Викториум

Слова его стали пророческими.

Не успели казаки выстрелить еще хотя бы пару раз, как первые фанатики начали прыгать в окна. В дело пошли шашки.

Люди Ауды в это время штурмовали дом, на крыше которого засели пулеметчики. Урядник продолжал поливать очередями толпу фанатиков. Трое остальных отстреливались от ховейтатов. Дважды людям Ауды удавалось приставить лестницы к стенам дома, но не забраться по ним. Меткими выстрелами казаки сбивали их. Лишь раз дошло до короткой, но ожесточенной сабельной рубки.

Вот только в ней тяжело ранили приказного. Его ухватил за руку сорвавшийся ховейтат. Глубоко вонзил в предплечье длинный кинжал. Попытался подтянуться. Но ему раскроил голову казак. Приказной стряхнул труп вниз. Но длинный кинжал, глубоко вошел в его руку. Распорол ее почти по всей длине. Рукав, мышцы, сухожилия.

Теперь приказной был не боец. Он расположился рядом с пулеметчиком. Принялся одной рукой набивать диски пулемета патронами. Руку ему быстро перевязали, но кровь то и дело начинала сочиться через бинты. Приказной шипел от боли, но работы не прекращал.

Поняв, что с наскока казаков не взять, ховейтаты сменили тактику. Забравшись на крыши соседних домов, они принялись обстреливать казаков. Ховейтатов было намного больше. Казаки временами просто головы поднять не могли. Вот только пулеметчику это вовсе не мешало стрелять по толпе внизу. Да и отстреливались кубанцы очень уж удачно. Ховейтаты палили в белый свет, как в копеечку, а вот казаки стреляли прицельно. Один выстрел — один мертвый ховейтат. Или раненый, если не повезет или рука дрогнет.

Но ховейтаты уже успели хорошенько вдохнуть боевой дури. Они бросились по крышам соседних домов в атаку. Благо, улички в Стамбуле узкие, и расстояние между домами очень невелико. Казаки сбивали их меткими выстрелами. Однако ховейтатов было больше двух десятков. И бежали быстро. А ранений почти не чувствовали под действием боевой дури.

Даже когда урядник был вынужден развернуть пулемет и дал по бегущим ховейтатам несколько коротких очередей, они не остановились. Пятеро детей пустыни остались лежать на крышах. Остальные же добрались до казаков.

Схватка была короткой, но ожесточенной. Через несколько секунд после того, как ховейтаты перепрыгнули на крышу, обороняемую кубанцами, замолчал пулемет. Еще через пять минут ховейтаты притащили Лоуренсу пулемет Льюиса.

— И все-таки в этой стране с воровством бороться бесполезно, — усмехнулся Лоуренс. — Льюис иначе не достать в Стамбуле. Но надо отдать русским должное. Без этого пулемета их участь была бы решена еще четверть часа назад.

— Их участь решена волей Аллаха, — спокойно произнес шериф Али. — Фанатики и ховейтаты уже в посольстве урусов.

Казаков теснили от окон. Бой шел уже в коридорах посольства. Казаки отступали, обрушивая за спиной на дороге фанатиков настоящие баррикады из шкафов, лавок и прочей мебели. Врагу приходилось перебираться через них, что существенно замедляло продвижение. К тому же нередко казаки успевали сложить еще одну баррикаду из мебели — и залечь за ней. Тогда плотным огнем они останавливали фанатиков на несколько минут. Поверх дорогой мебели, украшенной подчас затейливой резьбой, валились трупы, и реками текла кровь.

Но совсем остановить фанатиков не могли ни пули, ни сабли.

— Еще бы пару пулеметов, а, Лызнов, — невесело усмехался полковник Мажурин, — всех бы тут положили, сволочей.

Синий полковничий мундир его густо пятнала кровь. Непонятно уже, его или вражья. Белая черкеска сотника Лызнова давно уже утратила свой природный цвет. Хоть сотник и предпочитал отстреливаться из смит-вессона, но и шашку ему часто приходилось пускать в ход.

Рядом с ними отстреливался Александр Сергеевич. Русский посол превосходно владел револьвером. Еще ни разу враг не смог подобраться к нему настолько близко, чтобы дотянуться до него саблей или кинжалом. Лишь рукав его белого пиджака был распорот выпадом вражьего копья. Но фанатика Александр Сергеевич успел застрелить раньше, чем тот успел нанести второй удар.

— От дыма паршивого тошнит уже, — бурчал сотник Лызнов. — И мозги от него все кипят.

— А правда, — в схватке выдалась короткая передышка, фанатики растаскивали тела своих товарищей с баррикад, казаки снимали их меткими выстрелами, — от турецкого дыма у нас с вами голова раскалывается, а басурмане звереют, будто черти. Вот отчего так, как вы считаете, Александр Сергеевич?

Русский посол пребывал в крайнем раздражении. Он очень не любил оказываться не прав. А тут выходит, что он несколько дней игнорировал вполне обоснованные опасения начальника казачьего конвоя. Это уже тянуло на почти преступную глупость. К тому же напоминание о пулемете отдельно разозлило посла. Да еще и лучший костюм теперь безвозвратно испорчен!

— Они этой дурью балуются, — все же нашел в себе силы преодолеть раздражение и ответить полковнику Александр Сергеевич, — с незапамятных времен. И кальяны курят, и трубки, и целые помещения ею окуривают. Совещания в диване или военном штабе здесь проходят будто в тумане. А у нас же и трех веков не прошло с тех пор, как царь Петр Алексеевич курение насаждать начал. Потому-то, слава богу, — он перекрестился рукой с револьвером, — и кипят мозги у нас от их дыма. Нет, слава богу, — посол снова перекрестился, хотя и не был до сих пор особенно религиозным человеком, — у нас привычки к этому зелью.

И тут фанатики разобрали наконец груду трупов и баррикаду. Вновь ринулись в атаку. Вот только среди них было много людей в бурнусах, какие носят жители пустынь — кочевники бедуины. Вооруженные саблями и револьверами, они были куда лучшими бойцами, нежели полуголые фанатики.

И закипела жестокая рукопашная схватка. Первым упал Александр Сергеевич. Он расстрелял весь барабан своего револьвера. Шесть человек упали перед ним. Седьмой же словно злобный дух пустыни перепрыгнул через тела своих павших товарищей. Взмахнул саблей. Александр Сергеевич — бывалый дуэлянт — успел подставить под первый удар свой револьвер. Тот отлетел куда-то в сторону бесполезным куском металла. Второй, столь же стремительный удар прикончил русского посла. Тяжелый клинок сабли обрушился на плечо Александра Сергеевича, сокрушая ребра, глубоко погружаясь в грудь.

Его убийцу через секунду прикончил сотник Лызнов. Но было поздно. Русский посол уже лежал на полу. Он был мертв еще до того как упал. Сотник перехватил руку бедуина, держащую саблю. Сжал ее стальным капканом пальцев. Быстрым ударом короткой шашки раскроил его горло. От уха до уха. Бедуин рухнул прямо на тело русского посла.

— Уходим, Лызнов! — крикнул полковник Мажурин. — Скорее!

Но было поздно. Один из немногих оставшихся фанатиков кинулся прямо на сотника. Буквально сам себя насадил на его шашку. Но на этом не остановился. Он подтянулся по клинку. Попытался зубами ухватить Лызнова за шею. Кубанец с усилием просунул руку тому под шею, не давая ему укусить себя. Попытался стряхнуть безумца со своей шашки.

Рядом с ним вырос бедуин. Вскинул револьвер. И всадил Лызнову пулю в упор. Затылок кубанца взорвался кровью и осколками черепа. Фанатик же вскочил на ноги. Так с шашкой в теле бросился дальше.

На полковника Мажурина навалились сразу трое бедуинов. Он ловко отбивался от них. Но когда к троим присоединились еще двое, а после в толпу влетел еще и фанатик с торчащей из кишок саблей, Мажурин понял, что минуты его сочтены. Его оттеснили к стене. Мажурин отчаянно отмахивался шашкой. Срубил голову фанатику. Выхватил из его тела вторую — ту, что принадлежала сотнику Лызнову. Закрутил ими чертову мельницу. От клинков его шашек вражьи удары так и отлетали. Не могли враги добраться до него. Мажурин сделал ловкий выпад сразу обеими. Два бедуина упали замертво. Но оставшиеся только сильнее навалились на него.

Полковник снова ударился спиной о стену. Но в этот раз спина его встретила не камень, а дерево двери. Он буквально ввалился в небольшую комнату. Споткнулся о порог, но удержался на ногах. Его поддержала твердая рука. Мажурин обернулся — и увидел загорелое лицо урядника Мелехова. Только тот был одет в турецкое платье. Рядом с ним стоял единственный оставшийся в посольстве слуга из местных.