Викториум

Лучше уж без толку валяться на диване, закинув руки за голову. Когда же становилось совсем невмоготу, отправлялся к большому складу. Тому, в котором Зарина работала над «Святогором».

А работа там кипела день за днем. Солдаты инженерного батальона вместе с симферопольскими рабочими ползали по громадной боевой машине. За этим наблюдала Зарина, как правило, опираясь на длинный гаечный ключ. Рядом с ней постоянно находился либо Вергизов, либо Муштаков. Иногда и сам генерал Радонежский.

Грохот в складе стоял такой, что уши закладывало. А разговаривать было почти невозможно. Рабочие и солдаты обменивались короткими репликами, срывая голоса от крика. У офицеров имелись жестяные рупоры. Все пространство внутри склада то и дело наполняли голоса, в которых звенел металл.

Опутанная деревянными лесами боевая машина все равно выглядела предельно опасной. Казалось, вот прямо сейчас она шагнет вперед. Посыплются с нее все эти деревяшки. «Святогор» поднимет руки. Заскрипят суставы. Оживет пулемет. Вспыхнет пока еще крохотный огонек в форсунке огнемета.

В такие моменты я почти начинал понимать сторонников ограничения прогресса. Ведь весть о «Святогоре» уже разнеслись по миру. И чем ответит на него коалиция? Какого монстра выставит Азиатский альянс?

И какими будут войны ближайшего будущего? С такими вот шагающими чудовищами, уничтожающими тысячи человек за несколько секунд.

Однажды я поделился этими опасениями с Зариной. Мы с ней и Вергизовым вышли из склада после окончания рабочего дня. Брать экипаж до гостиницы не стали. Всем хотелось насладиться приятным весенним вечером.

— Прогресс не остановить, — ответила мне Зарина. — В коалиции, как и в альянсе, ведутся подобные разработки. «Святогор» — это большой рывок для Русской империи. Теперь остальные вынуждены догонять нас. Равняться на нас. Мы же должны сохранить это преимущество как можно дольше. Именно поэтому я и продолжаю работы над «Святогором», несмотря даже на высочайшее неодобрение моего изобретения. Пускай государь считает «Святогора» не более чем забавной игрушкой. Но так ведь Бонапарт когда-то отнесся к пароходу Фултона. Теперь же почти все суда у нас на паровой тяге.

— Вы, как я понимаю, Зарина Акимовна, — улыбнулся Вергизов, — никогда рук не опускаете.

— А как же иначе, — развела руками Зарина. — Ведь тогда бы я ни за что не стала инженером. А гуляла бы в юбках с турнюрами по балам и приемам.

А на утро следующего дня меня вызвал к себе генерал Радонежский.

В полшестого утра меня поднял с постели Бойков. Неизменным своим неживым голосом он велел мне надеть парадный мундир и добавил:

— По вашему ведомству. Настоящему.

Даже в искусственном голосе штабс-капитана, звучащем из-под маски, я услышал многозначительные интонации. Несмотря на наше знакомство, Бойков по военной традиции недолюбливал жандармов.

— Борис Михайлович ждет вас через полчаса, — сказал Бойков напоследок и вышел из номера.

В положенное время я постучал в дверь номера генерала Радонежского. Одет я был в парадный мундир Корпуса жандармов. При сабле и уставном револьвере, вместо маузера, который я предпочитал.

Радонежский тоже щеголял белым парадным мундиром. На сгибе левого локтя покоилась фуражка. Искусственная рука только что не сверкает на солнце.

— Идемте, поручик, — кивнул мне генерал. — Нас ждут в резиденции таврического губернатора. Новости из самого Петербурга.

У дверей гостиницы нас ждал автомобиль. Я и не знал, что в Симферополе есть хотя бы одно подобное чудо технической мысли.

Они появились не так давно. Первые модели были представлены на Парижской выставке. Несколько раз я видел потом похожие на улицах Петербурга. Высокие повозки с деревянными дверями, двумя или тремя рядами мягких кресел и тентом. Колеса со спицами и дутыми шинами, а также мягкие рессоры превращали путешествие в автомобилях в настоящее удовольствие. По крайней мере, так уверяли большие рекламные плакаты, которые можно было увидеть на стенах зданий в Питере.

Теперь у меня появился шанс это проверить.

— Вот оно как, — присвистнул даже генерал Радонежский. — Целый автомобиль для нас пригнали.

— Извольте занять места, — важным тоном произнес шофер. Тот был одет, несмотря на весеннее тепло, в кожаную куртку и черную фуражку с эмблемой автомобильного корпуса.

Мы с генералом уселись на заднем сиденье. Бойков в этот раз не сопровождал Радонежского. Шофер покрутил что-то, дернул за рычаг. Автомобиль содрогнулся будто бы в конвульсии. Из трубы сзади вылетел клуб черного дыма. Сильно запахло жженым углем. Подождав минуту, шофер снова дернул за рычаг, переведя его в крайнее переднее положение. Положил руки на рулевое колесо. Клубы пара окутали колеса автомобиля. Он мелко затрясся — и наконец покатил по мостовой.

Тремор раздражал первые несколько минут. Потом он прекратился. Автомобиль резко покатил по симферопольской мостовой. Не знаю уж благодаря ли шинам или рессорам, или еще чему, но ход у автомобиля был плавный. И совсем не дергало при торможении и на поворотах.

Вот так, можно сказать, с шиком подкатили мы к резиденции таврического губернатора. Автомобиль остановился. Снова окутался клубами черного угольного дыма и водяного пара.

— Подождите минуту, — с прежней важностью произнес шофер. — А то можно обвариться паром.

Посидев пока рассеется пар, мы выбрались из автомобиля и направились к резиденции.

Нас, конечно, уже ждали. Ливрейный слуга с поклоном встретил нас. Он проводил нас по многочисленным роскошным коридорам, где полы были застланы красными ковровыми дорожками. По мраморным лестницам с широкими перилами и скульптурами под античность на каждом повороте.

Губернатор ждал нас в просторном кабинете, который ничем не отличался от других подобных ему чиновничьих кабинетов. Он стоял прямо под портретом императора. И смотрелся на его фоне достаточно импозантно. Видимо, специально подбирал. И не ошибся.

Кроме Всеволожского в кабинете находился начальник Таврического жандармского управления генерал-майор Александр Андреевич Шнель. В руках жандармский генерал держал красную папку, украшенную имперским медведем. Рядом с ним стоял командующий 7-го корпуса генерал-лейтенант Аллер.

— Прошу вас, Александр Андреевич, — кивнул ему губернатор, сделав приглашающий знак генерал-майору.

— С вашего разрешения, — произнес Шнель, обращаясь к Радонежскому. У того возражений не было. — Никита Ксенофонтович Евсеичев, поздравляю вас штаб-ротмистром.

Генерал-майор протянул мне папку. Внутри оказался патент штаб-ротмистра и новенькие погоны с четырьмя звездочками.

— Кроме того, — взял слово губернатор, — вы, ротмистр, включены в состав нашего посольства в Левантийской империи. Это весьма опасное назначение, молодой человек. Даже удивительно, что вы сами попросили об этом.

Он протянул мне листок бумаги. Назначение в посольство офицером охраны.

— Благодарю! — выпалил я, кладя бумагу в папку и захлопывая ее. Вытянулся во фрунт, будто на параде.

— Оправдайте возложенное на вас доверие, ротмистр, — покровительственно похлопал меня по плечу генерал-майор Шнель. — В Стамбуле вам придется тяжело — тут и к гадалке не ходи.

— Оправдаю, — ответил я.

— А теперь по поводу вас, генерал, — подошел к Радонежскому молчавший до того Аллер. — По старшинству, так сказать. Вашу инспекцию высочайшим решением велено завершить. Вы принимаете командование Одесским военным округом. На его основе сейчас спешно собирают новую армию, на случай возможной войны с левантийцами. Сейчас в Таврию перебрасывают войска из внутренних губерний. В эту армию, скорее всего, войдет и мой Седьмой корпус. Так что, можно сказать, перехожу под ваше командование.

Теперь уже Аллер вытянулся во фрунт. Щелкнул каблуками.

— Вспомним прошлую войну с турком, — разгладил бакенбарды Радонежский. — Конечно, если Евсеичев сотоварищи не справится в Константинополе.

И я так и не понял, шутил ли в тот момент генерал или же, действительно, возлагал именно на меня какие-то надежды.