Страница 72 из 83
— Господи! — вскрикнул Нимиш, пятясь в угол комнаты и тяжело дыша. — ГЪсподи!
Кунтал шагнула вперед.
Мизинчик приподнялась на кровати, качнулась.
Из глаз Кунтал хлынули слезы. Она протянула к Мизинчику руку.
В комнату влетела Парвати, но тут же окаменела.
— Уходи! — завопила она. — Кунтал!
Кунтал уронила руку.
Подоспевшая наконец Маджи попыталась отпихнуть Парвати с дороги:
— Мизинчик!
— Она бесноватая! — завизжала Парвати, хватая Маджи. — Кунтал, уходи!
Мизинчик уставилась на них запавшими глазами, внутри у нее что-то глухо урчало.
— Нет! — произнесла Кунтал. — Я останусь с ней.
— Нет! — Парвати инстинктивно обхватила свой живот. В груди у нее клокотала застарелая ненависть. — Посмотри ей в глаза — я их уже где-то видела!
— Нет! — подхватила Маджи. — Нет!
— Оставь меня! — Кунтал оттолкнула сестру.
— Врач ее не спасет! — надрывалась Парвати. — И ваши молитвы тоже! Поможет только один человек!
Маджи встретила злобный, леденящий взгляд внучки.
— Уходите, — прошептала она, пятясь из комнаты, — позовите тантриста.
Кунтал захлопнула дверь прямо у сестры перед носом и заперла ее.
— Нет! — кричала Парвати, молотя в дверь. — НЕТ! НЕТ! НЕТ!
Кунтал стояла, прижавшись спиной к двери, тяжелые удары Парвати отдавались в позвоночнике.
— Что ты наделала? — прошептала она той, что лежала на кровати, — дерзкому духу, вселившемуся в Мизинчика.
В глазах девочки полыхнуло отчаяние.
— Так нельзя, — прошептала Кунтал, кусая губы. — Так нельзя ко мне возвращаться.
Девочка вытянула руки, в горле у нее заклокотало.
С лицом, полным скорби, Кунтал села на кровать рядом с ней. Она размотала паллу на талии, языком увлажнила его конец и нежно прижала к лицу девочки, смазывая ей лоб и губы.
— Что тут сказать, если тебе нужна целая жизнь, — произнесла Кунтал, узнавая в глазах девочки взгляд любимой, — ты ведь пришла проститься?
В дверь барабанили не переставая, скрежетала дверная ручка.
Кунтал перевела дыхание и продолжила:
— Мне так жаль…
Бгаза моргнули — глаза Авни.
— …но ты должна оставить этого ребенка. — Кунтал заплакала. — Нельзя причинять ей вред. Умоляю.
Она положила голову на сердце девочки и закрыла глаза. Если бы только можно было остановить время, чтобы эти бесценные секунды длились вечно…
— Ну вот я и здесь с тобой, — еле слышно прошептала она.
Добавить было нечего.
На посыпанной пеплом груди тантриста раскачивались четки, на лодыжках звенели колокольчики. Он сел «по-турецки» на простыне, постеленной в центральной комнате бунгало.
Не произнеся ни слова, тантрист погрузился в глубокую медитацию. Спина его оставалась прямой, позвоночник утонул меж тугими мышцами. Ровную линию нарушали только взъерошенные волосы на голове. Сын тантриста зажег небольшую лампу и палочки с благовониями, расставил их перед статуэтками Ханумана, бога Рамы, богини Ситы и бога Шивы. Фигурки перенесли из комнаты для пуджи в зал, дабы соорудить тут временный алтарь. Затем сын достал стальной сосуд с киноварью и куркумой — эти цвета обычно отгоняют злых духов — и положил нитку похожего оттенка у алтаря. Распаковали стеклянные сосуды с маслом гхи и асафетидой, которую насыпали по периметру простыни. Тантрист затянул бхаджан — религиозное песнопение — и зазвонил в латунный колокольчик.
— И это все? — с явным разочарованием спросил Туфан.
— Помолчи, — шикнула Савита, шлепнув его рукой по голове.
Но тут за воротами послышал гудок.
— Пандит-джи! — воскликнула Маджи, вспомнив, что позвала его накануне.
Нимиш помчался открывать ворота перед шафрановой «импалой» жреца.
В смятении Маджи чуть было не крикнула Нимишу, чтобы спровадил его под любым предлогом — лишь бы жрец не увидел тантриста в ее доме, но затем поняла, что позора уже не избежать. Пандит-джи вальяжно вошел в дом под огромным зонтом, не замочив под проливным дождем даже пучок волос на затылке.
— Прошу вас, — приветствовал его у дверей Джагиндер. — Садитесь.
— Что все это значит? — вопросил Пандит-джи, увидев тантриста, сидевшего по центру комнаты в окружении божеств.
— Пандит-джи, — Маджи устало сложила ладони в намаете, — Мизинчик тяжело больна.
— И поэтому вы оскорбляете наших богов черной магией? — Голая грудь Пандит-джи затряслась от негодования.
Ого, вот это секрет! Черная магия! Как же им теперь придется унижаться, только бы он держал язык за зубами!
— Нам нужны вы оба.
— Оба?! — вспыхнул жрец. — Я общаюсь с Богом. А чем занимается он? Заклинает злых духов?
— Я низвожу Бога в человеческое тело, — парировал тантрист, подняв на жреца глаза, обведенные алым. — Общение с Богом и обладание Богом дополняют друг друга, Пандит-джиг. Вам наверняка говорили об этом, когда вы в детстве заучивали наизусть свои санскритские шлоки.
Жрец поднял одну из подведенных бровей, стараясь подыскать в своем неповоротливом мозгу подходящую реакцию. Он мог в гневе выбежать из дома, и Маджи пришлось бы задабривать его дорогими подарками, — возможно даже, вон тем новомодным холодильником, который он поставит в храмовой подсобке и будет хранить там холодный лаймовый шербет, чтобы освежаться между молебнами. Или, может, лучше остаться и осадить этого грязного, язвительного садху, который вздумал вывести его на чистую воду? Наконец решившись, Пандит-сЬ/ш поправил шелковое дхоти и плюхнулся на свою молитвенную циновку.
— Приведите девочку, — нетерпеливо приказал тантрист, показав перед собой.
— Да, — громко сказал Пандит-длш своим тонким голоском. — Приведите девочку.
Побледневший Нимиш встал и застыл в нерешительности.
— Охренеть, — пробурчал Джагиндер и тоже поднялся.
Жрец быстро принялся открывать банки с маслом гхи, с его выпяченного живота обильно закапал пот.
Джагиндер внес Мизинчика в комнату. Кунтал держала ее за руку, а Парвати ухватилась за Кунтал. Джагиндер положил девочку на простыню.
Тяжелые веки тантриста приподнялись.
— Уйдите, — рявкнул он. — А вы, — ткнул он в Маджи, — вы подойдите.
— В чем же состоит ее недуг? — поинтересовался жрец. Он уже успел проголодаться, хоть и съел по пути три самосы.
— Она не разговаривает, — ответила Маджи. — Гляньте, вся взмокла.
— Ныне она в руках Господа, — произнес Пандит-джи, увиливая от всякой ответственности за судьбу девочки. Он вылил целую банку масла в железный кунд и чиркнул о пол спичкой.
Тантрист провел рукой по телу Мизинчика и негромко затянул гортанный слог ма. Звук постепенно усиливался, все больше напоминая вой. пока не перерос в ужасающий крик.
Пандит-джи нервно поддерживал мерцающий огонь, торопливо бормотал молитвы и шарил в мешочке с самагри для пуджи. Но глаза его помимо воли косились на тантриста. Домочадцы замерли чуть в стороне, сердца их взволнованно застучали. Маджи переводила взгляд со жреца на тантриста и обратно, будто не зная, кому из них довериться. Туфан спрятал лицо за паллу Савиты.
На улице лил дождь и грохотал гром.
Тантрист запел снова, на этот раз еще быстрее, заглушая не менее истовые молитвы жреца. Маджи неожиданно закачалась взад-вперед, словно пытаясь угнаться за их бешеным ритмом.
Язык священного пламени вдруг вырвался из железного кунда и опалил густой клок волос над пупком Пандит-джи. Жрец взвизгнул и приложил к животу промасленную тряпку.
Тантрист зачерпнул из сумки черного пепла и нарисовал линию вокруг шеи Мизинчика, дабы запереть дух в ее теле на время допроса. Затем тантрист произнес мантру, выдыхая заклинание прямо в лицо Мизинчику.
Она открыла глаза, и тело ее затряслось.
— Боло! — скомандовал тантрист, глаза его засверкали, а густая спутанная борода свирепо затряслась. — Сучх боло! Скажи правду!
Мизинчик начала извиваться на полу и кричать, будто на нее кто-то напал.