Страница 90 из 91
— Стефан Диккинсон, — начал он, — являлся закоренелым игроком на бирже. И как следствие — глубоко, безнадежно увяз в долгах. По натуре он чрезвычайно беспринципный человек, как и многие игроки, за исключением того, что касалось женщин. Мне не удалось установить ни единого случая, когда бы он проявлял к ним хоть малейший интерес. В этом смысле его определенно можно считать пуританином и к тому же в высшей степени самонадеянным и законченным эгоистом. Впрочем, я еще не встречал убийцу, который не являлся бы эгоистом. В особенности он не любил и презирал своего отца, а поскольку я сам был знаком со стариком, могу поверить, что жить с таким отчаянным занудой было действительно тяжело.
Дедмэн энергичным кивком выразил свое согласие.
— Приблизительно в середине лета, — продолжал инспектор, — Стефану, чье финансовое положение стало по-настоящему тяжелым, видимо, в первый раз пришла в голову идея убить отца. Безусловно, он знал о страховом полисе, который появился после смерти мистера Артура Диккинсона. Он также знал о привычке своего отца принимать мединал по совету своего врача.
— Как вы установили время? — спросил мистер Дедмэн.
— Это мне удалось только сейчас, когда я выяснил у их семейного доктора, с которым виделся на днях, что якобы отец прислал доктору письмо с предложением, что в качестве эксперимента он попробует принимать лекарство в порошке. Доктор выписал соответствующий рецепт и вскоре после этого получил еще одно письмо, в котором говорилось, что порошки пациенту не понравились и что он предпочитает и дальше принимать лекарство в виде таблеток. Оба письма, как вы можете догадаться, были подложными, и сын перехватил рецепт, таким образом обеспечив себе возможность осуществить свой план.
Сделав это, он стал выжидать, когда его отец отправится в свое ежегодное путешествие, чтобы привести свой план в исполнение. По каким-то причинам он не захотел совершить попытку убийства в своем доме. Возможно, у него были на это какие-либо сентиментальные мотивы, не знаю. Так или иначе, он решил действовать в «Пендлбери-Олд-Холле», где, как он точно знал, его отец, человек привычек, обязательно закончит свой отпуск. Однако перед ним стояла одна сложная проблема, а именно: он не мог знать, когда именно его отец туда прибудет. В то же время он должен был обеспечить себе самое надежное алиби.
Стефан решил эту проблему следующим образом. Он организовал поездку в Швейцарию вместе с сестрой, а затем в самый последний момент придумал какой-то благовидный предлог, чтобы в назначенное время не поехать. (Нам пришлось изрядно потрудиться, чтобы выяснить в гостинице, каким образом ему удалось тотчас отказаться от зарезервированного номера.) Затем он направился в «Пендлбери», намереваясь пробыть там до того момента, как появится его отец. Он взял имя Стюарта Дэвитта — вполне естественно, чтобы его багаж, помеченный инициалами «С.Д.», не мог его выдать.
— Говоря об инициалах, — сказал мистер Дедмэн, — вы заметили...
— Мы к этому скоро подойдем, — прервал его Маллет и продолжал: — Он указал адрес одного дома на Гаук-стрит, который, как я установил, фактически является домом со сдающимися внаем комнатами, и до недавнего времени по данному адресу проживал клерк, служащий одной из брокерских контор, через которую Стефан осуществлял свои спекуляции. Кстати, он был очень близко знаком с этим молодым человеком, который был уволен хозяевами за игру на акциях в свою пользу. В гостинице он выбрал номер рядом с тем, где, как ему было известно, должен был остановиться его отец. (Думаю, что ему до тошноты были знакомы мельчайшие подробности жизни старика в его обожаемой «Пендлбери».) Он изобрел предлог, который помогал ему держаться в стороне от остальных обитателей гостиницы, и ждал своего часа.
— В должное время мистер Диккинсон прибыл в гостиницу. Как всегда, он заказал принести в номер чай и, как всегда, когда его принесли, попросил горничную оставить его в коридоре, пока он сам не заберет его. Сыну оставалось только незаметно выскользнуть из соседней комнаты, всыпать в чайник порошок мединала (мне сказали, что он моментально растворяется и почти безвкусен) и снова спрятаться у себя. Отец вышел, забрал поднос, добавил свою обычную дозу к уже отравленному чаю и лег спать, чтобы уже никогда не проснуться. Ранним утром следующего дня, подготовив все за ночь, Стефан Диккинсон покинул гостиницу, успел на экспресс, идущий в Лондон, там пересел на восьмичасовой рейс самолета до Цюриха и встретился с сестрой в Клостере в тот же день, наверняка сказав ей, что приехал обычным путем на теплоходе и поезде. Он немедленно отправился с ней в дальнюю экспедицию в горы, где они ночевали в хижинах, пока он не понял, что уже не успевает вовремя оказаться на дознании или на похоронах, где его могли бы узнать. (Кстати, власти Швейцарии оказали нам большую помощь в розыске гида, который сопровождал их в горах.)
До сих пор он мог считать, что все шло в соответствии с его планом. Его отец будет найден мертвым от передозировки своего обычного лекарства, коронер определит, что его смерть наступила в результате несчастного случая, и никаких вопросов не возникнет. И несомненно, так бы все и произошло, если бы не три случайности — во-первых, найденная у постели умершего поразительная цитата, во-вторых, никто не мог предвидеть, что именно в этот вечер у покойного кончились таблетки в одном пузырьке и он открыл другой, чтобы составить назначенную ему дозу, и, наконец, та странная манера, в которой старый джентльмен разговаривал со мной накануне своей смерти. И сын по своей воле упустил возможность во время следствия устранить эти недоразумения! Может, он сразу понял, каким роковым для его надежд поживиться в результате своего преступления оказался вывод следствия, что здесь имело место самоубийство, не знаю. Во всяком случае, он достаточно скоро это выяснил. Это поставило его в крайне досадное положение. — Маллет засмеялся. — Вот уж действительно положение! Решившись на отчаянный риск убийства, ему пришлось пойти на еще более ужасный риск, стремясь доказать, что было совершено именно убийство — не важно кем.
И вот Стефан Диккинсон, игрок по натуре, решился на самую отчаянную игру в своей жизни. И прежде чем предпринять какие-либо меры, он пришел ко мне — не к кому-нибудь, а ко мне! Наверное, он рассчитывал, что я смогу дать ему какие-либо полезные сведения, чтобы опровергнуть факт самоубийства отца, но готов предположить, что истинной целью его появления было стремление выяснить, удастся ли ему расспросить меня и уйти, не вызвав у меня никаких подозрений. Если бы это у него получилось, он решил бы, что может без опасений провести расследование, которое он задумал. И ему удалось! Тем более, что меня нисколько не заинтересовало это дело! И так было до недавнего времени, пока самоубийство того человека в Мидчестере снова не заставило меня вспомнить об этой истории, и я впервые серьезно задумался, не был ли мистер Диккинсон убит, и если да, то кем.
Конечно, если посмотришь на это дело, — признался инспектор, пожав плечами, — оно кажется на удивление простым. Прежде всего возникает вопрос мотива. Но самое главное — и это принципиальный вопрос, как вы наверняка, мистер Дедмэн, понимаете, — то глубочайшее знание, которым должен был обладать убийца о привычках своей жертвы. Подумайте сами: прежде всего он должен был быть уверен, что тот остановится именно в этой гостинице и проведет ночь именно в этом номере. Он должен был знать, что старик привык именно к этому лекарству и что он принимает его определенным образом. Он даже должен был знать, что он требует, чтобы чайник оставляли для него снаружи, в коридоре. Так кому же могли быть известны все мельчайшие подробности образа жизни и поведения покойного, как не члену его семьи?
— Что-то в этом роде и мне приходило в голову, — заметил Дедмэн. — Вот почему мне так понравилась версия, что убийца допустил ошибку и что покойный принял яд, предназначенный кому-то другому.
— Да, — подхватил Маллет, — если бы шантажист Вэннинг, чье подлинное имя Паркис — кстати, омерзительно подлый субъект! — если бы он ночевал в комнате, которая ему первоначально и предназначалась, он мог быть убит вместо мистера Диккинсона!