Викториум

— За что же платят тебе младотурки? — поинтересовался Лоуренс.

За расслабленной отстраненностью его тона Браун услышал отголоски настороженности и интереса.

— За моих людей, — ответил довольный собой Ауда. — Мои ховейтаты охраняют младотурок на их демонстрациях, выступлениях. Не дают стражникам добраться до мест их тайных собраний. Мои люди даже убивают стражников, если приходится. И за это младотурки платят мне отдельно.

— На следующее тайное собрание младотурок я должен попасть, — вкрадчивым тоном произнес Лоуренс.

— Нет! — воскликнул Ауда. — Никак нельзя! Это же тайное собрание! Если я ты туда попадешь, младотурки перестанут доверять мне. Перестанут платить! Найдут другого, кто станет охранять их!

— Боишься потерять их деньги, — усмехнулся Лоуренс.

— Время такое, — пожал плечами Ауда. — Войны нет. Трофеев нет. А мне надо кормить ховейтатов.

— Я заплачу тебе золотом, Ауда, — заявил Лоуренс. — В этот раз мне нужны будут всего два десятка твоих людей. Из тех, кто постоянно находятся в Стамбуле.

— Что они должны делать для тебя?

— Помнишь дом, где жили урусы, Ауда. Твои люди должны следить за ним день и ночь. И как только там появится хоть кто-то, они тут же должны доложить мне. В дом европейских офицеров.

— Это место проклято кровью урусов! — вскричал Ауда еще громче, чем когда речь зашла о золоте младотурок.

— Дом сожгли, — отмахнулся Лоуренс. — Очистили огнем от всех проклятий. Ты ведь веришь в силу огня даже сильнее, чем в силу Аллаха.

Ауда взмахнул руками. Но ничего говорить не стал. Слишком уж падок был шейх ховейтатов до золота. А у Лоуренса его было достаточно. И этот бог был для Ауды намного важнее и Аллаха, и огня.

Наша с князем работа началась с утра следующего дня. Амилахвари беспощадно поднял меня ни свет ни заря. Я едва удержался от того, чтобы не послать его по матери. Но все-таки князь, да и мой непосредственный начальник. Некрасиво как-то.

— Это хорошо еще, что падишах, по крайней мере на людях, строго придерживается норм ислама, — усмехнулся князь. — А то бы у вас, Никита, еще и голова раскалывалась с похмелья.

Мне нечего было ответить на его слова. Я быстро привел себя в порядок и оделся. Вот только повседневную форму я так и не успел почистить после стычки с террористами в Севастополе. Она пестрела пятнами севастопольской уличной грязи и основательными подпалинами.

— Да уж, — критически осмотрел меня князь, — не слишком презентабельный вид. А гражданское платье у вас имеется, Никита? Собственно, в синих мундирах щеголять по Стамбулу не стоит. Слишком уж приметно мы будем выглядеть.

— Но вы-то в мундире, Аркадий Гивич, — заметил я.

— Был на докладе у Зиновьева, — объяснил князь Амилахвари. — Выпрашивал казаков для наших дел тут. А в таком деле без мундира никак нельзя. В общем, переодевайтесь, Никита. Сегодня у нас будет экскурсия по Стамбулу. С посещением достопримечательностей. У вас десять минут на то, чтобы переодеться в гражданское платье.

— Есть, — козырнул я.

Через пятнадцать минут мы с князем покинули территорию посольства. И окунулись в суету стамбульских улиц.

Я никогда не бывал на Востоке. Дальше Костромы и Нижнего не выбирался, собственно. Там у меня родственники живут. И вот теперь мы шли по тесным улочкам. Каждый шаг приходилось буквально отвоевывать у толпы, заполняющей улицы. Нас то и дело толкали, наступали на ноги и при этом нещадно ругали на самых разных языках.

Мы шагали через толпу, словно пара кораблей, рассекающих беснующиеся морские просторы. Однако чем ближе мы подходили к зданию бывшего русского посольства, тем меньше народу становилось на улицах. И в ту сторону, куда шли мы, никто больше не направлялся. На нас глядели, словно на сумасшедших. Хотя к последним на Востоке вроде бы относились с уважением.

— Не ходите туда, эфенди! — закричал нам молодой оборванец в драных шароварах и грязном тюрбане. Он проталкивался к нам через толпу, щедро работая локтями и отругиваясь от тех, кого толкал. Кричал он на странной смеси английского и французского языков, разбавляя их словами из турецкого языка. — То место проклято шайтаном! Там жили дети снежного иблиса из страны ледяного медведя! Его очистили огнем, но проклятье еще может сохранить свою силу! Вчера снова приехали урусы из страны ледяного медведя. И проклятье мертвых детей снежного иблиса снова может обрести силу! Вам нельзя туда, эфенди! Нельзя! А хотите я провожу вас…

Но мы его не слушали. Мы проталкивались через толпу к зданию бывшего нашего посольства. Нас с человеком в грязном тюрбане разделяло все больше народу.

— Пропаганда, — усмехнулся князь Амилахвари. — Хорошо работает тут эта машина. Идеально налажена. Восток.

Мы подошли к самому остову здания бывшего посольства. Все дома в округе были покинуты. Похоже, местные жители всерьез верили в проклятье шайтана и не рисковали селиться поблизости. Несмотря на то, что само здание было сожжено дотла.

Бродить среди руин мы с князем не стали. Смысла особого в этом ни я, ни он не видели.

А вот нашего знакомого в рваных шароварах и грязном тюрбане мы приметили почти сразу. Он не особенно ловко скрывался. Когда мы как бы невзначай оборачивались в его сторону, он шустро нырял в дверь или окно первого же попавшегося пустого дома. Когда он в очередной раз сделал это, князь коротко кивнул мне. Я отступил за угол того дома, куда нырнул попрошайка в грязном тюрбане. Князь же выбрал себе укрытие через дорогу. Оба мы вынули из кобур, спрятанных под пиджаками, оружие.

Мне пришлось отказаться от массивного маузера. Его ведь никак не укроешь под одеждой. Как и князь, я вооружился новеньким наганом. Несколько таких револьверов имелись у князя. Компактные и достаточно хорошо бьющие. Точно и кучно. Вроде как ими собирались заменять в армии и полиции смит-вессоны.

Бродяга в рваных шароварах выбрался из своего укрытия. Не увидев нас, он покрутил головой, но неуверенным шагом направился дальше по улице. Князь кивнул мне. С тихим щелчком взвел курок своего нагана. Я последовал его примеру.

Попрошайка остановился. Постоял несколько секунд. Но все же двинулся дальше.

Как только он пересек невидимую линию, которая существовала только в наших с князем головах, мы одновременно кинулись на него. Амилахвари ударил бродягу рукояткой нагана по зубам. Я ухватил его за руку, заломил ее за спину. Бродяга переломился пополам. Сплюнул под ноги кровью. Князь споро помог мне окончательно скрутить попрошайку. Грязный тюрбан бродяги размотался — и свалился на землю.

Мы затащили бродягу в ближайший дом. Не слишком ласково прислонили к стене. Так что тот ударился о нее спиной — и звонко стукнулся затылком. Князь еще раз приложил попрошайку наганом по зубам. Теперь с другой стороны. По плохо выбритому подбородку бродяги обильно потекла кровь.

Князь принялся расспрашивать бродягу. Говорил он на турецком, который знал в совершенстве. Даже меня учил, пока мы плыли в Стамбул. Однако моих познаний в этом языке было недостаточно для того, чтобы понять сбивчивый лепет попрошайки. Тем более что тот говорил неразборчиво из-за выбитых зубов. Гортанным голосом, в котором резко выделялись согласные, Амилахвари задавал попрошайке вопросы. Тот отвечал.

Удовлетворившись его ответами, князь отпустил бродягу. Тот как стоял, так и съехал спиной по стене. Съежился, словно побитая собака. Кажется, даже заплакал.

Князь вытер от крови рукоятку револьвера платком. Кинул кусок ткани себе под ноги. Нарочито громко взвел курок. Попрошайка тут же вскинулся. Закричал. Замахал руками. Князь присел над ним. Что-то спросил. Отвесил бродяге пару пощечин. Бродяга закричал от боли. Залепетал еще быстрее. В речи его я услышал слово «казак». А может, оно мне только показалось.

Амилахвари поднял бродягу на ноги. Вновь ударил спиной о стену. Правда, бить револьвером по зубам не стал. Хотя, наверное, зубов у бродяги не осталось.

Удовлетворившись, князь отпустил наконец попрошайку. Тот снова сполз к его ногам, едва не пачкая кровью ботинки князя.