Страница 3 из 100
– Возможно.
– Другими словами, ты свяжешь себя именно с тем, что ненавидишь больше всего?
– Возможно.
– Так зачем же, во имя разума, ты это делаешь? Ты не можешь так поступить, Бренда. Клянусь Богом, это недостойно!
Он поднялся с дивана, толкнув при этом стол, отчего чайный сервиз громко задребезжал. Бренда по-прежнему стояла у окна спиной к Хью; яркое солнце освещало ее волосы и гладкую перламутровую кожу. С каждой секундой они приближались к неизбежному.
Однако, ударившись локтем о стол, Хью вдруг спросил себя, почему доктор Николас Янг не вышел к чаю и почему их оставили наедине в столь опасное время. В любую минуту в гостиную мог приковылять старый Ник и разразиться потоком полушутливых обвинений в том, что Хью пытается разрушить счастливый брак. И Ник был бы вправе так говорить, поскольку лелеял Фрэнка Дорранса как зеницу ока. Старый Ник вообще любил окружать себя молодежью. Гордился, что его дом всегда полон молодых людей, а стол ломится от блюд, которых не съесть и в три года, – но при этом каждый должен был подчиняться его прихотям, в противном случае рисковал подвергнуться суровому наказанию. «Торопись, – мелькнуло в голове Хью Роуленда, – торопись, торопись, надо спешить».
– Уже все улажено, – начала Бренда.
– Да. Я знаю. Китти Бэнкрофт будет посаженой матерью, Ник станцует сарабанду, а призрак Нокса благословит вас, даже если шафером буду я.
– И что же мне делать?
– Например, ты могла бы выйти замуж за меня, – сказал Хью.
Они замолкли, словно натолкнулись на неожиданную преграду. Хью ждал: шарф на его шее вдруг сделался слишком тугим и горячим.
– Я не собираюсь плакаться и жаловаться на бедность, – сказал он. – Во всяком случае, у нас будет на что жить, если тебя это беспокоит. Я люблю тебя уже четыре месяца и восемнадцать дней. Полагаю, тебе это известно?
– Да, известно, – кивнула Бренда, не оборачиваясь.
– Если господа присяжные заседатели желают удалиться для вынесения приговора, – продолжал Хью, и шелковый шарф горячим жгутом жег его шею, – слушание дела откладывается до их возвращения. Однако, если есть возможность вынести приговор, не покидая зала…
– Спасибо, Хью, но я не могу этого сделать.
– Ну что же, значит, так тому и быть. – Он неожиданно сочувствовал гнев и резкую боль, словно от удара. Сам напросился, сказал он себе: пришел, напросился и получил. Что ж, поделом. Но смириться он не мог. – Всегда полезно знать, на каком ты свете. Сказать тебе правду? Больше всего меня беспокоило, что в глубине души ты все-таки любишь Фрэнка…
– Ах, Хью, не будь таким дураком!
– Я? Дурак? Пожалуй, да. Но это действительно Фрэнк? Я только… хм… думал, нет ли другого кандидата на твои милости в случае…
Их разделяла комната. Он обернулся и увидел, как вспыхнуло ее лицо. Она прикрыла глаза от солнца и быстро направилась в его сторону.
– Ты такой ужасный дурак, какого трудно себе представить, – четко проговорила Бренда глухим, низким голосом.
Она опустила глаза, но Хью чувствовал, что все ее существо дышит гневом.
Он так никогда и не понял, как это произошло. Через мгновение она оказалась в трех футах от него: ее голова и плечи четким силуэтом рисовались на фоне солнечного сияния. Он видел выражение ее глаз, видел горевшее в них упрямство. Через несколько секунд, не отдавая себе отчета, он уже целовал ее. Тело Бренды дышало теплом, губы были прохладными, но поцелуй настойчив и страстен.
Ее голова находилась на уровне его плеча. Примерно через минуту он поднял глаза и увидел Фрэнка Дорранса, который стоял у окна и смотрел на них.
Глава 2
Ненависть
Под мышкой правой руки Фрэнк держал ракетку в футляре, а на указательном пальце левой крутил сетку с теннисными мячами.
– Немного жарковато для таких дел, не правда ли, старина? – спросил он, разражаясь смехом.
Фрэнк Дорранс выглядел моложе своих двадцати двух лет. Его светлые, вьющиеся волосы тугими кольцами облегали голову; румяное лицо с тонкими точеными чертами было красивым без женственности, а это встречается нечасто. Среднего роста, стройный, он был безукоризненно одет – на шее сине-белый шарф, концы которого скрывались под лацканами спортивного пиджака, белые фланелевые брюки по последней моде. С первого взгляда становилось ясно: перед тобой рано созревший молодой человек, абсолютно уверенный в себе, склонный без обиняков говорить все, что у него на уме, обладающий манерами сорокалетнего. Его взгляд обладал одной особенностью – в нем сквозил самодовольный, скучающий скептицизм, что весьма многих приводило в ярость. Он вошел в комнату, рухнул в кресло и беззастенчиво уставился на Бренду и Хью.
– Вы увидели, – с трудом выдавил из себя Хью, – вы увидели что-то смешное?
– Да, весьма смешное.
– Что именно?
– Вас, старина, – критически оглядел его Фрэнк. – Свалять такого дурака со старушкой Брендой. Повторяю, у вас был крайне глупый вид.
Лениво крутя на пальце сетку с теннисными мячами, он из всех троих имел самый безмятежный вид. Его чистый, высокий голос разносил веселье по всему саду и, казалось, по всему белому свету.
– Ах, лично я не возражаю, – холодно добавил он. – Только не позволяйте себе повторять это слишком часто, старина, иначе я буду вынужден оскорбиться. И вам не поздоровится.
– Премного благодарен.
– Видимо, в вашем замечании следует усмотреть сарказм, да, старина? Но, боюсь, со мной этот номер не пройдет. И не стройте из себя невозмутимого законника. Видите ли, вы поставили себя в крайне невыгодное положение, и я намерен этим воспользоваться. Кроме того, вы, кажется, хотели продолжать, разве нет?
И он снова залился смехом.
Хью Роуленд старался вести себя непринужденно. Перед таким умным молодым человеком нельзя терять голову, иначе окажешься в еще худшем положении, чем он не преминет воспользоваться.
– Хватит об этом, я просто просил Бренду…
– Выйти за вас замуж. Да, знаю.
– Вы подслушивали?
– Чепуха! Не будем ходить вокруг да около, – невозмутимым тоном сказал Фрэнк. – Конечно, я не упустил своего. Но, видите ли, вы не можете ее получить.
– Не могу? И почему же?
– Потому что она нужна мне, – дружелюбно заявил Фрэнк.
– И вам это представляется достаточной причиной?
– Спросите саму старушку Бренду. Вы выпалили свой вопрос – и, между нами говоря, Роуленд, попали пальцем в небо. Что она вам ответила?
– Я ответила «нет», – вмешалась Бренда, пересекла комнату и устроилась на подлокотнике кресла, в котором сидел Фрэнк.
К горлу Хью Роуленда подступила тошнота, которая постепенно усиливалась, – наконец он даже испугался, что не сумеет с ней совладать.
– Понятно, – сказал он. – Все правильно!
Но страсти в комнате накалились еще сильнее.
– Извини, Хью, – пробормотала Бренда улыбаясь. Ни по выражению ее лица, ни по всему прочему он не мог заключить ничего определенного. Лицо ее по-прежнему пылало, но не осталось и следа замешательства, волнения или какого-либо интереса к нему. Словно ничего не произошло. Возможно, так оно и было.
– Подожди, – сказал Хью так резко, что Бренда подпрыгнула. – Я знаю, что мне следует сказать «все правильно» и на том покончить. Но я не намерен этого делать. Нельзя отрубить человеку руку и затем отправиться веселиться, ничего не объяснив. Нам надо во всем разобраться.
– Видите ли, боюсь, что я не могу продолжать обсуждение этой темы, – сказал Фрэнк.
– Боюсь, что вам придется его продолжить.
– Послушайте, старина, – проговорил Фрэнк со всей рассудительностью. – Вы уже сваляли дурака, а если станете продолжать, то сваляете еще большего. Я не держу на вас зла, хотя другой на моем месте поступил бы иначе. Однако, если вы намерены упорствовать в намерении увести от меня Бренду, то это просто глупо.
– Неужели?
– Да. Во-первых, Бренда ко мне по-своему привязана. Ведь так, старушка? Во-вторых, даже если бы это было не так, то дело прежде всего.