Свинцовый взвод

– А я разве говорил, что я профессиональный картежник? – удивился Раскатов.

Джабраилов нахмурился и о чем-то задумался.

– Кроме того, он любит поговорить, пофилософствовать. Но это только в том случае, если он к человеку расположен. Интеллект у эмира мощнейший. Но ему необходимо, чтобы его слушали. Это привычка преподавателя. Мне постоянно казалось, что он на меня, как на студента, иногда прикрикнуть хочет. Но умные вещи говорит и сразу понимает, если вопрос, скажем, просто так задают, не вникая в суть сказанного. Сразу сердится и начинает человека подозревать во всех смертных грехах. Много знает, много читал когда-то. Сейчас из Интернета не выбирается. Под разными «никами» на разных форумах сидит. И на исторических, и на философских. Читает материалы, спорит там. А вообще, – вдруг вернулся мент к началу разговора, – честно говоря, я сам ломал голову над тем, почему меня держат. Думаешь, я не устал от плена? Днем за мной присматривали. На ночь связывали руки и ноги, если в карты не играли. Но насчет общей страсти, это я так… Для красного словца… Не понимаю я всей этой истории, честное слово, не понимаю…

– Я не понимаю тем более и не вижу в вашей истории зацепки, которая поможет мне поймать эмира Хамида, – сказал старший лейтенант. – И потому давайте к другой теме перейдем. За полгода, как я понимаю, эмир Хамид не однажды выходил на «дело». Сколько дней обычно длится его экспедиция?

– По-разному. Однажды почти десять дней отсутствовал. Вернулся измученный и потрепанный. Привел троих раненых. Четвертого раненого принесли. Умер потом без медицинской помощи. Ему в живот несколько пуль попало. Бронежилета на нем в момент перестрелки не оказалось. А пуля в животе, сам знаешь, плохо переваривается. Если нет врача, можно сразу живьем хоронить. Я много таких ранений видел. Не помню случая, чтобы человек без операции выжил. Обычно уходит на три-четыре дня. Однажды только за сутки обернулся. Он, мне кажется, не любит работать там, где живет.

– Этот бункер – его постоянное место пребывания?

– Нет. Здесь мы только последние три месяца находились. До этого в другом месте.

– В какую сторону он теперь двинулся, вам, я полагаю, не докладывали.

– Правильно, старлей, полагаешь. Мне не докладывали и со мной не советовались. Могу только сказать, что несколько раз я уловил слово «кровник». По-русски оно более колоритно звучит, чем на наших языках. И многие его произносят на русском. Однажды уловил разговор двух бандитов, в котором несколько раз прозвучало слово «адат», оно одинаково звучит и на вайнахском, и на аварском. Еще несколько раз звучало имя Наташа. От разных людей слышал. Кто это, я не знаю. Особенно часто имя звучало перед самым выходом. Вот, кажется, и все, что я способен предложить в качестве информации. Сам вижу, что это не много и не дает практически ничего для поиска, но, к сожалению, больше ничем обрадовать не могу…

* * *

Получив слишком мало пользы от рассказа освобожденного подполковника полиции, старший лейтенант Раскатов все же передал данные майору Еремеенко, который взялся связаться с антитеррористическим штабом республики и попытаться выяснить хоть что-то относительно возможных «кровников» Улугбекова и о том, кто такая Наташа.

Пока майор налаживал связь, старший лейтенант, включив тактический фонарь, снова спустился в подземный бункер. Просто проверить, как там себя чувствуют солдаты, дожидающиеся прибытия следственной бригады, и никого внутрь не запускающие, ни офицеров спецназа ФСБ, ни офицеров полицейского спецназа.

Солдатам уже надоело сидеть в сыроватом сумраке, где все удовольствия сводились к несравненно меньшему количеству комаров. И потому Раскатов разрешил солдатам выйти, оставив только по посту на одном и на другом проходе. Третий проход так и не открывался и сверху оставался невидимым. Вернувшись вместе с солдатами на поляну, где устроилось командование отрядов ФСБ и полиции, командир взвода увидел бегущего в их сторону солдата. Весть, видимо, была со второй линии постов. Чтобы избежать лишних обращений солдата к присутствующим старшим по званию, Раскатов сам сделал навстречу бегущему с десяток шагов.

– Идут, товарищ старший лейтенант…

– Бандиты или танки? – спросил командир взвода.

Солдат давно знал манеру командира взвода разговаривать и потому ответил без промедления и конкретно:

– Следаки идут, судя по всему. Для бандитов внешне слишком цивилизованные. По крайней мере, так кажется. Прошли мимо первых постов, чуть не по солдатским спинам. Ничего не заметили. Там маскировка хорошая.

– Их кто-то из наших сопровождает?

– Да, послали с ними рядового.

– С какой линии?

Раскатов помнил, что первой линии он приказал пропустить следственную бригаду, оставаясь невидимыми. Это не было даже предосторожностью. Это было учебой, которая в спецназе не прекращается никогда. И даже без очевидной необходимости командир всегда может усложнить задание, чтобы солдаты осваивали все трудные моменты, которые могут им встретиться в другой ситуации. Вот и в этот раз был дан приказ оставаться незамеченными. Это значило, что посты должны хорошо замаскироваться. И пусть им не было важно остаться не замеченными именно сотрудниками Следственного комитета, тем не менее Раскатов такой приказ дал, и в основном с обучающей целью. Видимо, солдаты постарались приказ выполнить на совесть.

– С нашей. С ближней.

– Хорошо. Возвращайся на пост. Со следаками постарайся не встречаться. Даже если на тебя наступят.

– Понял, товарищ старший лейтенант. Я даже кусаться не буду, обещаю.

Солдат развернулся и так же бегом направился в обратную сторону. Бежал при этом правильно, поскольку светлое время суток еще позволяло это сделать: делал длинные скачки от дерева к дереву, наступая на самые толстые корни из всех, что попадались на глаза. Пусть эта территория на предмет взрывных устройств и обследована, но осторожность следует соблюдать всегда. И это тоже было учебой.

– Раскатов! – требовательно позвал майор Еремеенко.

Старший лейтенант поспешил на зов…

Глава вторая

Майор выглядел серьезным, энергичным, воодушевленным и переполненным желанием к действию. И, видимо, от этого чуть ли не радостным.

– Мне сразу дали ответ на запрос. Даже перезванивать не пришлось. В антитеррористическом комитете есть новые данные на Улугбекова, – даже голос командира отряда спецназа ФСБ выказывал чуть ли не его немедленное желание нажать на спусковой крючок.

Счастье явно было на стороне людей эмира Хамида, что их уже застрелили солдаты спецназа ГРУ. А то Еремеенко рвался в бой, и это было понятно даже по его излишне громкому голосу, готовому отдавать боевые команды.

– Слушаю, товарищ майор, – сдержанно ответил старший лейтенант Раскатов, своим спокойствием слегка охлаждая пыл майора.

– Значит, так… Начнем с этой самой Наташи. Это приемная дочь покойного младшего брата эмира Хамида, двадцатилетняя русская девушка. Удочерили ее ребенком, воспитывали по своим традициям и считали почти аваркой. Сам брат умер от рака печени три года назад. Улугбеков, говорят, время от времени помогал семье брата финансово. Крупно помогал, но нерегулярно. Насколько позволяли ему обстоятельства. Однако это только предположение, основанное на слухах и семье брата предъявить обвинения мы не можем. Да и смысла нет. Я, по крайней мере, не вижу смысла, да и поздно уже что-то предпринимать. И ловушку на основе этого материала устроить тоже сложно. Но я думаю, что он помогал.

– Возможный вариант, товарищ майор. Для Кавказа обычное явление. Здесь родственники всегда стараются в трудных обстоятельствах друг другу помогать. Даже при том, что здесь в какой-то мере почти все родственники.

– Да. Видимо, эмир Джумали Ихласов, наверное, тебе известный по кличке Парфюмер, тоже что-то слышал об определенных денежных средствах, которые приходят семье младшего Улугбекова от старшего брата…