Страница 56 из 83
Тут закашляла проснувшаяся Мизинчик.
Паскаль, не мешкая, приступил к допросу:
— Назови мне, девочка, свои имя и фамилию.
Мизинчик смотрела безучастно.
— Ладно, я знаю, кто ты. — Он глубоко вздохнул и самодовольно выпятил грудь, затем приподнял подбородок Мизинчика. — Расскажи-ка мне, что произошло прошлой ночью?
Мизинчика бросало то в жар, то в холод, но она все равно не хотела говорить с этим грубым полицейским, которому инстинктивно не доверяла. Внезапно взгляд ее наткнулся на знакомую дупатту, которую Паскаль держал под мышкой.
— Отдайте мне ее! — прошептала девочка.
— Разве она твоя? — вопросил Паскаль, взмахнув накидкой. — Или, может, Милочки Лавате?
Мизинчик не смогла сдержать удивления: «Что им еще известно?»
— Она увезла тебя из дому, так ведь? — Паскаль быстро глянул на Бамбаркара, словно говоря: «Смотри, придурок, видишь, как я одним махом раскрываю оба дела?»
Помощник младшего инспектора изобразил восхищение.
— Говори, где она? — спросил Паскаль. — Нутром чую, что Милочка и Авни тоже вчера были вместе.
Мизинчик стиснула губы, пытаясь совладать с чувствами.
— Начни с того, что случилось с Милочкой, когда вы обе добрались до Колабы.
«Зачем Милочка-диди хотела меня утопить?» — вертелось в голове Мизинчика, пока неясные события прошлой ночи развертывались перед ее глазами. С ослепительной ясностью она вспомнила жуткий Милочкин голос, сокрушительный жар в груди, словно что-то вселялось в ее тело, и роковой удар весла.
— Послушай, девочка, расскажи мне, что произошло с Милочкой, а не то я посажу твою Маджи в тюрьму.
— Вы не имеете права!
Паскаль рассмеялся:
— Еще как имею. Я могу сделать все, что захочу. Только представь, как твоя жирная бабуля томится в переполненной камере, в компании норов и даку — бандитов и уголовников.
«Я не отдам ему Маджи. Ни за что на свете».
— ГОВОРИ ЖЕ!
Для острастки Бамбаркар хорошенько встряхнул девочку.
Мизинчик плюнула ему в лицо. «Я не допущу, чтобы Маджи посадили из-за меня в тюрьму. Я сама во всем виновата, это я подружилась с призраком и… Милочка…»
Она спрятала лидо в ладонях, но слова ее прозвучали четко:
— Я ее убила.
План обезвоживания
Доктор М. М. Айер завтракал в больничной столовой луковым омлетом, когда из реанимации примчался мальчик с блокнотом. За трапезой доктора наблюдал поставщик продуктов, высматривая признаки гастрономического удовлетворения. Мальчик протянул блокнот. Там было написано: «Принят ребенок с высокой температурой», а ниже пояснялось: «Семья Джагиндера Миттала».
Врач расписался и поставил время: 9 утра. Мальчик ушел. Обычно доктор выжидал не менее получаса, прежде чем явиться в палату: закусывал омлет идли[195] или даже выходил во двор перекурить. Но сегодня в палате его нетерпеливо поджидала Маджи или, как минимум, Джагиндер, так что доктор Айер, отодвинув тарелку, схватил свой белый халат и направился в педиатрическое отделение.
Он не забыл надеть халат перед входом, дабы не придрался этот цербер, главный врач Бобби Бансал, который мог запросто оштрафовать на двадцать пять рупий. Накануне вечером он застукал одного бедолагу, курившего в хирургическом отделении, и мигом вышвырнул из больницы, отказавшись принять от его семьи подношение и восстановить беднягу в должности. Доктор Айер задержался перед дверью, зачесал назад волосы, поправил на шее стетоскоп, погладил неврологический молоточек и блокнот в одном кармане, достал ручку из другого.
Мизинчика уже доставили в отделение, на тележке со скрипучими колесиками.
— Ваша пациентка, доктор сахиб, — сказала старшая медсестра, христианка из Кералы по имени Мэри. На ней была белая форма и белоснежная шапочка — в отличие от младших сестер в бело-голубых шапочках. Темные волосы аккуратно собраны пучком на затылке. Мэри была не замужем и жила в общежитии для медсестер за больницей, куда не пускали мужчин — ни приятелей, ни врачей, ни даже родственников.
Мизинчик лежала в дальнем конце зеленой палаты с единственным зарешеченным окном, где возбужденно жужжали целые стаи жирных мух, привлеченных запахом мочи и дезинфицирующего средства. Ленивый вентилятор на потолке сонно перегонял микробов с одной койки на другую и обратно. Мэри поставила перед койкой Мизинчика грязную матерчатую ширму.
— Так-так, — сказал доктор Айер, изучая историю болезни. Повышенная температура, пульс учащенный, давление в норме. О стуле и моче пока никаких записей. На отдельной странице — дополнительные сведения, в частности, о зеленоватых выделениях при кашле.
— Пневмония, — объявил доктор и, записав диагноз в истории болезни, передал листок сестре Мэри, которая повесила его на спинку кровати. — Начинайте колоть ей пенициллин.
— Да, доктор-сахиб.
Айер удивленно отодвинул ширму и огляделся, словно что-то потерял:
— А где же родственники?
— Ее привезла полиция, — громко прошептала Мэри.
— Полиция? — Доктор Айер озадачился. — При каких обстоятельствах?
— Неизвестно.
— Семье сообщили?
— Да, доктор-джи.
Доктор замешкался. Ему хотелось дождаться родственников Мизинчика, и он стал прослушивать сердце и легкие пациентки, надеясь, что девочка проснется. Осмотрев еще нескольких молодых пациентов, он уселся за стол медсестры, где врачи обычно делали записи после обходов.
Вновь появился мальчик с блокнотом: доктора вызывали к начальству.
— Инспектор Паскаль? Меня? — Его прошиб пот. — Мэри, сообщи мне, как только прибудут Митталы.
И, недоуменно покачивая головой, доктор удалился, с Маджи и Нимишем он разминулся на каких-то пару минут.
— Где моя Мизинчик?
Медсестра Мэри показала на палату.
Слезы, сдерживаемые всю ночь, хлынули из глаз Маджи, стоило ей переступить порог и приблизиться к кровати внучки.
— Бэти, — тихо прошептала она, сжимая ладонь Мизинчика.
Мизинчик открыла глаза, горевшие лихорадочным блеском. Маджи благодарила богов за благополучное возвращение внучки и молила даровать девочке выздоровление.
— Инспектор Паскаль сказал нам, что нашел тебя в Колабе, — заговорил Нимиш. — Это правда?
— Ей нужно отдохнуть, — резко перебила Маджи.
— Ее дупатта, — прошептала Мизинчик, потянув Маджи за сари, — забери ее.
— Ее дупатта? — с тревогой переспросил Нимиш. — Где Милочка?
— Молчи, — приказала Маджи, озираясь. — Нас могут услышать.
В палату бодрым шагом вошел доктор Айер, за ним следовал Паскаль.
— У нее тяжелая форма пневмонии.
— Пневмония? — перепугалась Маджи.
— Придется пока оставить ее здесь, — сказал доктор.
— Надолго?
— Она под домашним арестом, — встрял Паскаль.
— Извините, инспектор, — холодно сказал доктор Айер, зная, что в стенах больницы он вправе командовать даже инспектором полиции, — ребенок очень болен. О каком аресте может идти речь?
Маджи шагнула к инспектору, загородив от него Мизинчика.
— Что за чушь вы несете? Нимиш, сходи-ка за чаем.
Нимиш помедлил, но под пристальным взглядом Маджи неохотно вышел из палаты.
— Доктор-длш, оставьте нас на минутку, — обратилась Маджи к врачу.
— Итак, инспектор, — произнесла она, — не хотите ли вы сказать, что моя внучка виновна в том, что случилось вчера ночью?
— Мне очень жаль, — ответил Паскаль, — но сегодня утром она призналась в убийстве Милочки Лавате.
Джагиндер сидел дома на диване и беспокойно просматривал газеты. Дхир и Туфан спали в зале. Савита заперлась в спальне и не вышла, даже когда зазвонил телефон и мальчики радостно закричали, что Мизинчик нашлась. «А как же моя дочь?» — подумала она, развязывая одежду, которая туго стягивала грудь. Когда Савита наконец уснула после ухода тантриста, ей снились очень странные сны. Она лежала голая на покрывале и напевала колыбельную: «Соджа бэби, соджа, лал палат пэр соджа». Засыпай, усни, малышка, на красной кроватке, мама с папой уже идут.
195
Идли — приготовленное на пару пряное печенье из черной чечевицы и риса.