Страница 13 из 100
– Что значит – богата?
– Завещание дядюшки Джерри Нокса. Если Фрэнк или я умрем до свадьбы, все наследство переходит тому, кто остался в живых. – Оба замолчали, был слышен лишь шум ветра в деревьях. Наконец Бренда добавила:
– Ведь именно это и называют мотивом, правда? Я точно знаю, что они скажут, – продолжала Бренда. – Скажут, что я подкараулила Фрэнка, когда он возвращался от Китти, и сообщила, что наш брак отменяется. Скажут, что он пришел в ярость, а кто видел ярость Фрэнка, тот никогда этого не забудет. Скажут, что я вышла из себя – а это вполне могло бы случиться! К тому же мой ноготь застрял в его воротнике. И только мои следы ведут туда и обратно. Я пропала, Хью.
– Нет.
– Ты хочешь сказать, что есть выход?
– Да. Все это – не более чем подтасовка фактов. Откуда в павильоне появилась газета? Откуда Фрэнку так много известно о том, что девушка по имени Мэдж Стерджес пыталась покончить с собой? Зачем сюда приходил суперинтендент полиции?… – Он прервался. – Боже всемогущий, я совсем забыл о нем! Его уже нет в доме, да?
– Нет, с этим все в порядке. Мария сказала, что он ушел перед самой грозой. Она не знает, что ему было надо. Думает, что приходил из-за машины.
– И все же странно, – задумчиво проговорил Хью. – Но если это подтасовка… что ж, мы ответим на нее такой же подтасовкой.
– Ты имеешь в виду фальсифицированную защиту?
– Да. А теперь скажи мне вот что. Ты сумеешь лгать убедительно, если я точно скажу, что надо говорить? Нет, подожди. Подумай, прежде чем ответить. Если не сумеешь, мы придумаем что-нибудь другое.
– Сумею!
– Уверена?
– Да! Но, Хью… я имею в виду, не будут ли у нас из-за этого неприятности?
– Вполне возможно. Но нынешнее положение дел грозит нам неприятностями прямо сейчас, а не в будущем.
– Я с тобой заодно, – сказала Бренда, и в голосе ее прозвучало какое-то яростное веселье. – Совершенно заодно! Что я должна делать? Только скажи.
– Во-первых, забудь все, о чем ты мне говорила, кроме того, что ты пришла сюда: Марии это известно, и она не станет отрицать. Во-вторых, мы забудем обвинение, которое ты выстроила против себя самой: все это вздор, который легко опровергнуть; мешает одно – отпечатки ног. Это факт, то есть единственное, что понимают судьи. Так что следы должны исчезнуть. У вас здесь есть какой-нибудь садовый инвентарь?
– За павильоном стоит все, что нужно для теннисного корта. Газонокосилка, грабли, чтобы выравнивать поле…
– Подойдет. – Хью поглядел на свои ноги, до самых колен покрытые засохшей грязью. – Кажется, ты говорила, что держишь здесь запасные теннисные туфли?
– Да. В шкафу.
– Пойди и надень их.
– Зачем?
– Пойди и надень. Другую пару принеси мне! Поспеши!
Бренда поспешила.
Не сознавая того, они все время говорили шепотом. Кругом было очень тихо. В водянистом полусвете, в котором стираются детали, но четко очерчиваются контуры предметов, было видно, что на травяном бордюре, окружающем корт, не остается никаких следов. Маленький павильон казался неуклюжим и уродливым. Над ним тихо шелестели тополя; воробей чирикал изо всех сил, прогоняя сон; шаги поразительно громко шуршали в траве. Сворачивая за угол павильона, Хью думал о том, что самое главное сейчас – время. Спешить, спешить, надо спешить.
Необходимо было срочно принять решение. Фирма «Роуленд и Гардслив» такой спешки не одобрила бы. Он представил себе, как его отец и старый мистер Эдвин Гардслив – оба отнюдь не моралисты, никогда не отличавшиеся чрезмерной щепетильностью – качают головами и поджимают губы. «Опрометчиво, Хью, о-очень опрометчиво». Они бы предпочли что-нибудь более утонченное. К черту утонченность. Полиция признает лишь один вид улик. И правильно делает. Об утонченности можно будет говорить только тогда, когда грабли до неузнаваемости смешают все следы, как если бы по корту прошлось стадо слонов. А тем временем надо спешить, спешить.
Осторожно!
За павильоном стояли огромная металлическая газонокосилка, пара граблей, лопата и каток для нанесения разметки.
Все это окружала широкая грязная лужа, в которую Хью чуть было не вляпался.
Он резко отпрянул и почувствовал, как на лбу выступил пот. Да, плохи дела. Он уже начинал чувствовать себя преступником, с этим необходимо справиться, иначе он не сможет помочь Бренде. А какие чувства испытывает настоящий убийца? При этой мысли он снова похолодел. Кроме плоских деревянных граблей для разравнивания корта, там стояли обычные садовые грабли с зубьями: хоть и небольшая, но удача. Отпечатки пальцев? Нет! На грубой деревянной поверхности они не останутся. Он вытащил садовые грабли и поспешил к двери павильона, где его встретила раскрасневшаяся Бренда.
В сумрачном саду голоса их звучали непривычно резко.
– Хью, газета. Она исчезла.
Значит, здесь был кто-то посторонний.
– Хоть немного, но нам повезло. Не слишком, но все-таки повезло.
– Я сменила туфли. Что теперь?
– Поставь корзину в павильоне.
Он отодвинул щеколду на проволочной двери корта. С каждым мгновением следы представляли все большую опасность, они словно бы вырастали до невероятных размеров. Когда следы исчезнут, он сможет вытащить из воротника Фрэнка кусочек ногтя Бренды. Когда следы исчезнут, он сможет сам «найти» Фрэнка, оставив Бренду в чистых туфлях на траве. Когда следы исчезнут, когда следы исчезнут, когда слезы исчезнут. Он пронес грабли через проволочную дверь и только успел взмахнуть ими, как из тьмы раздался голос:
– Мистер Роуленд!
Голос звучал резко, пронзительно, раздраженно.
– Мистер Роуленд, сэр, с какой стати вы задерживаете мисс Бренду? Ей пора обедать. Что вы там делаете граблями?
Глава 7
Сомнение
Старый Ник, доктор Николас Янг, который твердо решил никогда не стареть, проснулся на своем диване и обнаружил, что Мария, горничная, склонилась над ним и что-то кричит ему в ухо.
Сон мгновенно улетучился. Доктор Янг очутился в длинном, с низким потолком, холодном кабинете с бронзой работы Эпштейна на низких книжных шкафах, с книгами в богатых переплетах, поблескивающих в свете лампы, с гравюрами на стенах и портретом Нелли Уайт над камином. Окна были открыты. Часы на письменном столе, куда он машинально бросил взгляд, показывали (всего) без двадцати восемь. Он расслабился и закрыл глаза, чтобы не видеть лица Марии и унять боль, вызванную первым движением.
Но в голосе его звучало раздражение.
– Мертв? Что значит – мертв?
– Мистер Фрэнк, сэр. Говорю вам.
– Вздор. Он играет в теннис, – пробормотал Ник.
Мария, мешковатая, словно куча тряпья, опустилась на одно колено перед диваном. Она и в молодости не была красавицей, теперь же от ее лица (как часто говаривал Фрэнк) останавливались часы, и волнение не сделало его более привлекательным. Она была испугана, слишком испугана, и посему держалась чересчур вольно. Говорила она шепотом:
– Выслушай меня, Ники. Я с ума сойду, если ты меня не выслушаешь. Говорю тебе, это он. Он мертв. Его кто-то убил. Я сама его видела – ни дать ни взять наш старый мистер Ватсон, который сунул голову в духовку газовой плиты. Ваша Бренда, она хотела сходить туда и принести корзину для пикника из хибары, где вы играете в теннис. Я сказала: хорошо, идите и прихватите заодно несколько вешалок для одежды. Это было двадцать минут назад. И она не вернулась, а я ждала ее, чтобы смешать заправку для салата, я не знаю, как это делается, тогда я и пошла посмотреть, в чем дело. А там она с этим Роулендом – и мистер Фрэнк, мертвый и недвижный.
Она испугалась, что сказала слишком много. Ник не двигался. На его груди по-прежнему лежал открытым «Процесс над миссис Джуел», Веки его были по-прежнему сомкнуты. Но чего она вовсе не могла вынести – это его дыхания. Молчание длилось слишком долго. То ли от горя, то ли из страха перед тем, что он скажет, то ли из простого сочувствия, но у Марии из уголка глаза скатилась слеза и упала ему на руку. Горе ее вполне соответствовало случаю, и она упивалась им.