Страница 6 из 179
— Сколько их у нее было?
— Вполне достаточно. Еще до того, как я все узнал.
Не успел он убедить самого себя в том, что откровенность теперь уже ничего не меняет, как его начало мучить странное ощущение — будто внутри у него закрутился крохотный водоворот. Крохотный, но почему–то живее всех воспоминаний, ибо он произнес эти слова. Гордость? Ненависть? Или всего только досада на самого себя, оттого, что все его нынешние переживания настолько никчемны? Он увел разговор от своей особы:
— Расскажите, что бы еще вы хотели совершить до смерти?
— Смерти? Кто тут рассуждает о смерти? Я раздобыл информацию о нескольких железных способах легко заработать. В любой час могу применить один из них в Чикаго или Нью–Йорке, а захочу — стану продавать идеи. У меня, например, много идей, как совершить идеальное убийство.
Бруно опять поднял неподвижный взгляд, словно призывая Гая возразить.
— То, что вы меня сюда пригласили, надеюсь, не входит ни в один из ваших планов, — заметил Гай, усаживаясь.
— Господи Иисусе, Гай, вы мне нравитесь! На самом деле!
Тоска, написанная на лице у Бруно, словно заклинала Гая сказать в ответ, что и ему приятно общество Бруно. Из этих маленьких измученных глаз глядело одиночество. Гай в замешательстве принялся разглядывать собственные руки.
— Все ваши идеи оборачиваются преступлением?
— Разумеется, нет! Мне много чего хочется сделать, вроде… ну, например, как–нибудь взять и отвалить человеку тысячу долларов. Нищему. Вот получу свои деньги и сделаю это в первую очередь. А вам никогда не хотелось что–то украсть? Или кого–то убить? Ведь хотелось же. У каждого бывают такие желания. Вам не кажется, что некоторые прямо–таки кайфуют, убивая людей на войне?
— Нет, — сказал Гай.
Бруно подумал:
— Ну, они, конечно, ни за что в этом не признаются, потому как боятся. Но неужели вам в жизни не попадались типы, каких захотелось бы убрать с дороги?
— Нет, — ответил он и тут же вспомнил: Стив. Как–то раз он даже подумывал убить Стива.
Бруно поднял голову:
— Конечно, попадались, я же вижу. Почему не хотите признаться?
— Возможно, кое–какие мысли и были, но ходу я им не давал. Я не такой человек.
— Вот тут–то вы и не правы! Убить способен любой. Все зависит только от обстоятельств, характер тут ни при чем! Бывает, человек уже совсем готов, и нужна только самая малость, чтоб его подтолкнуть. Такое со всеми бывало. Даже с вашей родной бабушкой. Я–то знаю.
— А вот я не согласен, — отрезал Гай.
— Да бросьте, я сам тысячу раз готов был прикончить отца! А вам кого хотелось прикончить? Мужиков, что путались с женой?
— Одного из них, — прошептал Гай.
— Что помешало?
— Ничто. Я только подумал об этом — и все.
Он вспомнил бессонные ночи, сотни ночей, и мечту о покое, который могла принести только месть. Что могло бы тогда заставить его решиться? Он услышал бормотание Бруно:
— Вы и сами не понимаете, что подошли тогда к убийству вплотную, я знаю, что говорю.
Гай обалдело поглядел на него. Бруно, сгорбившийся над столиком, повесив лысеющую голову, без пиджака, опершийся локтями о столешницу, напоминал ему хиляка–крупье на исходе ночи.
— Вы начитались детективов, — произнес Гай. Собственный голос прозвучал в его ушах как чужой.
— Они хорошие. В них говорится, что убить может каждый.
— А мне–то всегда казалось, что именно этим они и плохи.
— Опять не правы! — взвился Бруно. — Вы знаете, какой процент убийств попадает в газеты?
— Не знаю и знать не желаю.
— Одна двенадцатая. Всего одна двенадцатая! Вы только представьте! А кто, по–вашему, составляет остальные одиннадцать двенадцатых? Разная незначительная мелюзга и все, про кого полиция заведомо знает, что никогда не словит.
Он полез разливать виски, обнаружил, что в бутылке ничего не осталось, и с трудом поднялся. Золотой перочинный ножичек, блеснув, выпал у него из брючного кармана и повис на тонкой, как струна, золотой же цепочке. Это доставило Гаю эстетическое наслаждение, как если бы он созерцал изысканную драгоценность. И, наблюдая за Бруно, который пытался взрезать колпачок на свежей бутылке, он вдруг подумал: когда–нибудь Бруно, глядишь, и прирежет кого–нибудь этим крохотным ножичком, и это сойдет ему с рук по той простой причине, что ему будет плевать, поймают его или нет.
Бруно повернулся и осклабился, держа в руке распечатанную бутылку виски.
— Поехали со мной в Санта–Фе, а? На пару деньков. Отдохнете, расслабитесь.
— Спасибо, не могу.
— Деньги у меня есть. Будьте моим гостем, а?
Он пролил виски на столик.
— Спасибо, — повторил Гай. Бруно, видимо, решил, что, судя по его одежде, у Гая трудновато с деньгами. Серые фланелевые брюки были его любимыми. Он намеривался ходить в них в Меткафе и даже Палм–Бич, если там будет не очень жарко. Откинувшись на спинку стула, он засунул руки в карманы и в правом тут же нащупал дыру.
— А что? — сказал Бруно, вручая ему стакан. — Вы мне очень нравитесь, Гай.
— Почему?
— Потому, что хороший вы парень. Славный, я имею в виду. Я знаю много ребят — без шуток, — но таких, как вы, можно по пальцам пересчитать. Я вами восхищаюсь, — выпалил Бруно и присосался к стакану.
— Вы мне тоже нравитесь, — сказал Гай.
— Ну так и едем со мной, а? До маминого приезда у меня два или три дня совершенно свободны. Могли бы пожить в свое удовольствие.
— Пригласите кого–нибудь другого.
— Господи, Гай, вы что, думаете — я приглашаю всякого встречного да поперечного? Вы мне понравились, почему я и прошу вас со мной поехать. Хотя бы на денек. Из Меткафа я сразу отправляюсь в Санта–Фе, даже не стану заезжать в Эль–Пасо. Хотя меня отправили посмотреть Каньон.
— Спасибо. Но мне нужно приниматься за работу, как только я закончу дела в Меткафе.
— А–а. — Еще одна тоскливая, но исполненная восхищения улыбка. — Что–то строите?
— Да, здание клуба. — Слова прозвучали незнакомо и как–то не в его стиле, еще пару месяцев тому назад ему бы и в голову не пришло, что именно это он и будет строить. — Новые корпуса «Пальмиры» в Палм–Бич.
— Неужто?
Бруно, конечно, слышал о клубе «Пальмира». Самом крупном в Палм–Бич. Он даже слышал о том, что там собираются возводить новый комплекс. В старом ему доводилось бывать пару раз.
— И вы его спроектировали? — Он посмотрел на Гая взглядом, каким мальчонка взирает на предмет своего обожания. — Нарисуйте, пожалуйста.
Гай быстро набросал контуры строений на последней странице Бруновой записной книжки и поставил автограф, так попросил Бруно. Он объяснил проект съемной стены, которая позволит превратить весь нижний этаж в один огромный танцевальный зал, включая террасу, и вентиляционных проемов, которые заменят кондиционеры, — он надеялся, что правление на них согласится. По мере объяснения его заливала волна радости, от возбуждения на глаза навернулись слезы, хотя говорил он не повышая голоса. Он удивлялся тому, что может вести с Бруно такой доверительный разговор, раскрывая лучшие стороны своей натуры, — с Бруно, который способен оценить это меньше любого другого.
— Потрясающе, — сказал Бруно. — Вы им растолковали, как это будет выглядеть?
— Нет. А придется умасливать слишком многих, — ответил Гай и, запрокинув голову, неожиданно рассмеялся.
— Вы станете знаменитым, да? Может, вы уже знамениты.
В иллюстрированных журналах появятся фотографии, возможно, его снимут для кинохроники. Проект еще не утвержден, напомнил он самому себе, но в благополучном исходе он не сомневался. Майерс, архитектор, с которым он снимал студию в Нью–Йорке, тоже не сомневался. Анна была уверена, как и мистер Брилхарт. Крупнейший заказ в жизни.
— Возможно, после этого я и стану знаменитым. Такие проекты освещаются в прессе.
Бруно принялся излагать длинную историю своего пребывания в университете и как он стал бы фотографом, если б в свое время что–то там не случилось с отцом. Гай не слушал. Он рассеянно цедил виски и думал о заказах, что последуют за Палм–Бич. Скорее всего, это будет какое–нибудь административное здание в Нью–Йорке. У него имелся замысел такого рода, и ему не терпелось воплотить его в жизнь. Гай Дэниел Хайнс. Известное имя. И — конец бесконечным гложущим мыслям, что он беднее Анны.