Страница 10 из 42
- Мама, они такие же люди, как и мы, - в свои семнадцать я это произносила уверенно, точно зная, мы ничуть не лучше, в желании выжить.
- Что?
- Ничего.
Скорее всего мать действительно не расслышала моих слов, и только поэтому не стала рвать на себе волосы доказывая обратное, как часто уже случалось. Немцы для нее были самым большим злом, несравнимым даже с тогдашним правительством, его законами и правилами. То, что НАШИ, а совсем не немцы или французы или еще кто, заставили ее семью превратиться в голодающих голодранцев, ее ничуть не смущало. А вот то, что «проклятые фашисты» решили захватить родину и лишили многих людей жизней, в числе которых мог оказаться отец, доводило ее до безумия. Она даже однажды, когда мы были под немцами, хотела перерезать им спящим горлянки, но остановил страх за меня. Мама испугалась, что другие немцы, обязательно отыграются на мне, а когда у меня не останется никаких сил, я сама стану молить у них о смерти. Она ненавидела фашистов даже больше чем капитан Воеводов. А я в тот момент уже не знала, кого больше ненавидеть – тех, кто решил захватить нашу великую родину; или тех – кто свою родину на протяжении долгих лет сам гнобил и заставлял народ массово умирать от голода? Да и стоит ли ненавидеть в принципе?
В силу своего юного возраста, я не сильно вникала в политические дела, а вот то, что родная мать никогда не сможет принять в доме моего немецкого «подкидыша», у меня просто не выходило из головы. Да, у нас был «план», но что если Юрген проговорится? Он ведь просто человек, и запросто может инстинктивно что-то ляпнуть, перечеркнув все наши старания одним словом. Было бы не плохо, если хотя бы мама смогла не осудить и поддержать меня. Но я была уверена – мама первая, кто захочет прикончить врага. Не моргнув глазом она вонзит ему в сердце нож, а может просто отрубит топором голову. В этом я ни на секунду не сомневалась. Она никогда не сможет понять, чем я руководствовалась, когда решила спасти жизнь ЧЕЛОВЕКУ. Не фашисту, не врагу, не убийце – ЧЕЛОВЕКУ.
Возвратившись от Домны, я хоть и не совсем совладала с собой и не до конца поняла ее последние слова, но мне заметно стало легче. В голове хоть и варилась каша из разных сортов зерновых и примеси бурьяна, но все же я кое-что стала понимать. Главное, в меня постепенно вселялось чувство спокойствия и осознание того, что никакая я не «пропащая», а все так должно быть.
Я как раз собиралась в сарай, отведать и накормить Юргена, как в дверь настойчиво постучали.
- Господи, кого это могло принести? – мама реально испугалась, а я пошла открывать дверь.
- Здравствуй Васенька, а мама дома?
- Да, где же ей еще быть?
Это была соседка, тетя Лукерья, вот только выглядела она как-то странно. Она всегда выглядела немного странно, а в тот вечер особо. Я до сих пор помню эти прозрачные глаза навыкате и искаженное ужасом не по годам осунувшееся лицо.
- Это хорошо, что дома… - Больше не сказав ни слова, она прошла в дом и только там, заговорила. – Ты извини меня Маруся, что я так поздно, но тянуть нет смысла. И ты, Васька, не убегай. Вы должны вместе это услышать.
Я испуганно смотрела то на маму, не менее перепуганную поздним визитом, то на взволнованную тетю Лукерью. В голове было лишь одно – мой секрет каким-то образом раскрылся, и соседка прибежала нас предостеречь, что совсем рядом поселился враг. Мысли хаотично забегали, пытаясь подыскать правильный выход. Найти нужные слова и оправдание своего поступка. Внутри все переворачивалось. Я словно тонула, и панически пыталась схватиться за какую-нибудь соломинку. Но все это утратило смысл, со следующими словами нашей «гостьи».
- Маруся, мой Остах полчаса как возвратился с фронта, и возвратился не на своих ногах… у него их больше нет… - прерывисто продолжила Лукерья.
- Господи Иисусе! – не дав договорить сразу-же взвыла мать. – Лукея, как же так?! Несчастье-то какое… Но все равно, благодари Бога, что вернулся. А ноги… Как-то оно будет. Господи, Боже мой!.. Ты не переживай, мы всегда поможем. Да я своим мужем всегда с радостью поделюсь. Дров нарубить нужно будет, или воды натаскать, или огород вспахать. Степка мой с радостью поможет, об этом даже не думай. Главное ведь что Остах живым вернулся. Вот только мой Степка вернется, сразу же скажу ему, что вам помогать будем, как родным. Не волнуйся даже. А он, я уверена, будет только рад.
Пока мама тороторила, я вглядывалась в лицо соседки, и было в нем что-то зловещее. Это не была боль из-за потери мужем конечностей, это было что-то сродни пытки. Вроде эту женщину сейчас безбожно пытают, а она из последних сил держится. Выражение ее лица, я запомнила на всю жизнь, и больше никогда не встречала ничего подобного. Дай Бог никому и никогда не видеть такие лица на пороге собственного дома.
- Не вернется… - прошептала тетка Лукерья.
- Не поняла? – мама, которая ласково поглаживала по плечам соседку, прижимая ее к себе, немного отстранилась, пристально уставившись в наполненные горем и сожалением глаза.
- Не вернется твой Степка. Никогда не вернется. Прости. - Соседка выпалила, и моментально из ее глаз полились ручьи, а из глубины души раздался пронизывающий душу вой. – Остах мой с первого до последнего дня воевал рука об руку с твоим Степкой. На мине они подорвались, тоже – рука об руку. Вот только моему ноги оторвало, а твоему… Маруся прости…
Слезы не дали женщине договорить, а рухнувшая на пол мама, заставила испуганно вскочить на ноги и придушить рыдания.
- Маруся!.. Маша!.. Очнись!..
Я наблюдала за всем произошедшим со стороны, отказываясь во все это верить. Моя реакция на новость была не такой, как у мамы, я просто остолбенела.
- Васька! А ты чего стоишь?! Воды подай, что ли! Не видишь, мамка помирает!
Не совсем понимая, чего от меня хочет эта вопящая женщина, я скорее интуитивно, нежели осознанно, бросилась к кадушке с водой. Протянув кружку, я дальше продолжала стоять в стороне, а тетка Лукерья находясь в припадке, колотила мать. Она бесполезно одаривала лицо пощечинами и изо всех сил трясла маму, которая так и не пришла в сознание. Ни через минуту, ни через десять, ни через двадцать. А я все время стояла в стороне, боясь пошелохнуться, словно мои движения могли еще больше навредить.
- Скорее всего у нее разорвалось сердце – инфаркт. – Констатировал наш местный фельдшер, как только сделал осмотр и узнал все в подробностях, как и чего у нас тут случилось.
Иван Петрович был хорошим доктором, а то, что этот доктор остался в те черные дни в нашей деревне, а не был отправлен на фронт, так это благодаря его возрасту. Ему давно было за пятьдесят, и он сам часто жаловался на собственное сердечко, куда уж воевать?
Я и сейчас не смогу ответить на вопрос, что в тот момент, когда он произносил приговор, у меня сработало или не сработало в мозгу, но я не проронила ни слезинки. Мне было безумно неудобно и совестно перед всеми односельчанами, которые помогали с похоронами, но я не смогла выдавить с себя ни единой капли. Я все время старалась держаться в стороне, словно ожидая чудесного воскрешения. Все случилось слишком быстро для моего сознания. Организм наотрез отказался реагировать так, как было положено. Как было естественно для каждого человека потерявшего самого близкого и родного, а в моем случае сразу двоих.
Пару раз я даже слышала, как за моей спиной судачили о моем сумасшествии. Я же была более чем когда-либо в здравой памяти. Мне было безумно жаль мать, но тот факт, что она не превратилась в Домну, даже радовал. Лучше уж так, чем терпеть в доме толпы пьяных мужиков. Она сама внушила в мой маленький мозг, что разврат самое страшное в нашей жизни. Вот так и получилось, что даже смерть казалась мне тогда не столь страшной. Хотя, не одна мать потеряла на войне мужа, и не все те жены стали шлюхами, но мне было так спокойнее. А еще я радовалась за папу, что они вновь воссоединятся на небесах. Мама его так долго ждала, и без него, она бы точно сошла с ума или наложила на себя руки, а так…