Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 58 из 89

— А что — внешность как внешность! Мне ты, например, нравишься! А кто она была?

— Вот это тебя совершенно не касается. — Ну Фили-ипп! Учительница в школе, да?!

— Нет, не учительница. И не родственница. И не суй свой любопытный нос, куда не надо! — Внезапно, коротким мгновенным жестом, он щелкнул ее по носу — настолько быстро, что она не успела увернуться.

Бруни уже давно не видела его таким веселым — пожалуй, с самого августа.

— Ну чего ты?! — запоздало хлопнула она его по руке. — Вот уйду сейчас танцевать — будешь сидеть один и скучать!

— Иди — иди! Отдохну хоть от тебя! — ухмыльнулся он.

— Ну и пойду! — Бруни встала.

Сначала она танцевала одна, но почти сразу ее обступили пятеро парней. Обменявшись с ними несколькими репликами, Бруни узнала, что это студенты из Упсалы — приехали в Мюнхен развлечься на уик-энд.

Порой она посматривала на Филиппа. Удрученным одиночеством он не выглядел: сидел, прихлебывал вино, грыз хлебную соломку.

Она с удовольствием потанцевала в кругу шведских ребятишек, перебрасываясь с ними шуточками. Но когда они начали намекать на возможность продолжения вечеринки где-нибудь, где потише, огорчила их, заявив:

— Ох! Я с вами так долго танцую — на меня уже муж нехорошо смотрит! Чао, мальчики! — Полюбовалась на их вытянувшиеся рожи и свернула в сторону туалета.

Там ее подстерегало искушение. Выглядело оно вполне невинно: пара тощеньких сильно накрашенных девчонок, стоя в углу, болтали неизвестно о чем. Но Бруни была в «Дискоболе» не первый раз и знала, что на самом деле это добрые самаритянки, готовые обеспечить любого желающего (небезвозмездно, конечно) всем, чего душа пожелает: сигаретами с марихуаной, таблетками, ЛСД — короче, самыми разными средствами для поднятия настроения.

Но… увы, существовало и «но»: если купить и выкурить прямо сейчас косячок, то Филипп уже, конечно, ничего сделать не сможет. Проблема лишь в том, что нюх у него не хуже, чем у полицейской собаки. Учует запах — до конца вечера будет сидеть мрачный и смотреть на нее, как на описавшуюся кошку.

В конце концов Бруни пошла на компромисс: купила пару сигарет «с начинкой» и пропихнула их в дырочку в подкладке сумки — если что, всегда можно соврать, будто они случайно, еще с прошлого года там завалялись.

Подобное благонравие, пусть даже Филиппу о нем знать было и ни к чему, заслуживало немедленной награды. Поэтому, вернувшись к столику, Бруни глотнула вермута и похлопала своего визави по руке:

— Ну что — пойдем потанцуем?!

— Ну ты же знаешь… — с кислым видом начал он.

— Знаю, знаю! Так пошли?!

— Что ты сегодня настырная такая — то тебе расскажи, то спляши…

Похоже, он не прочь был сдаться, но хотел, чтобы его поуговаривали.

— Пойдем-пойдем! — Бруни кончиками пальцев погладила его по тыльной стороне кисти. — Смотри — вот и мелодия медленная, там вообще ничего уметь не надо, только меня обнимать и ногами перебирать!

Филипп вздохнул:

— Ну что с тобой сделаешь… — встал и протянул ей руку.

Танцевал он действительно не бог весть как, но во всяком случае на ноги не наступал. Молчал, смотрел не на нее, а куда-то мимо.

Хуже было другое — то, чего Бруни не ожидала. Стоило ей ощутить его ручищи на своей талии, и, словно «химия» какая-то, ее сразу, мгновенно потянуло к нему — настолько, что буквально ноги ослабели. Внутри, в животе, стало стремительно разливаться тепло.

Если бы это был не он, а кто-то другой, она бы со смехом: ну и мужик попался, с одного прикосновения заводит! — предложила ему поехать куда-то, где есть постель и все условия. Но Филиппу — именно ему, после того как он столько раз говорил, что не хочет с ней спать — показывать, что с ней творится, категорически не хотелось. Зачем лишний раз выставлять себя дурой?!

Поэтому она спросила первое попавшееся, просто чтобы отвлечься:

— О чем ты сейчас думаешь?

Он посмотрел на нее с легкой растерянностью, сказал, чуть пожав плечами:

— Что когда ты без каблуков, то ниже меня. А на каблуках получается, что сверху вниз смотришь.

— Тебе это мешает?

— Нет. — Он покачал головой, улыбнулся — но в глазах, в самой глубине, на миг плеснулось что-то… словом, если бы на нее так посмотрел любой другой мужчина, после этого взгляда у них была бы прямая дорога в постель.





Или показалось?!

Маленький персональный пожарник внутри не унимался. По спине бегали мурашки, и очень, ужасно просто, хотелось, чтобы он сильнее прижал ее к себе. Но не просить же его об этом, в самом деле!

— Бруни… — неожиданно сказал Филипп и на ее удивленный взгляд пояснил: — Тебя так Рене называла.

— А, это от Брунгильды сокращение, так меня в школе звали, — усмехнулась Бруни. — Кто-то из девчонок увидел иллюстрацию к «Нибелунгам» и сказал, что она на меня похожа… то есть я на нее.

— Царила королева на острове морском, была она прекрасна и телом, и лицом…

— Что?!

— Это из «Песни о Нибелунгах», — меланхолично объяснил он.

Черт возьми, ей было сейчас совершенно не до литературных изысков!

Мелодия закончилась на пронзительном скрипичном соло. Филипп развернул Бруни к столику и повел, придерживая за локоть.

— Махни официанту, чтобы мне выпить принес, — попросила она, садясь.

Хоть как-то залить этот пожар внутри!

— Может, домой поедем? — каким-то странным, безразличным и в то же время неуверенным тоном сказал вдруг Филипп.

Сердце забилось, как после быстрого бега. Он никогда раньше ничего подобного не предлагал — сидел, сколько надо было… А может, это намек на то, что он не против, наконец, покончить со своим дурацким «обетом воздержания»?!.

— Да, давай поедем. — Она погладила его по запястью, скользнула пальцами в рукав пиджака и ощутила сквозь тонкую ткань рубашки напрягшиеся мышцы. — Поедем, конечно.

Всю дорогу, до самого дома, Филипп молчал и не глядел в ее сторону, словно боясь встретиться с ней взглядом. От этого Бруни было не по себе. А что если она приняла желаемое за действительность, и он сейчас, как ни в чем не бывало, бросит на ходу «Спокойной ночи» и уйдет? Возьмет и уйдет к себе в комнату — с него станется!

Если ой посмеет так сделать, она завоет от разочарования… или расколотит что-нибудь… окно разобьет, напьется… черт бы его побрал!

Заехали в гараж. Филипп, по-прежнему не глядя на нее, вылез из машины, щелкнул выключателем и уставился на плавно опускающуюся дверь отсека.

Бруни тоже вылезла и подошла к нему, положила руку на плечо.

— Слушай, ну что с тобой?!

Он вздрогнул и замер — казалось, даже дышать перестал. Она не выдержала, обняла его сзади и прильнула грудью к обтянутой пиджаком широченной спине.

— Филипп…

Он не шевелился.

— Филипп!

Зарылась лицом в коротко стриженые волосы на затылке, погладила его по груди, и тут — в первый момент Бруни подумала, что ей почудилось — он едва заметно наклонил голову, прижимаясь щекой к ее запястью.

Нет, не почудилось, поняла она, когда Филипп, будто ласкающийся кот, потерся лицом об ее руку. Не почудилось! Он извернулся и, оказавшись к ней лицом, обнял ее — Бруни почувствовала, что его буквально трясет.

Она прижмурилась, подставляя губы, но он поцеловал в шею, грубо и жадно. Оторвался, взглянул на нее голодными глазами, словно прикидывая, с чего начать «пиршество».

«С самого начала, милый, — посоветовала она про себя. — Времени хватит на все!»

Она думала, что после такого большого перерыва Филипп набросится на нее, как неандерталец. Но если не считать безумного первого раза, когда они оба лихорадочно расстегивали и стягивали друг с друга все, что мешало, а потом он опрокинул ее на еще теплый капот и, подхватив под ягодицы, тут же, без всяких прелюдий, овладел ею — он был на удивление нежен.

Впрочем, и этот первый раз был великолепен — внутри у нее будто фейерверк взорвался.

Потом они поднялись наверх, в его спальню. И тут Филипп удивил ее. Не то чтобы она являлась сторонницей исключительно жесткого и быстрого секса, но ей всегда нравилась его грубоватая властная напористость. А в этот раз он двигался томительно неспешно, порой притормаживал, ласкал ее чуткими пальцами, прочерчивал языком влажные дорожки по коже… Долгое — восхитительно долгое освобождение наступило внезапно. Еще плавая в полузабытьи, не видя и не чувствуя ничего, кроме волн удовольствия, которые, постепенно затихая, пробегали по телу, Бруни подумала, что этой женщине, о которой он рассказывал, надо бы памятник при жизни поставить!