Страница 17 из 150
— Не хочу вас торопить, сэр, но мистер Мэйхью только что сообщил, что уже несколько минут получает какие‑то сигналы. Очень слабые — он их едва слышит, но все‑таки…
— Но все‑таки мы уже не одни, — подытожил Граймс и переключился на внутренний канал связи. Эфир немедленно загудел. Предметом дискуссии были поршни, клапаны, топки и паровые котлы. Коммодор вызвал Джонса, доктора и инженеров и приказал им возвращаться. Ждать пришлось долго: неутомимые исследователи забрались глубоко в недра корабля. В качестве сувениров каждый прихватил по куску каменного угля. На их месте Граймс взял бы что‑нибудь более полезное — пару книг из библиотеки или рояль из кают–компании взамен синтезатора… Граймс посмотрел на капитана “Уараты”.
— Это ведь не воровство, — пробормотал он, словно тот мог услышать его мысли. — Я знаю, вы бы не отказались сделать подарок товарищу по несчастью…
— Простите, сэр? — спросил Джон.
— Нет, ничего. Возвращаемся домой — и посмотрим, что там творится.
Глава 16
Едва выбравшись из шлюза, Граймс поспешил в рубку. Он даже не стал вылезать из скафандра, лишь снял шлем.
— Мэйхью поймал четкие сигналы, сэр, — вместо приветствия выпалил Суинтон, едва коммодор вошел.
— Отлично. Он может определить направление?
— Говорит, что пока не может. Но вы же знаете Мэйхью. Пока его не припрешь к стенке, он двух слов не скажет.
Коммодор поглядел на экран радара, потом на масс–индикатор. По–прежнему ничего. Возможно, новый объект еще слишком далеко? Для псиоников, как известно, расстояния не существует.
Граймс поднял микрофон интеркома, потом положил его назад.
— Зайду‑ка я к нашему “слухачу”, — сказал он. — Суинтон, если что‑нибудь произойдет — свяжитесь со мной немедленно.
Он кивнул Соне, и она последовала за ним.
Как всегда, до Мэйхью было невозможно достучаться — обычным способом. Граймс уже привык к этому, а поэтому, постучав для приличия и выждав минуту, отодвинул в сторону дверь и вошел внутрь. Мэйхью сидел в своем кресле к ним спиной, сложившись пополам и обхватив колени руками. На столе, заваленном самым разнообразным хламом, возвышался аппарат, увенчанный прозрачным цилиндром. Это и был пресловутый псиони–ческий усилитель, или “мозги в желе” — препарированный мозг живой собаки, плавающий в питательном растворе. Граймс поежился. И от этого сморщенного, пульсирующего куска биомассы зависела их связь с окружающим миром!
Обернувшись, Мэйхью устремил на вошедших рассеянный взгляд.
— А, это вы… — его глаза наконец сфокусировались на коммодоре. — Чем обязан, сэр?
— Пришел взглянуть, как у вас дела, Мэйхью. Можете говорить… гхм… оставаясь на связи?
— Конечно, сэр.
— Отлично. Что за сообщение вы приняли? Мэйхью мучительно наморщил лоб.
— Это не сообщение, сэр. Это скорее образы, чувства… очень сильные, яркие, но не адресованные кому‑то… вернее, вообще никому не адресованные.
— Гхм. А что это за образы?
— Это… похоже на сновидения.
— Вы можете определить, кто видит эти сны? Человек? Гуманоид? Или…
— Человек. Вернее, люди. Причем их довольно много.
Соня обернулась к Граймсу.
— Джон, я понимаю, что это невозможно… Но это значит, что люди с “Уараты” еще живы, их можно спасти… Что им снится, Мэйхью? Холод, темнота, одиночество?
— Нет, мисс Веррилл. Им снятся очень приятные сны. О солнечном свете и… о любви…
— На борту “Уараты”…
— Эти люди не с “Уарата”. Там действительно никто не уцелел. Там только мертвые тела — холодные, высохшие… Они умерли мгновенно.
— Откуда вы знаете?
— Есть правило: если на планету высаживается партия, пси–оник обязан держать с ней связь… или хотя бы просто “слушать”. Вот я и “слушал”. Для начала “прослушал” все помещения, а потом… То, что вы рассказали о последнем рейсе “Уараты” — это очень любопытно…
— Гхм.
— Какое‑то время я “слышал” только вас, доктора… ну, и всех остальных. А потом появились другие сигналы — не с “Уараты”. Они становятся все более четкими — но устойчивой связи по–прежнему нет. Бывает, что телепатам трудно настроиться друг на друга, но тут все иначе. Такое впечатление, что они приближаются.
— Хотел бы я знать, черт возьми, кто к кому приближается! — пробормотал Граймс и, увидев в глазах телепата вопрос, покачал головой. — Простите, это я сам с собой. Мы до сих пор не знаем, какова наша абсолютная скорость и движемся ли мы вообще. Относительно “Уараты” мы неподвижны. Но кто может сказать, что именно произошло, когда мы заглушили двигатели? Мы остановились? Или просто притормозили?
— Я не разбираюсь в навигации, сэр, — чуть обиженно сказал Мэйхью.
— Боюсь, здесь уже никто ни в чем не разбирается… Простите, я вас перебил.
— Ничего страшного. Сначала я даже не мог поймать четких образов — они наплывали друг на друга, как в полудреме… — он умолк, взгляд снова стал рассеянным. — Погодите… кажется, кто‑то “выделился”. Так… Голубое небо, в нем плывут облака — белоснежные, легкие… Речка… берега заросли высокой травой… и… я сижу на невысоком обрыве, среди деревьев… солнце припекает, на воде играют блики, и ветер доносит запах свежего сена… — телепат мотнул головой и с неловкой усмешкой посмотрел на Граймса. — Я до сих пор не знал, что такое “сено”. Чего только не узнаешь из чужих снов…
Он вздохнул.
— На деревьях щебечут птицы… а я только что раскурил трубку и сижу с удочкой в руках. Я смотрю на воду — там покачивается мормышка, которую я сам изготовил. Плывет, словно пританцовывает… а вокруг мелькают солнечные блики. Я знаю, что должно произойти: форель выскочит из воды и схватит наживку. Но это не самое главное. Мне некуда торопиться. Я совершенно счастлив… О… Какая‑то неясная тревога… Я не понимаю, чем она вызвана. Но я должен спешить. Я должен проснуться, иначе случится что‑то ужасное, что‑то непоправимое…
— Забавно, — проговорил коммодор. — Вы когда‑нибудь были на Земле, Мэйхью?
— Нет, сэр, — телепат уже пришел в себя, только моргал чуть чаще.
— Вы знаете, что такое “мормышка”?
— Мормышка, сэр?
— Да, вы только что ней говорили.
— Конечно. Это приманка для рыбы — пучок перьев, привязанный к крючку. Рыба принимает ее за насекомое… Настоящие рыбаки сами их делают. Они ловят рыбу просто для развлечения. У них есть масса всяких приспособлений… Самое смешное, что рыба… клюет на эти штуки.
— Но если он ловит форель просто для развлечения — о чем ему волноваться?
— Неплохо, — усмехнулась Соня. — Наша компания пополнилась рыболовом–любителем — судя по всему, с Земли, который спит и видит сны… Интересно, как его угораздило свалиться в щель между временными потоками. А, может быть, его здесь нет? Мэйхью, вы уверены, что этот человек находится не на Земле? И его сны не проникают сюда тем же путем, каким попала “Уарата”?
— Дрейфующее сновидение… — пробормотал Граймс. — Прошу вас, продолжайте, мистер Мэйхью.
— Он снова видит свой сон. Он ничего не поймал, но счастлив.
— А другие сны вы можете… посмотреть?
— Попытаюсь, сэр… Ага, вот. Снова лето, слова солнечный день… я плыву — не спеша, наслаждаясь прохладой… Вода прозрачная, чуть зеленоватая… Потом оборачиваюсь и смотрю на девушку, которая стоит на берегу. А вот та же девушка — но уже старше… Она сидит в траве, яркой, как изумрудный шёлк, а рядом играют загорелые ребятишки — ее дети… А вот еще… По–моему, они приближаются — образы становятся очень четкими… Слепящее, почти белое солнце. Воздух — такой холодный, что режет легкие. Шипы на моих ботинках врезаются в снег, и он хрустит, почти повизгивает. Кажется, я уже могу дотянуться до вершины ледорубом. Она совсем рядом, она сверкает так ярко, что небо кажется темно–синим. Ветер срывает языки снега, и кажется, что вершина выбросила белый флаг. Это всего лишь снег, но я знаю, что вершина сдалась. Ее еще никто никогда не покорял, но через несколько часов я доберусь дотуда и вобью в лед и камень флагшток с вымпелом — моим вымпелом. Мне говорили, что сюда невозможно добраться без кислородной маски и страховочных крюков, но я все равно это сделаю…