Страница 5 из 8
Проблемы, поставленные перед молодежью 20-х годов (борьба с комчванством, невежеством, элементарной безграмотностью в вопросах культуры, семейных отношений, преодоление безоглядного максимализма в постановке и решении задач внутренней и внешней политики), злободневны. Пьеса обращена к молодежи современной, и автор ищет публицистические приемы и средства, чтобы донести до сегодняшнего зрителя самое важное, непреходящее, безотлагательное: Так, автор, материализуя слова Н. К. Крупской «Образ Ленина – это мысль Ленина», отказывается от портретного сходства актера с вождем. Перед нами на сцене наш современник, артист, доносящий до нас мысль Ленина. Этот же условный прием распространяется на образы всех реальных исторических деятелей в пьесе. Столь же условен хор, читающий документы 20-го года. Все это максимально приближает к нам тревоги и заботы тех трудных лет, они воспринимаются благодаря такому «приближению» не как история, а как насущная злободневность.
С большим трудом проходила путь к сцене во время партийного диктата «монотрагедия» М. Шатрова «Так победим!», впервые показывающая Ленина, сомневающегося, не понятого многими из его окружения (точно так же, как и в запрещенной в годы застоя к постановке пьесы «Брестский мир»).
В творчестве М. Шатрова наблюдается процесс модификации историко-революционной пьесы, ее преобразование в открытую политическую драму. Функция документа в его пьесах тоже видоизменялась: от восстанавливающей достоверность эпохи – к интерпретирующей ее. Движение к политической драме сказывается в заострении политической проблематики, в усилении авторского начала. Настоящее и прошлое, их драматическая борьба изначально закладывается автором в структуру пьесы. Показательна в этом отношении «рубежная» пьеса М. Шатрова «Диктатура совести», написанная «на пороге» перестройки. В ней получила своеобразное развитие традиция агитационно-политической драмы 20-х годов. В «спорах и размышлениях 1956 года» используется одна из распространенных форм этого ряда – агитационный суд. Механизм превращения социалистической идеи в свою противоположность, повторяющееся действие этого механизма в истории – в центре внимания автора, организующего эклектичный стилевой и жанровый материал драмы. В пьесе эпизоды бытового характера перемежаются документами разных эпох, используется прием цитирования литературной классики («Бесы» Достоевского), выступают из небытия тени прошлого, напоминая о себе. Необычная эта пьеса стала основой остропублицистического спектакля-дискуссии, политической схватки, привлекающей к участию в ней зрительный зал. В центре этих споров – судьбы социалистической идеи, принципы демократии, необходимость гласности и утверждения исторической правды.
Линия политической, документальной драматургии 70—80-х годов, связанной со все возрастающим процессом демифологизации истории, стремлением ликвидировать «белые пятна в ней», получит новое своеобразное продолжение в период перестройки, когда прошлое окажется перед судом настоящего.
В эти же годы публицистическую окрашенность приобретает политическая драма, связанная с международной тематикой, где «ставятся на глобус» проблемы неспокойного современного мира. Это были отклики на события, о которых кричали газеты, сообщали репортеры. «Сегодня, как никогда ранее, миру грозит ядерная катастрофа; политика врывается буквально в каждый дом, в жизнь каждого человека на Земле, поэтому с особой силой звучит страстное слово литератора, работающего в самых разных жанрах», – так предварялся большой заинтересованный разговор о «политическом» романе, пьесе, фильме, поэме на страницах «Вопросов литературы» (1984. № 4. С. 4). Не случайно к жанру политической пьесы обращались прежде всего журналисты-международники: Г. Боровик, В. Чичков, А. Лауринчюкас, Г. Зубков и др., – авторы остроконфликтных, наступательных, боевых пьес. Их отличительная черта – злободневность, публицистическая заостренность драматургического повествования.
Политический театр в истории советского искусства имеет давние и богатые традиции, созданные пьесами М. Горького и В. Маяковского, В. Киршона и А. Афиногенова, Б. Лавренева и К. Симонова, он жанрово многообразен, но главная его типологическая черта – ярко выраженная авторская позиция. Современные драматурги выстраивают публицистическую драму идей, в которой открыто сталкиваются противоборствующие на международной арене политические силы и типы общественного сознания. И среди этих пьес преобладает жанр пьесы-диспута. Таковы, например, «Неоконченный диалог» В. Чичкова и «Интервью в Буэнос-Айресе» Г. Боровика.
Идейно-политический спор лежит в основе пьесы Н. Мирошниченко «Третье поколение» (1985). Автор использует условный прием «робинзонады», показав идейные столкновения в одной из шести групп консультативной встречи представителей молодежи разных стран по подготовке международного форума, но в этих «локальных» диалогах отражается реальная острота, политическая борьба в рядах международного молодежного движения нашего времени. По сюжету пьесы дискутируется всего один, третий пункт проекта программы форума, гласящий: «Фашизм и неофашизм, нацизм и неонацизм, расизм, реваншизм и великодержавный шовинизм – очаги, грозящие молодежи мира смертью духовной и физической» (5, 103). В столкновении различных позиций, аргументов и контраргументов постепенно четко вырисовывается главный антагонистический конфликт пьесы: конфронтация гуманных, миролюбивых планов всех честных людей мира и военной истерии защитников империализма. «Третье поколение» – молодежь, не знающая трагического опыта второй мировой войны – от нее зависит будущее планеты, поэтому принципиально важно, какую позицию займет она сейчас. Две части пьесы – два раунда политической дискуссии, острейшей схватки, где каждая реплика – это удар и контрудар. В ход пущены документальные материалы, фотообвинения, лозунги-плакаты и даже военизированная игрушка со свастикой – все это веские аргументы в споре.
Велика роль в развитии центрального конфликта представителей старшего поколения. В пьесе это советский журналист Сосновский, западногерманская журналистка-международница Ева Мюллер и наблюдатель от лиги «Независимая молодежь» Ли.
Силы, стоящие за Мюллер и Ли, делают ставку на возрождение неофашизма в среде «третьего поколения». «Я подсмотрела у нынешней молодежи обнадеживающую черту – повышенное любопытство к идеалам фашизма, – самоуверенно заявляет Ева Мюллер в начале пьесы, рассказывая о своей книге „Третье поколение“ оппоненту-коллеге Сосновскому. – Действует извечная сила запретного плода. Ваши проклятия гитлеризму сделали Гитлера самой популярной фигурой. Для юношества он злой гений. Мифическая личность. Он пророк. Он демон. Он крупный игрок века. Сами того не подозревая, вы даровали ему бессмертие» (5, 97). Сосновский, его молодые друзья из соцстран, американец Джон Глен, воевавший во Вьетнаме, выигрывают сражение потому, что в их душах живет историческая память предшествующих поколений. К этой памяти взывает Борис Ярцев, представитель советской молодежи: «Древний мудрец сказал, что память – это не только прошлое человечества, но и его будущее. Это не только честь, совесть и достоинство его предков, но и высокое благородство его правнуков. Поэтому я обращаюсь к памяти истинных интернационалистов. Давайте никогда не забывать имена политических, государственных и религиозных деятелей, отдавших жизнь за национальную гордость, честь и совесть своих народов!..» (5, 156). Насколько драматически напряжен диалог-действие в спорах, настолько откровенно публицистически, без достаточного психологического обоснования автор строит развязку пьесы. Как-то очень легко спасовал, вышел из «игры» пиночетовский выкормыш Гарис, «заколебался» при голосовании и поднял руку председательствующий на заключительном заседании неофашист из ФРГ Шлиттенбург, обеспечив судьбу третьего пункта. В большей степени оправдано всем ходом пьесы трагическое прозрение в финале маленькой китаянки Тао. Пьеса «Третье поколение» Н. Мирошниченко сильна своим публицистическим пафосом, однако проигрывает там, где автор пытается «оживить», «психологизировать» побочные сюжетные линии. Видимо, действует закон «отторжения» инородных для публицистического жанра элементов.