полетели брызги крови, осколки костей. Товарищи откатили мертвеца в сторону, чтобы не мешал. Уже через десяток секунд пулемет застрочил снова. Но эти секунды оказались решающими в судьбе расчета.

Курды буквально в считанные секунды смели людей, защищающих пулемет. Расчет умер сразу же после этого. Однако пулемет остался цел. Курды отлично знали, что это за оружие и на что оно способно.

Быстро спешившийся Салман-хади присел рядом со смертоносным «гочкиссом», уничтожившим столько курдов. Откинул крышку патронного ящика. Тот был заполнен наполовину. Да еще несколько невскрытых ящиков стояли рядом с пулеметом. Патроны янычары явно жалеть не собирались.

— Кто умеет стрелять из него! — крикнул Салман-хади. — Быстро сюда!

К нему подбежали пятеро курдов. По рукаву куртки одного из них стекала кровь, но он совсем не обращал внимания на ранение.

— Разворачивайте его! — скомандовал Салман-хади. — Расстреляйте эти пушки!

Курды, которым в скором времени предстояло стать пулеметчиками, завозились с неповоротливым «гочкиссом». Тот же, что был ранен, присел рядом и принялся забивать патронами из ящика жесткие ленты. Наконец пулемет был установлен под нужным углом. Залегший рядом с ним стрелок завозился с прицелом, прикидывая дальность. Остальные громко советовали то и это, но он просто игнорировал их советы. И вот, наконец, оружие было готово к стрельбе. Раненый курд подсел поближе, но так, чтобы от вражеских пуль его прикрывали пустые патронные ящики. Протянул подающему пару снаряженных лент.

И вот «гочкисс» застучал снова. Стоявшие тут же остальные курды разразились громкими воплями, потрясая над головой саблями и винтовками.

— Аббас-ага, курды захватили наш пулемет, — обратил внимание командира на левый фланг один из янычар личной охраны аги. — И теперь ведут огонь по нашим пушкам с фланга.

— Вижу, — прорычал сквозь зубы Аббас, опуская свой бинокль.

Все он отлично видел и без чужой подсказки. Расчеты обоих его орудий оказались под пулеметным огнем. Надо их выручать. Вот только кому. Все воины, кроме него и охраны, уже сражаются. И пешие. И конные. А проклятые наемники все еще держатся. Более того, курды, взявшие холм с пулеметом, снова садились на коней. Теперь они угрожали флангу врезавшейся во врага кавалерии янычар. Но все-таки пулемет представлял куда большую опасность. А значит, пора самому браться за оружие.

— Спешиться, — велел Аббас-ага личной охране — десятку отборных янычар. Бок о бок с ними он прошел горнило 93-й войны. — Берем их тихо, как русские дозоры под Плевной, — велел он. — Работаем только ятаганами.

Он не видел лиц своих друзей, но был уверен, что под устрашающими стальными масками они улыбаются. Как будто вновь пришли старые добрые времена. Когда не надо торчать в скучном падишахском дворце. А можно вволю поработать ятаганом.

Вслед за Аббасом-агой его товарищи спустились с холма по противоположному склону. Быстрым шагом, почти бегом, направились к тому месту, где засели с пулеметом курды. Никто не сдернул с плеча карабин. Левой рукой каждый придерживал тяжелый ятаган. Так, никем не замеченные, добрались они до позиций врага. Благо, быстрым шагом расстояние это преодолеть можно было минут за десять — не больше. Низко пригибаясь в густой траве, совершенно нетронутой на этом склоне, янычары подкрались к самым позициям пулеметчиков. И пускай они достаточно сильно шумели, пока поднимались, но за стрекотом пулемета курды ничего не могли услышать.

Аббас первым поднялся в полный рост и ринулся на врага. Быстрый взмах ятагана — и голова курда, сидящего за патронными ящиками, катится с плеч. Подающий успел вскочить на ноги. Но не избежал удара одного из телохранителей аги. Тяжелый клинок ятагана опустился на его плечо, сокрушая ребра. Глубоко вошел в тело. Звякнул о ствол «гочкисса». Так и оставшийся лежать ничком стрелок перекатился в сторону, когда на него едва не повалился подающий. Этот курд успел даже встать на колено. Выхватил из-за широкого кушака револьвер. Но тут его настиг янычарский ятаган.