Страница 36 из 98
Мне не нужно было изображать панику. Я, действительно, была в панике.
- Калеб гладил меня по волосам, и я медленно расслабилась в его руках, настолько, что почти ‘потеряла сознание’. Возможно, это был перебор, но это сработало. Фелипе извинился перед Калебом за то, что не показал его комнату раньше, и, подозвав нашего провожатого, сказал ему отвести нас к себе.
Рассказывая Мэттью эту историю, Ливви тихонько хихикала, и ему стало интересно, всегда ли ее чувство юмора отдавало такой чернотой, или это было результатом ее нахождения в компании безжалостных людей.
- О! - внезапно воскликнула Оливия, - Я кое-что вспомнила. Фелипе сказал Рафику, что судно должно было прибыть через четыре дня, и спросил у Рафика, собирается ли он его встречать, или останется, поручив это дело кому-нибудь другому.
Мэттью подался вперед, занеся ручку над блокнотом, - Он сказал это в вашем присутствии?
- Он думал, что я была без сознания. Не знаю насколько это важно. Ведь это было несколько месяцев назад, поэтому судно, очевидно, уже прибыло и убыло, но я помню об этом, потому что тогда мне стало интересно, находились ли мы поблизости от воды и поместят ли меня на это долбаное судно.
- Само собой, этого не произошло, - сказал Мэттью, констатируя очевидное.
- Нет, но ты спрашивал меня не об этом. Ты хотел, чтобы я рассказала тебе обо всем, что помню, - сказала она.
- Так что же произошло?
- Я не знаю, но через несколько дней, Рафик куда-то уехал, поэтому я предположила, что он отправился встречать судно и кого-то или что-то, прибывшее на нем.
Возможно, наркотики, подумал Мэттью, и пометил себе посмотреть информацию о местах у воды и сопоставить их со списком военных объектов в Пакистане. Скорее всего, ему придется связываться с Федеральным Агентством Расследований в Пакистане, они должны были что-то об этом знать, поэтому ему необходимо заставить их в этом сознаться.
- Что-нибудь еще, что могло бы быть полезным? - спросил он.
- Прямо сейчас, ничего такого я больше вспомнить не могу. Кроме того, я ведь рассказывала тебе о себе и Калебе.
Мэттью закатил глаза.
- Ладно. Видимо, это помогает вам вспомнить некоторые подробности, только прошу, постарайтесь свести все эпизоды с сексом к минимуму. Мне, действительно, не хочется, высасывать из вас по капле нужные для расследования детали.
Оливия улыбнулась, - Это была игра слов, Рид?
- Навряд ли, скорее, неудачно подобранный фразеологизм, - сознался он.
Его мысли снова атаковал образ Селии, толкающейся искусственным членом в рот Малыша. Он тряхнул головой, и они исчезли. Ему бы хотелось никогда не слышать этого рассказа. С чувством вины, он находил интригующим не само действо, а власть, скрывающуюся за ним.
Мэттью не особо уделял внимание слабым женщинам, но его, определенно, тянуло к доминирующим представительницам слабого пола. И в самых потаенных и темных уголках своего разума, он знал почему.
- Ты точно собираешься слушать? И, наконец, попытаешься посмотреть на эту историю моими глазами? - искренне спросила она.
Желудок Мэттью как-то странно сжался при звуках ее просящего тона. Это была часть работы, которую он всегда ненавидел. Ему нравилось складывать паззлы, собирать воедино факты запутанного дела, следить за преступниками, но иметь дело с жертвами, и мириадами личностей и жизней, большая часть из которых являлась трагической - было выше его сил.
С Оливией ему было проще, чем со всеми другими, кого он когда-либо интервьюировал. Теперь, когда она уже была не такой слабой, она производила впечатление весьма энергичной натуры, но она до сих пор находилась в подвешенном состоянии между потерпевшей и подозреваемой. До сих пор.
- Не знаю, смогу ли выполнить это обещание, мисс Руис. Я могу только обещать, что выслушаю. Могу обещать, что выполню свою работу. Я даже могу пообещать помочь вам всем, чем смогу. Но я никогда не смогу обещать вам, посмотреть на эту историю вашими глазами.
Было такое ощущение, что его отказ, на самом деле, ее расстроил. Плечи Оливии поникли, и снова потерявшись в пространстве, она кивала намного дольше, чем это было необходимо. Когда она заговорила, казалось, что она обращалась к комнате, в которой Мэттью был лишь предметом мебели. Ее слова предназначались не ему и они оба это понимали.
- Я знала, что ты мог так сказать. Думаю, в этом есть некий смысл. Просто... я не уверена, что хоть кто-нибудь, когда-нибудь посмотрит на произошедшее моими глазами, Рид. Никто и никогда меня не поймет. И если об этом узнают, то подумают, что я сумасшедшая. Что я молодая, и не знаю, о чем говорю. Что я жертва, и что мои чувства всего лишь результат полученной травмы. Наверное, это больнее всего.
- Я пережила все это. За одно лето я испытала и прошла то, что большинство людей не проходят за всю свою жизнь, но в конце... я осталась всего лишь девчонкой, которую никто и никогда не поймет. Во мне так много того, что уже никогда не станет прежним. Никогда.
- Тебе не хочется слушать про эпизоды, связанные с сексом. Я это знаю. Я понимаю, насколько неуместно сидеть здесь и рассказывать совершенно незнакомому человеку о том, как людей связывали, высекали и трахали прямо у меня на глазах. Но... я должна это кому-нибудь рассказать. Кому-нибудь, кто не посмотрит на меня как на чудачку. Кому-нибудь, кто не будет анализировать меня так, как это делает Слоан.
- Она заставляет меня чувствовать себя чудачкой... во всяком случае, не намеренно. Это проявляется тогда, когда она говорит о том, что я тянусь к тебе, потому что ты сильный мужчина, такой же как Калеб. Тогда, когда она говорит о том, что я поцеловала тебя, потому что секс - это единственный способ, в рамках которого я могла достигнуть своей цели, что все это имеет под собой психологическую основу, потому что Калеб запудрил мне мозги. Я не могу это вынести. Я не могу вынести то, что мои чувства умещаются в описание на блокнотном листке, которое подходит мне и миллионам других сломленных идиоток. Более того, я не могу вынести мысль о том, что возможно... она права.
- Может быть, я на самом деле не люблю Калеба, может, мой мозг сработал таким образом, чтобы я не совершила самоубийства, или не чувствовала себя одинокой или напуганной. Может быть, я когда-нибудь это приму, и мне больше не будут сниться кошмары. Может, я больше никогда не открою своих чувств. Но кто полюбит такую девушку, Рид? Кто полюбит такую чудачку, как я?
Рухнув на свою кровать, она свернулась калачиком и, начав покачиваться, зарыдала. Сердце Мэттью забилось с невероятной скоростью. Он не знал, что должен сделать, чтобы она перестала плакать. Он не хотел к ней прикасаться, это казалось неправильным. Обнять? Ничем не лучше.
Ему хотелось, чтобы Слоан сейчас была здесь. Она была социальным работником. И именно ее обязанностью было заниматься всем этим сентиментальным дерьмом.
Он вспомнил, что Оливия не была сентиментальной.
- Кто-нибудь обязательно полюбит вас, мисс Руис. Даже несмотря на то, что вы... чудачка.
- Пошел ты, Рид, - всхлипнула она.
Он рассмеялся, - И вы тоже весьма очаровательны.
- Ты говнюк, ты знаешь об этом?
- Да, - безразлично ответил он.
- Боже! Почему ты такой странный?!?
Присев, она посмотрела на него.
- У всех есть свои тараканы, и все мы чудаки каждый в своем роде.
- Откуда тебе знать? - ответила она, хлюпая носом, и не отрывая от него взгляда.
- Скорей всего, у тебя была прекрасная жизнь где-нибудь в пригороде. Ни забот. Ни хлопот. Идеальная жизнь.
Он одарил ее невозмутимым взглядом.
- Когда я был ребенком, я подвергся насилию. Африканские военные заставляли меня хранить порох и кокаин, и нападать на деревни с пулеметом Узи наперевес. Пожалейте меня и прекратите распускать нюни о том, что вас никто не полюбит, - спокойно предложил он.
Ее шокированное выражение лица было бесценным. Посмотрев на нее прямым взглядом, он смягчил свой тон.