Страница 29 из 37
– Пойдем, пусть себе ругается.
Отношения у Улиты с Кучковной были сложными. С одной стороны, хитрая мачеха, прекрасно понимая, что дочь у отца любимица, старалась с ней не ссориться, напротив, всячески выказывала свое расположение, с другой – временами в сладком голосе Кучковны звучало столько лжи, что Улиту просто передергивало. Но и она старалась с мачехой ладить, все же отец и женку любил тоже. Негоже заставлять его выбирать между двумя женщинами. Кроме того, Улита хорошо понимала, что от мачехи в немалой степени будет зависеть, за кого выдадут замуж. Рисковать всем своим будущим из-за строптивости не следовало.
Пока хозяин распекал тиуна и челядь за нерадивость, боярыня и боярышня успели переодеться и даже чуть перекусить.
Кучка зашел в дом, нервно дергая плечом и даже щекой. Приставать к такому с расспросами значило быть обруганной даже жене или дочери, потому молчали. Но хозяин их словно не заметил. И все же, чуть подождав, Кучковна сладко пропела:
– Мы на торжище сходим, Улите лент нужно новых…
Она всегда отговаривалась надобностью падчерицы. Боярин фыркнул:
– Какое торжище, коли скоро темнеть начнет? Ждут вас там!
Конечно, им не хотелось сидеть рядом с сердитым хозяином, но он был прав, поздно уже. Выручила пришедшая родственница Кучковны, Анна. Кучка остался додумывать свои думы в одиночестве, женщины ушли на свою половину, у Анны накопилось множество новостей, которые требовали немедленного пересказа. Степан Иванович не запрещал супруге слушать, твердил только, чтобы сама поменьше говорила. Кучковна дивилась:
– О чем я могу говорить? О том, что нынче овес уродился или сколько меда накачали? Так это никому в Ростове не интересно.
Зато из болтовни подруг и родственниц супруги Кучка мог узнать иногда куда больше, чем из осторожных разговоров бояр.
Так и в этот раз. Уже разболокиваясь при помощи сенной девки, чтобы ложиться спать, Кучковна сладко зевнула:
– Анна много чего рассказала… У князя Юрия Владимировича перемены. Сказывать ли?
Боярин тоже широко зевнул и согласился, мелко крестя распахнутый в зевке рот:
– Сказывай…
Девка скользнула за дверь, плотно прикрыв ее, помнила, что хозяева не любят, чтоб подслушивали, можно и порку заработать.
– Княгиня его, половчанка, померла. Говорят, на охоте кабанище здоровенный сшиб, мол, кровью изошла. А я другое мыслю: скинула она, потому как в седле чуть не до самых родов мотается.
Эта новость мало заинтересовала боярина, вздохнул, перекрестившись и пожелав земли пухом, но не больше. Жена изумленно воззрилась на мужа:
– Ты не понял, что ли? Князь, говорю, ныне вдовый. Вдовый, понимаешь?
– Хочешь, чтобы я его пожалел?
– А еще говорят, что Кучка сообразительный. Ему женка будет нужна…
– Ну?
– А у тебя дочь почти на выданье…
– Тю, дура! Сколь ему лет и сколь Улите.
– И что? Старый конь борозды не испортит, а Улита старше своих годков выглядит.
– Да у него сыновья взрослые, давно женить пора. Князь на сколько Улиты старше?
– А ты меня на сколько? – только что не уперла руки в бока Кучковна.
– Вот дурная баба. Угомонись, не о том говоришь. Что еще? Или все новости таковы?
Конечно, резон в словах боярыни был, только как ей объяснить, что Юрий Владимирович – князь, а он, Степан Кучка, простой боярин не из самых знатных. С чего бы князю на боярской дочери жениться?
А супруга продолжала.
– А новгородцы выгнали князя Всеволода Мстиславича, тот сел во Пскове… а недавно помер…
Вот это была новость! Многого Кучка не знал, живя в своем имении. Он даже присел, уставившись в лицо жены. Боярыня не поняла, что именно так заинтересовало мужа, а потому замолчала. Он не верит, что ли? Так ведь за что купила, за то и продает, Анна так сказала про новгородцев…
– А в Новгороде кто?
– Кажется, Святослав Ольгович…
– Кто?!
– Ну, откель я знаю!
Она продолжила сыпать местными новостями: кто с кем поссорился, кто на кого плюнул, кто кому кумом стал… Это Кучка слушал уже вполуха, как жужжание попавшей в паутину мухи. И вдруг сквозь поток неинтересных ему слов уловил нужное:
– Хлеб в новгородские земли пока не возят…
– Кто?
– Все… и суздальские, и смоленские, и киевские…
Та-ак… На дворе апрель, если новгородцы просидели зиму без хлеба, то они скоро выгонят и этого князя. Кто следующий? Сколько ни думал, не мог угадать. Новгородцы таковы, что любого могут пригласить и любого же выгнать. Чем им не понравился Всеволод Мстиславич? Спокойней и добрей князя не найти, а что поход на Ростов не удался, так мало ли кто где поражение терпит…
Эта новость поважней предстоящей женитьбы князя. Боярыня так не считала, каждому – свое, она решила, что надо изыскать повод, чтобы встретиться с князем Юрием Владимировичем, ненароком показать ему Улиту, говорят, он любит молодых и красивых, вдруг глянется? Ну и что, что немолод, что она не ровня? Ровню выбирают по молодости, когда еще детям рождаться да для пользы дела нужно, а в таком-то возрасте можно и по любви жениться, чай, не мальчик уже. По расчету пусть вон сыновей женит.
У Кучковны даже сердце сладко запело от призрачной возможности стать княжьей тещей. Выслушав в пятый раз ее стенания, Кучка махнул рукой:
– Ну, ищи эту возможность! К тому же у князя сыновья есть, как раз Улите сгодились бы.
Жена фыркнула:
– Чего это – сыновья?! Кем они станут, князьями мелких уделов? Не-ет… нам нужен сам князь! Его окрутить, и все тут!
Кучка смеялся:
– Крути, крути…Знать бы ему, чем обернется это его благодушие, загодя запретил бы даже смотреть в сторону князя, вспоминать о нем, увез бы своих женщин обратно в имение, а купцов с лентами и украшениями лучше привез прямо в Кучково. Но судьба распорядилась иначе…
Князь был в Ростове, ему некогда долго оплакивать свою Олену, и без того долго не жил в своей земле, дел накопилось столько, что и за десять лет не переделать.
Юрия Владимировича тоже заботили новгородские дела, свои люди из города сообщали о неурядицах из-за нехватки хлеба, а еще – из-за безобразий, чинимых дружиной Святослава Ольговича новгородцам. Главным пока было все же первое. Когда хлеб стоит столько, что не знаешь, есть его или любоваться, становится не до князя.
На княжье подворье Ростова примчался человек из Новгорода с новостью: новгородцы на вече крикнули, чтобы Святослава прогнать, а княжить позвать… самого Юрия Владимировича! Несколько мгновений князь недоуменно смотрел на гонца, стоявшего столбом. Верные люди не рискнули отправлять бересту, опасно, велели передать все на словах, гонец сказал и ждал ответа. Но князь повел себя странно, сначала молчал, а потом по терему вдруг разнесся его хохот!
Немного отсмеявшись, Юрий Владимирович махнул рукой:
– Иди, тебя накормят и устроят.
Гонец помотал головой:
– Я долго не буду. Вскоре гонцы от веча приехать могут, нельзя им на глаза попасться.
– И то верно. Все же поешь – и поедешь не водой, а верхами, коней дам.
Отправив гонца, Юрий Владимирович еще посмеялся. Вот она, нехватка хлебушка-то! Ненадолго новгородцев хватило. И то, ежели в животе пусто, любую вольность забудешь… Хорошо, что не поторопился, не стал с Ольговичами воевать, Шимонович всегда советовал в сложных случаях, особенно когда не понимаешь, что делать, чуть-чуть подождать. Он не понимал, к чему новгородцам, только что получившим по зубам на Ждане-горе, портить отношения с Ростовом совсем. Ведь не будь он во время нападения Всеволода Мстиславича на юге, в Киеве, то не только побил бы, пошел до самого Новгорода и заставил такую виру платить, что надолго запомнили бы. А ростовчане не рискнули без князя-то. Вот ему урок – свою землю забывать нельзя.
Ничего, вот поставит заслоны от новгородцев, как поставил от булгар, посадит младших сыновей в Суздальской земле, а со старшими возьмет под себя Переяславль, а потом и Киев. И будет вся Русь не просто Мономашичей, а его, Юрия, землей!