Серьёзные отношения

Но тогда, вполне возможно, все его пьесы не были бы написаны. Казалось, что для него один образ жизни исключает другой. Для того чтобы писать, ему необходимо одиночество — так говорил он сам. Может, он и в Америку уехал, чтобы остаться одному и возвратить себе творческий настрой. Но это не получилось, потому что она стала теперь частью его жизни.

К тому же он так ни разу и не заикнулся о браке, даже во имя ребенка. Это стало очевидно, когда Дьюк передал ей копию длинного юридического документа, где оговаривались все условия и подробности организации фонда, обеспечивающего ее и ребенка мощной финансовой поддержкой на всю жизнь.

— Дьюк, но ведь наш ребенок еще и родиться не успел, — запротестовала она, пораженная его невиданной щедростью.

— Я хочу твердо знать, что обеспечил вас обоих, что бы дальше ни случилось, — ответил он.

— А что, собственно говоря, может такого произойти? У тебя есть какие-то опасения? — резко спросила она.

Он пожал плечами.

— Кто знает, что нам готовит будущее? Вдруг со мной что-то случится… например, я попаду под машину? Мне не хочется, чтобы в таком случае ты была вынуждена работать из последних сил, чтобы прокормить ребенка. Ты можешь заниматься творчеством, если, конечно, захочешь, и нанять ребенку няню или сидеть дома и воспитывать его сама, но в любом случае ты будешь обеспечена.

— А не проще ли… — Тут она прикусила язык, оборвав готовую сорваться с ее губ фразу. Ведь она же еще давно пообещала не пытаться давить на него.

Он удивленно поднял брови.

Тина коротко глянула на документ и поджала губы.

— Полагаю, ты учел все непредвиденные обстоятельства.

Он молча кивнул.

— Энн — отличный специалист, и, если у тебя возникнут проблемы, Тина, отправляйся прямо к ней, она тебе поможет.

Ах, эта всезнающая Энн, подумала Тина и улыбнулась, пытаясь за улыбкой скрыть тревогу и беспокойство.

— Не стоило тебе беспокоиться, Дьюк. Я ведь сама решила завести ребенка.

— Это и мой ребенок, — напомнил он. — И никакие деньги в мире никогда не смогут достойно вознаградить тебя за тот драгоценный дар, что ты решила мне преподнести.

«Но мне не нужны деньги, мне нужен ты!» — хотелось крикнуть Тине. Однако в этот миг Дьюк привлек ее к себе и страстно поцеловал в губы. И Тина решила, что отныне будет вести себя, как он: жить настоящим и не терзаться из-за того, что может произойти. Надо наслаждаться каждым мгновением, а не мучиться в ежеминутном ожидании несчастий.

Дьюк решил, что городская квартира не самое подходящее место для маленького ребенка. Он перебрал множество вариантов, объехал все лондонские предместья, пока не остановился на одном небольшом, но очень уютном домике недалеко от Лондона. Оттуда Тина могла бы без труда ездить в город. Ей дом тоже очень понравился, и Дьюк тут же купил его, оформив приобретение на ее имя.

Тине было мучительно неудобно принимать в подарок дом, а тем более пожизненную ренту, хотя она и понимала, что это весьма благородный поступок со стороны Дьюка, — он желает обезопасить ее и ребенка от случайностей. Она уже была готова поверить, что Дженни была права, когда утверждала, что он хочет защитить Тину. С этим трудно было спорить, он действительно стремился защищать и опекать ее. Единственное, что Тина никак не могла понять, почему Дьюк окружил ее такой мелочной заботой.

Она проследила за Энн, ставившей на бумаге последнюю подпись, и печально заметила:

— Все это заставляет меня думать, что я стала содержанкой.

Адвокат искренне засмеялась.

— Ох, Тина, что вы только говорите! Да и какая содержанка может мечтать о таком?! Поверьте мне, благодаря Дьюку вы обеспечены куда лучше, чем большинство замужних женщин.

Не сумев удержаться, Тина проговорилась о том, что не давало ей покоя:

— Энн, почему Дьюк не хочет на мне жениться?

Смех мгновенно стих. На лице Энн тут же застыло привычное выражение сдержанности и осторожности. Ее серые глаза сузились, словно она боялась выдать страшную тайну.

— Разве вы не счастливы с ним, Тина? — тихо спросила она.

— Дело не в том, счастлива я или нет…

— Тогда оставим эту тему, — посоветовала Энн. — Вы же знаете, я не вправе обсуждать личные дела Дьюка с вами, равно как и с кем-либо другим.

— Да, знаю. Извините меня. Просто дело в том… — Тина постаралась легкомысленно улыбнуться, — что моя матушка покоя мне не дает и пилит меня в каждом письме.

Это оправдание вряд ли было способно кого-нибудь обмануть, тем более такого умного человека, как миссис Йорк, однако та решила подыграть Тине.

— Увы, это случается нередко. Родители верят, что они лучше разбираются в жизни, и стремятся все решать за своих детей. — Она задержала на миг свой взгляд на лице Тины и добавила: — Нельзя ничего решать за других, особенно за близких. Иначе мы можем только искалечить их жизни и навеки оттолкнуть их от себя.

Исподволь высказанное предупреждение не осталось незамеченным Тиной — прими его таким, как есть, или все потеряешь.

Так как Тина меньше всего в жизни стремилась потерять Дьюка, она решила принимать его таким, как он есть, и быть благодарной судьбе за каждый счастливый миг рядом с ним.

Оставшийся до рождения малыша месяц был заполнен ожиданием грядущего счастья. Они с Дьюком вместе ездили в магазины за детскими вещами, придумывали ребенку имя, спорили о его воспитании. Накупили кипы книг о детях, журналов, посвященных дому и саду, продумывали, как обставят свое новое жилище, какие цветы и деревья посадят рядом с ним. Такая идиллия продолжалась почти до самого срока родов.

Но вдруг их гармоничный и прекрасный мир оказался под угрозой. Все началось в одно замечательное солнечное летнее утро. Тина проснулась, как обычно умиротворенной и радостной. Ни малейшего дурного предчувствия, ни каких-нибудь самых незначительных признаков надвигающегося несчастья. Она встала — в последние два месяца это стало трудновато, — оделась и отправилась на кухню, чтобы приготовить плотный завтрак для Дьюка. Он же просматривал в своем кабинете утренние газеты. На плите аппетитно шипела яичница с беконом, были готовы хрустящие тосты с маслом, сварен душистый кофе. Но Дьюк почему-то задерживался.

Тина окликнула его, но ответа не последовало. Оставив завтрак на столе, она поспешила в кабинет, посчитав, что его отвлекло что-то важное, и он не расслышал ее зова.

Дверь кабинета была распахнута настежь.

Он стоял, держа в руках телеграмму, взгляд его был устремлен на текст. Черты лица исказились, щеки побледнели, губы сошлись в узкую линию. Он не заметил ее появления.

— Дьюк! — Тину взволновала и напугала его мрачная отрешенность, так не похожая на настроение последних недель.

Он медленно поднял голову и повернулся к ней. В глазах застыло безразличное, отсутствующее выражение. Когда его взор упал на ее живот, Тина заметила, как в глазах Дьюка на миг появилось выражение глубокого страдания.

— Что случилось?! — воскликнула она, охваченная паническим страхом.

— Ничего, — буркнул Дьюк себе под нос, быстро отвернулся, судорожно комкая в руке лист бумаги. Он скатал телеграмму в шарик и с ожесточением запустил его в мусорную корзину.

Он солгал ей, Тина чувствовала это.

— Я звала тебя завтракать, — слабым голосом произнесла она.

— Извини, не расслышал. — Он вымученно улыбнулся и шагнул к ней. — Тогда пойдем есть.

Аппетита у него в это утро совсем не было. Он вяло ковырялся в еде, жевал яичницу так, будто она была каменной. Отломив кусок поджаристого тоста, он положил его в рот и принялся равнодушно жевать, как механическая кукла. Из чашки с кофе он отпил всего два-три глотка.

Наконец он решительным жестом отодвинул от себя тарелку и чашку.

— Я решил отправиться погулять на все утро, — мертвенным голосом объявил он. Они быстро обменялись взглядами. — Сиди, Тина, — сказал он и, оттолкнувшись от стола, встал на ноги и опять неискренне улыбнулся. — Я знаю, как ты обожаешь посидеть за чашечкой кофе.