Страница 40 из 40
Индейцы негромко посмеялись. Посмеялся вместе с ними и Маурилио. Я тоже улыбнулся, представив безобидную курицу в роли обманщицы.
На том и кончились индейские посиделки. Мягко ступая босыми ногами, индейцы направились по тропинкам к своим хижинам. В лесу смолкли цикады. Вскоре заснул Маурилио. А я лежал с открытыми глазами. Была какая-то удивительная, отрешенная тишина, которую я ощущал впервые в жизни. Тихо было не только здесь, но и за сотни километров вокруг. Это был океан тишины.
И мне подумалось о том, как же должен чувствовать себя индеец в грохоте больших городов, шумных железных дорог и автомобильных трасс. Так велика разница между этим миром и тем, откуда прибыл я! И сон в этой тропической ночи в джунглях был иным, не похожим на тысячи снов, виденных мною до этого.
Новый день в деревне начинается рано. Звонкий лай собак и крики петухов, плач детей и странный говор хозяек перемежаются с криками обезьян в лесу, которые тоже очень рано начинают свой трудовой день.
Я выглянул из хижины и увидел на площадке ребятишек, голых, чумазых, с круглыми и удивительно подвижными глазами. Некоторые из них что-то грызли — наверно, ствол сахарного тростника. Здесь же стояли и взрослые и с любопытством ждали, когда же появится иностранец.
Вместе с Маурилио я вышел из хижины. Поздоровался со всеми по-испански, но, видимо, я мог сделать это и по-русски, потому что мало кто из этих людей знал испанский. Да индейцам, очевидно, не так уж и важно было поговорить со мной. Важно идти рядом, рассматривая мое лицо, одежду, фотоаппарат, часы.
Так я и шел по улице в шуме гортанных споров и разговоров. И, наверно, со стороны был похож на пленника этого индейского племени.
Отсюда, с улицы, хорошо были видны небольшие квадраты кукурузных полей, окруженные плотной стеной джунглей. Трудно в этих краях отвоевывать землю у леса. Лес так силен, что он снова и снова пускает свои корни на расчищенных под посевы участках. Правда, крестьяне сеют не так, как у нас. Они берут острую палку, делают ею углубление в земле и бросают туда зерна кукурузы. Три года без всяких удобрений земля дает хорошие урожаи. На четвертый год расчищается новый участок, а старый зарастает.
Жизнь у индейцев масатекос проходит на улице, около хижины. Кто-то точит мачете, местный парикмахер стрижет своего собрата. Под большой крышей из пальмовых листьев разместился «детский сад». Из белых простынь, привязанных концами к веревке, сделаны люльки. Пока матери работают в поле, младенцы покачиваются в люльках. Около некоторых хижин иногда увидишь трех, а то и четырех женщин. Большинство индейцев имеют по нескольку жен.
На следующий день мы решили навестить «брухо», местного знахаря. По узкой тропинке на околице деревни шагала семья. Впереди шел мужчина. За ним гуськом три женщины. За спиной у каждой в мешке сидел ребенок, в руках — тяжелые плетеные корзины. У мужчины никакой ноши не было. Он крутил меж пальцев тоненькую, хорошо обструганную палочку — ведь он глава семьи!
За нами шла толпа индейцев. Правда, когда мы приблизились к хижине «брухо», шумный говор смолк. Люди остановились на почтительном расстоянии от хижины.
Я подходил к жилищу «брухо» с волнением. С детских лет я представлял себе колдуна с гремящим бубном в руках, исполняющего феерический танец. И вот наконец я увижу настоящего шамана.
Первым в хижину вошел Маурилио. Он сказал несколько слов по-индейски и только потом пригласил меня. Переступив порог, я увидел человека, спокойно сидевшего по-турецки на земляном полу. На голове у него была повязка красно-синего цвета. Глаза опущены.
Мы сели напротив шамана. Но взгляд колдуна не изменился. По-прежнему вид у него был отрешенный и замкнутый.
Я смотрел на «брухо» и думал о его безграничной власти над жителями поселка. Конечно, дело здесь не столько в религиозных чувствах, сколько в том, что «брухо» единственный человек, который лечит людей. До ближайшей больницы нужно добираться целый день.
— Я лечу только в понедельник, во вторник, в среду и воскресенье, — хмуро говорил шаман, глядя по-прежнему на земляной пол. — В остальные дни лечить запрещено богом. Нельзя лечить ночью. Потому что ночью дух покидает тело и возвращается только утром…
— А где же вы научились лечить людей? — спросил я.
— Нигде! Я все понял сам, — твердо сказал «брухо». — Однажды ночью, лет сорок назад, бог позвал меня к себе и сказал, какие травы лечат людей.
…Всякий раз, когда я покидал индейские деревни, я думал о том, что эти люди являются наследниками своих знаменитых предков — индейцев ольмеков, майя, ацтеков. Но откуда им знать законы медицины и архитектуры, законы акустики и астрономии, которые в таком совершенстве знали индейцы десять с лишним веков назад!
…Новые археологические открытия в Мексике, на мой взгляд, имеют не только научное значение. Они открывают великое прошлое Мексики и тем самым дают индейцам веру в себя и в свое будущее.
Очевидно, когда-нибудь в Мексике настанет День индейцев. В их деревнях построят школы и больницы. В непроходимые джунгли, к племенам масатекос проведут дороги, на раскаленной земле отоми построят колодцы.
И, наверное, тогда снова воспрянут духом потомки великих жителей Мексики, сумевших создать на заре развития человечества высокую цивилизацию зодчих, скульпторов, художников, медиков и ученых.
В. ЧИЧКОВ