Страница 166 из 185
— Большинство погибли или потерялись.
Женщина говорила спокойно, так спокойно, как могла бы говорить сама окружающая их ночь…
— Среди оставшихся в живых есть жители всех деревень. Я думаю, что они последуют за мной. А я пойду с тобой вместе…
Остаток ночи Пол провел, плавно покачиваясь на спине могучего животного, словно на неспешных волнах. Поездка на олифанте вскоре убаюкала Пола. Он заснул особым неглубоким сном, уверенный в том, что его тело не расслабится настолько, чтобы упасть самому или уронить Низану, которая доверилась ему. Низана спала крепким сном. Временами она всхрапывала смешной звук, похожий на рычание крохотного щенка. Весь день она держалась рядом с Полом. Маленькая женщина дралась, как адская фурия, но вполне расчетливо. Она нападала на тех, кто угрожал жизни Пола.
Подумать только, они могли бы отказаться от этих людей. Пол вспомнил, что когда-то он сам почти одобрял такую идею. А Эд Спирмен еще накануне намекал, по существу, что лучше было бы объединиться с армией южного тирана… Племя Пэкриаа дешево ценило жизнь — жизнь других людей. Каннибалы — дьяволопоклонники, способные на любую жестокость. Тысячи лет они слепо руководствовались суевериями, перебрав весь список предрассудков, которые когда-либо калечили человеческий ум. Нужно уметь посмотреть глубже, сказал Кристофер Райт — доктор, теоретик, антрополог, непрактичный мечтатель.
«Как бы то ни было, я спас жизнь вестойке. Одна спасенная жизнь на чаше весов. А на другой… сколько жизней я отнял? Нет ответа… Ответом может быть лишь мир, где под управлением справедливых законов методы уничтожения устарели и забылись. Вижу ли я такой мир? С учетом всех грехов, присущих человеку по природе… Суетность, жадность, глупости и ненужные обиды, боязнь самопознания, ужас перед непривычным, жажда власти тех, кто морально слеп, стремление искать легкие решения, панацеи, козлов отпущения… Как можно увидеть такой мир? Ты говоришь, Кристофер Райт, что каждый ценен. Я верю тебе. Но когда я должен выбирать между жизнью своей или своих друзей и жизнью человека, которого поток истории швырнул против меня, как врага…
Когда я так поступаю, то снова и снова убеждаюсь, что попал в одну сеть вместе со всеми людьми. И не смогу вырваться из нее иначе, как вместе со всеми. Вырваться и бежать в страну, где люди не ставят ловушки друг на друга, и слепые не ведут за собой зрячих.
Так что…»
— Ты проснулась, Низана?
Ее ровное дыхание убыстрилось. Полу показалось, что мелькающее в проемах листвы небо слегка окрасилось. Он вспомнил, как серебряная луна появилась с рассветом над джунглями — давным-давно, вчера утром. Красная луна обращалась вокруг Люцифера быстро: сегодня она должна была взойти за два часа до рассвета и быть чуть толще, чем окровавленный ятаган, который Пол видел с холма перед битвой на юге.
— Да, проснулась.
— По-моему, взошла красная луна.
— Да. — Низана показала Полу за спину. Он повернулся и успел разглядеть полумесяц в просвете между деревьями. — Хорошая луна. Начинается Луна Маленьких Дождей. Маленькие дожди не вредят, делают землю хорошей. Луна Маленьких Дождей лучше той, которая ушла. Мы называем ушедшую Луной Начала.
Женщина-пигмей беспокойно придвинулась к нему.
— Это место — сплошной лес? Я долго спала?
— Большую часть ночи. Мы миновали открытую местность.
— Никто никогда не заходил сюда, — прошептала Низана. — Мы всегда думали, что на севере живут плохие… как это слово?.. плохие тьяволы.
— Завтра — а, вернее, сегодня, — мы повернем на запад. А когда обогнем холмы, пойдем на юг. В направлении острова.
— Остров… Я не могу его представить.
— Тебе там понравится, Низана. Ты будешь счастлива.
— Счастлива?
И Пол вспомнил, что в старом языке пигмеев нет слова для обозначения счастья.
В темноте раздался дрожащий голос Райта:
— Эбара, останови олифантов! Сирс…
Милли остановилась и опустилась на колени, не дожидаясь приказа. Низана спрыгнула вниз. Вдруг вспыхнул радиевый фонарик Райта единственный, который у них остался, и в его ярком свете Пол увидел фигуры Элиса и Сирса.
— Расслабься, — сказал гигант, — я тебя держу.
И он спустил на землю толстяка. Негромко и протяжно простонала Сюзи. Сирс молчал и улыбался. Его лицо пылало жаром, черная борода спуталась.
— Пол, подержи фонарик.
Райт размотал запятнанную кровью повязку на ране Сирса. Вокруг раны широко распространилось покраснение. Края ее воспалились, стали багровыми.
— Пэкриаа! Ты когда-то говорила, что вы никогда не смазываете ядом наконечники стрел.
Пэкриаа потерла опухшие глаза и непонимающе посмотрела на него. Ответила Бродаа:
— Наши люди этого не делают. Но в прошлом году в войне с Лэнтис некоторые воины получили такие раны.
— И что с ними стало?
— Исмар, — Пэкриаа шагнула вперед и споткнулась. — Исмар забрала их…
— Сестра моя, — сказала Бродаа. — Будь тверже, сестра.
— Элис, — прошептал Пол. — Пусть Тейрон и другие женщины сторожат. Нам придется на какое-то время задержаться здесь. Где Миджок?
— Здесь, — раздался у него из-за спины голос Миджока. — Я положил свой щит вон там.
Он понизил голос до шепота, обращаясь только к Полу:
— На нем осталось только трое раненых, крошечный мужчина и две женщины. У них есть шанс выжить. Пол… Он умирает, Пол?
— Не могу сказать. Я и сам не знаю…
Сирс заговорил. Он говорил тихо, бессвязно, и мысли его явно были далеки от того места, где сейчас находилось измученное тело. Пол прислушался и сказал:
— Я думаю так, Миджок. Он хочет сказать — а мы должны запомнить.
— Что такое «Тель-Авив»?
— Место на другой планете, где он родился.
— …там были виноградники, ну да, и маленькие козы, белые и рыжие…
Сирс сейчас видит свою родину, подумал Пол. Маленькую страну, тихий уголок Федерации, где каждая песчинка помнит кровь, пролитую в безумии ненависти. Где был распят тот, кто учил милосердию… Но для Сирса эти места не были памятником истории. Он видел сады, покоряющие пустыню, дома и фермы, центры искусства и наук. Последние были его домом, он открывал собственную страну познаний и был гражданином единственного государства гражданином вселенной. Позже Сирс еще вспомнил жаркие улицы Рио, дружелюбный хаос Лондона, Балтимор, величественные противоречия Нью-Йорка.
— Конечно, док, — сказал Сирс, но он разговаривал не с Райтом, а с каким-то давним другом или учителем, который сейчас был для него реален, а джунгли Люцифера — лишь тенью на задворках сознания. — Конечно, док, я немало пошатался по миру. И я бы не сказал, что люди везде одинаковы, нет. Но ты и сам, верно, заметил, что общего в них больше, и это общее интереснее, чем различия, которые поначалу бросаются в глаза. Что? Прости, док, но твой абстрактный человек никому не нужен. Знаешь, почему? Потому что он не существует кроме как в уме теоретика, который решил доказать какую-то полезную идею. Или бесполезную. Абстракций нет, есть просто мужчины и женщины. Они рождаются, любят, страдают, работают, стареют и умирают. Иногда, док, они умирают молодыми. Мужчины и женщины из плоти и крови, которых я люблю, которых я порой даже учу тому немногому, что знаю сам. Заберите своего абстрактного человека обратно в библиотеку, верните его в ваши электронные мозги и не морочьте мне голову, пока я жив и вижу, как ребенок открывает мир, как птенец вылупляется из яйца, как плещется рыба в ручье и растет трава.
— Что он говорит? — всхлипнула Пэкриаа. — Он уже не с нами.
Она проскользнула мимо Райта и бросилась на землю рядом с Сирсом, прижавшись щекой к его спутанным волосам. Свободной рукой она провела над его лицом и плечами, словно пыталась укрыть его собой, как щитом.
— Он сказал мне однажды… Сирс! Сирс, ты говорил…
Сирс вернулся и снова был среди них. Он обвел окружающих удивленным взглядом.
— Почему я лежу? Я же ехал… Пэк, ты чего? Я в порядке.
Пол посветил фонариком, выхватывая из тьмы себя, Миджока, Райта, белую громаду Сюзи, уродливое лицо Эбары с оттопыренной нижней губой.