Страница 8 из 10
Здесь не предполагается, будто отрицательные эмоции не существуют, или не имеют значения, или что их легко отбросить силой воли. Стоики не утверждают ничего подобного, а скорее анализируют механику возникновения всякого страдания, и речь идет о любых его видах. С такой точки зрения потеря дома, работы или любимого человека не является по своей сути печальным событием — это всего лишь событие. Вы вправе возразить: но если это действительно очень плохо? Без работы и дома можно погибнуть от голода и холода, и это ведь совершенно точно будет плохо, не так ли? Продолжим следовать той же неумолимой логике: что именно в первую очередь делает голод или холод бедствием? Ваше нежелание смерти. Такое же понимание эмоциональных механизмов, как сказал мне ведущий исследователь стоицизма А.А. Лонг[20], лежит и в основе современной когнитивно-поведенческой терапии: «Там [в трудах стоиков] есть все. Особенно идея о том, что мы властны над своими суждениями, что наши эмоции определяются ими и что мы всегда можем остановиться и спросить себя: «Окружающие ли раздражают меня или это мое суждение о них?» По словам Лонга, он использовал такой же способ мышления для того, чтобы справляться с повседневными стрессами — например, с поведением других водителей на дороге. Действительно ли они вели себя «неправильно»? Или причиной возмущения становилось его представление о том, что они должны были поступать по-другому?
Это важная особенность. Как мы видим, и стоики, и адепты позитивного мышления считают, что именно наши взгляды становятся причиной наших страданий. Но далее наступают сущностные различия, которые особенно ярко проявляются в том, как каждая из этих школ мысли смотрит на будущее. Миссионеры оптимизма считают, что следует связывать со своим будущим максимум позитивных ожиданий, но это не такая уж хорошая идея, как кажется на первый взгляд. Вспомним хотя бы, что, как показали опыты Габриэллы Эттинген, концентрация на ожидаемом результате может подорвать ваши усилия по его достижению. В более общем смысле, как счел бы стоик, это не особенно удачный метод поддержания хорошего настроения.
Безграничный оптимизм по поводу будущего способствует лишь тому, что удар в случае неблагоприятного течения событий окажется гораздо сильнее.
Борясь с собой за исключительно позитивный взгляд на будущее, человек становится беззащитнее и в значительно большей степени подвержен страданию в случаях, когда дела начинают идти плохо (а это непременно будет случаться!). Видеть в окружающем только положительное — установка, которая требует постоянных усилий и нуждается в постоянной подпитке и поддержке, и если этого окажется недостаточно для того, чтобы противостоять неожиданному удару, последует неминуемый возврат к состоянию еще большего уныния и подавленности.
Вооруженные своей строгой рациональностью, стоики предлагают более элегантный, надежный и спокойный способ противостоять неприятностям: вместо того чтобы гнать прочь любые мысли о возможности худшего, они советуют активно работать с ними и изучать их самым подробным образом. А это подводит нас к важнейшему этапу негативного пути к счастью: психологическому маневру, который Уильям Ирвайн считает «главным приемом в арсенале стоиков». Он называет его «негативной визуализацией». Стоики несколько резче называли его «провидением недоброго».
Первая польза внимания к тому, насколько плохо могут пойти дела, очевидна. Психологи давно установили, что один из главных врагов человеческого счастья — эффект «гедонистической адаптации». Другими словами, неприятный и обыденный феномен того, как любой новый источник радости, от самых мелких вроде нового гаджета до таких крупных, как женитьба, постепенно становится привычным фоном нашей жизни. Мы привыкаем к нему, и он больше не приносит нам столько же удовольствия. Регулярно напоминая себе о том, что в любой момент есть риск лишиться какой-то из окружающих приятных вещей (а в конечном счете и всего этого — в момент смерти) можно отменить эффект адаптации. Мысль о возможности потери ценности снова возвращает ее в центр внимания и делает источником прежнего удовольствия. Эпитект сказал: «Испытывая привязанность к чему-то, относитесь к этому не как к неотъемлемой данности, а как к хрустальному сосуду или глиняному кувшину… когда целуете ребенка, брата или друга… вспоминайте о том, что любите смертного, который не принадлежит вам. Это дано вам сейчас, не навеки и не безраздельно, но подобно грозди винограда во время урожая». Целуя на ночь своего ребенка, продолжает он, думайте о том, что завтра он может умереть. Такой совет кажется циничным, но Эпитект неумолим: это заставит вас любить ребенка еще больше и вместе с тем смягчит для вас удар в случае, если нечто подобное случится.
Есть и другой, значительно более тонкий и, возможно, более сильный аргумент в пользу провидения недоброго — оно противодействует тревожности. Обычно мы пытаемся умерить свою озабоченность будущим, подбадривая и утешая себя уговорами и убеждая, что все будет хорошо. Но ободрять и утешать — палка о двух концах. Это может быть замечательно в течение короткого промежутка времени, но, как и любая форма оптимизма, требует постоянного подкрепления: если вы подбодрили друга, который сильно о чем-то беспокоится, наверняка он обратиться к вам за этим же спустя несколько дней. Однако успокоенность способна даже увеличить тревожность: убеждая своего друга в том, что худшее не должно произойти, вы невольно укрепляете его во мнении, что наступление плохого сценария — настоящая катастрофа. Вы затягиваете, а не ослабляете петлю тревожности, поскольку нередко вещи складываются далеко не лучшим образом. Но верно и то, что даже в последнем случае все наверняка окажется не настолько плохо, как вы опасались. Потеря работы не приговаривает к неминуемой голодной смерти, а потеря возлюбленной — к пожизненному страданию. Подобные иррациональные опасения обычно возникают в случае, если соответствующая тема не обдумана в деталях. Вы что-то услышали о сокращениях в вашей компании и тут же представили себе собственное разорение, ваша подруга холодно поговорила с вами, и вы вообразили остаток жизни, проведенный в одиночестве. Провидение недоброго — способ заместить эти туманные представления более рациональными мыслями: детально продумывая, что может произойти в реальности, вы, как правило, убеждаетесь в том, что ваши страхи преувеличены.
Потеряв работу, вы сможете предпринять конкретные шаги, чтобы найти новую; при разрыве отношений вы непременно найдете положительные стороны в одиночестве.
Подробное изучение худшего из возможных сценариев событий в большой степени лишает его способности вызывать тревожность. Спокойствие, достигнутое через позитивное мышление, может быть хрупким и мимолетным, негативная визуализация создаст значительно более надежный внутренний покой.
Сенека доводит эти идеи до логического завершения. Если визуализация худшего может быть источником покоя, вероятно, стоит попробовать испытать это худшее? В одном из своих писем он предлагает опыт, являющийся прямым предшественником моих упражнений с застенчивостью в лондонском метро, хотя и существенно более бескомпромиссный. Он говорит о том, что, если вы больше всего боитесь потерять свои материальные богатства, не стоит убеждать себя в невозможности такого исхода (то есть вести себя в соответствии с предложением д-ра Роберта Х. Шуллера — не рассматривать возможность неудачи). Вместо этого попробуйте поступать так, как будто вы их уже утратили. Сенека предлагает: «Выбери несколько дней, в течение которых будешь довольствоваться малостью, самой грубой пищей, носить рубище, и спрашивай себя: «То ли это, чего я так боялся?» Вряд ли это доставит вам большое удовольствие, но подобный опыт предоставит понимание различия между ужасными опасениями по поводу такого развития событий, и реальностью, которая куда менее катастрофична и позволяет убедиться в возможности выживания даже при реализации самого худшего сценария.
20
Anthony Arthur Long (р. 1937) — англо-американский историк и литературовед, член Британской академии, профессор Калифорнийского университета в Беркли.