Страница 11 из 31
Сестры неловко, точно стыдясь своих чувств, улыбнулись друг другу. Когда Дженни исчезла в дверном проеме, Тина снова бессильно упала в кресло.
Прямо перед ней на столе лежали подарки Дьюка — маленькая позолоченная коробочка, конверт с контрактом, сулившим ей невиданный взлет, ключи от квартиры в Лондоне и огромный букет весенних цветов. Тина с нежностью погладила живые лепестки, вдохнула их сладкий аромат. «Для нас обязательно наступит новая весна», — так он сказал сегодня.
Наступит ли?
Оснований надеяться на это не было.
Было другое — подарок «на добрую долгую память», контракт — продолжение его участия в ее профессиональной судьбе.
И больше ничего. Ни-че-го!
Медленно, точно во сне, Тина взяла цветы и поплелась наверх, в кухню. Она сунула их в пластмассовое ведерко, налила туда воды и поставила букет на стол. Пусть стоит. Это последнее, что осталось в ее жизни от Дьюка Торпа. Когда цветы увянут, ей больше ничто не будет о нем напоминать.
Внезапно Тина подумала, что, может быть, все-таки Дженни права. Еще ничего не потеряно. Цветы увянут, но затем расцветут другие, пышнее и красивее прежних. Эти цветы, цветы ее весны, ее юношеских грез были слишком хрупки, слишком неприспособленны для настоящей жизни. Но за весной всегда приходит лето. Летом распустятся новые цветы, может быть, не такие нежные и чистые, но не менее прекрасные. Теперь наступило ее лето. Да, ничего еще не потеряно.
Стряхнув оцепенение, Тина лихорадочно засуетилась. Она стрелой летала по комнатам, хватая то одну вещь, то другую. Она должна быть прекрасной — такой, чтобы Дьюк Торп, увидев ее, пожалел обо всем, что сказал. Она заставит его пожалеть…
8
Через два часа Тина уже стучалась в дверь номера Дьюка в отеле «Эспланада». Ее рука слегка дрожала от волнения и робости. Она захватила с собой конверт с контрактом и золотую коробочку — хотела показать Дьюку, что она даже не распечатала его подарки. Всю дорогу Тина без перерыва повторяла про себя заготовленную роль. Однако перед дверью номера ее вновь охватил страх. К тому же, несмотря на громкий стук, ей не спешили отворять.
Тина яростно забарабанила в дверь обеими руками. Дверь распахнулась. Перед ней предстал Дьюк в белом купальном халате. Его лицо было совершенно невозмутимым и равнодушным — по всей видимости, он ожидал горничную. Но при виде Тины застыл, напряженно вглядываясь в ее глаза. Дьюк явно был не готов к такому повороту событий.
— Можно войти? — проговорила Тина на одном дыхании, чтобы не дать ему возможность и время для возражений.
Прежде чем Дьюк успел открыть рот, она проскользнула мимо него в номер. Выставить ее он не посмеет.
— Дьюк, мне было просто необходимо снова встретиться с тобой. — Тина говорила, не останавливаясь ни на секунду. — В контракте, который ты мне предложил, есть кое-что не совсем ясное. Мне хотелось бы уточнить некоторые пункты.
За ее спиной раздался щелчок запирающейся двери. Это была явная уступка с его стороны. Тина почувствовала невероятное облегчение и одновременно непонятную тревогу.
— Какие пункты, Тина?
Он говорил сухо и холодно, показывая, что хочет закончить этот разговор как можно скорее. Тина поняла, что ей придется непросто. Она собрала всю свою решимость и самообладание. А ноги тем временем предательски дрожали, сердце стучало как безумное, в глазах потемнело. Она с трудом сделала несколько шагов в сторону Дьюка. Он загородил ей проход, став в узком коридорчике, ведущем в комнату. Дьюк — и это было совершенно ясно — не желал пропускать ее к себе. Его лицо стало хмурым, брови угрожающе сошлись на переносице, а зеленые глаза превратились в узенькие, злые щелочки.
Он не обратил ни малейшего внимания на ее медово-золотистые волосы, распущенные именно так, как он всегда любил. Он даже не взглянул на кашемировый свитер такого же оттенка, как и волосы, на бархатные, плотно обтягивающие стройные ноги брючки. А ведь она специально подобрала эти вещи, удивительно шедшие ей и подчеркивающие ее женскую привлекательность и сексуальность. Дьюк же смотрел на нее так, будто перед ним была неопрятно одетая и уродливая пожилая особа, от которой надо побыстрее отделаться.
Тина изо всех сил боролась с переполнявшими душу сомнениями. Ведь это ее последний шанс: больше у нее никогда не будет возможности с ним встретиться. Она решительным жестом протянула Дьюку конверт и коробочку и заметила, как удивленно и неприязненно он смотрит на них. Видимо, Дьюк был раздосадован, что она так и не прикоснулась к его подаркам.
— Так дело не пойдет, — мягко начала она. — Я не могу работать с пьесами, не поговорив с тобой обо всем. Художник должен встречаться с автором, иначе из его работы толку не выйдет.
— Нет, Тина. — Его голос был по-прежнему сух. — Ты отлично со всем справишься и без моих советов. Последняя твоя постановка…
— Была для меня сущим адом! — чуть не плача, выкрикнула Тина, оборвав его на полуслове. — И я больше не хочу, чтобы это повторилось! Я не хочу больше мучиться от сознания того, что ты для меня — только воспоминание. Я хочу быть с тобой, быть сейчас, а не томиться, разглядывая твои окаянные подарки! — Она швырнула конверт и коробочку на пол. — Не могу их видеть! Я не могу жить без тебя, Дьюк!
Он не двинулся с места, только недоверчиво покачал головой.
— После того как ты бросил меня восемь лет назад, моя жизнь стала пустой и бессмысленной. — Голос Тины дрожал от волнения. — Я пыталась все забыть, с головой ушла в работу. А Эйнджел Брейди… знаешь, внешне он довольно похож на тебя. Мне показалось тогда, что я влюблена в него. Но я ошиблась. Я искала только тебя, Дьюк, тебя и больше никого…
— Нет. — Дьюк произнес это почти неслышным голосом.
Тина не слушала. Не замечая, что глаза полны слез, а голос все больше дрожит, она продолжала говорить:
— Эйнджи ни в чем не виноват. Я сама во всем виновата. Но я же за это и поплатилась. Мне было так больно, так плохо, Дьюк! Пойми это и постарайся простить меня.
— Тина. — Он как-то странно поднял руки, точно желая защититься от того, что она говорила. — Ради бога, перестань!
— Прости меня за все и пойми. — Тина дрожала от внутреннего напряжения, чувствуя, что вот-вот расплачется. — Пойми, я не хотела, чтобы все свелось только к одной ночи — и только. Меня нельзя просто использовать и забыть, я не такая!
— Господи, нет! Нет! — В голосе Дьюка звучало негодование. — Я никогда не думал, что ты «такая». Поэтому тогда, восемь лет назад, я и уехал, не простившись. Все могло зайти слишком далеко.
— Что, по-твоему, «слишком далеко», Дьюк?
— Но тогда между нами еще ничего не было.
— Нет, Дьюк, было. Я не в состоянии до сих пор забыть это.
— Нет, Тина, не надо продолжать! Пойми, я никогда не стану таким, как ты хочешь. И не смогу дать то, что тебе нужно. Ты только зря будешь мучиться радом со мной.
— Дьюк, я просто хочу быть с тобой. И клянусь, я никогда не стану пытаться давить на тебя или воспитывать. Ты нужен мне такой, как ты есть, сам по себе. — Тина в отчаянии цеплялась за последнюю возможность убедить его. — Неужели ты не понимаешь этого?
Он вызывающе в упор поглядел на нее. Его губы скривились в привычной ядовитой усмешке, но в глазах метались неуверенность и тоска.
— Я хотела сказать, что согласна стать твоей любовницей… и сама хочу этого. — Она старалась говорить как можно тверже. — И восемь лет назад я тоже этого хотела. Я говорю это совершенно сознательно, в здравом уме и твердой памяти.
Он медленно поднял на нее взгляд.
— Ты считаешь, я в состоянии согласиться на это после всего, что произошло вчера? Ты что, считаешь меня обыкновенным скотом?
— Я хочу, чтобы ты взял меня, — просто отвечала она. — Я люблю тебя, и это совершенно естественно. Я хочу быть с тобой всегда, Дьюк. Быть твоей любовницей, другом, помощницей и сотрудницей. Мы можем вместе достигнуть многого. Почему бы нам не попробовать быть вместе?