Страница 119 из 122
В XX веке после многолетней пропаганды революционеров против Церкви и религии вообще хулиганство среди простого народа стало распространяться в угрожающих размерах. Этому вопросу посвящена книга И. А. Родионова «Наше преступление», первое издание которой было напечатано в 1909 году. В ней рассказано о том, как крестьянские парни в пьяном виде избили до полусмерти крестьянина Ивана Кирильева из мести за то, что он отдал десятину своей земли в аренду не отцу одного из этих парней, а другому крестьянину. Иван был найден на дороге из города в деревню в бессознательном состоянии; его свезли в земскую больницу, и там он через несколько дней скончался. Парни, заподозренные в избиении Ивана, были арестованы, но по недостатку улик через несколько дней были отпущены. Мать Ивана Акулина и жена его Катерина повезли его из больницы в гробу, чтобы похоронить в своей деревне. Случилось так, что той же дорогой шли парни, виновники смерти Ивана. Они весело болтали, радуясь тому, что вместо
____________________
*См. мою статью «О возникновении и смысле русской революции»//Russian Review. October 1951; по–русски в журнале «Грани», № 25.
350
служенной ими каторги они очутились на свободе. Проходя мимо телеги с гробом Ивана, один из парней Лобов заговорил: «Ему хорошо теперича, вашему Ванюхе‑то. Лежит себе спокойно, никакой заботы не знает, а мы сколько через его этой самой муки приняли»… начал он говорить серьезно, но вдруг рот у него дрогнул и все подвижное наглое лицо его стало перекашиваться от невольной усмешки. Он хотел подавить свою смешливость, но, взглянув на товарищей, не выдержал и расхохотался. «Чего ты, черт? — вполголоса строго сказал Сашка Степанов (зачинщик избиения Ивана), но и сам тотчас же стал кусать губы, потому что непреодолимая сила распирала ему рот. Внезапная смешливость Лобова и Сашки заразила и остальных двух товарищей. Отвернувшись от баб и схватившись за животы, парни прыскали и надрывались от беззвучного душившего их смеха.
Акулину возмутило это веселье убийц.
— Штой‑то не видно по вас, што бы вы столько муки приняли, — сказала она. — Видно, вас оправдали, что идете такие веселые, а нам уж никогда не воротить… никогда не увидать живого и здорового нашего кормильца Ванюшку… — Акулина не выдержа–ла и заплакала.
— А как же не мука, тетка Акулина, безвинно страждать? — заговорил Лобов. Все его безусое, озорное лицо подергивалось от откровенной, наглой усмешки, которую он уже не намерен был скрывать. Наоборот, ему хотелось поговорить и потешить себя и товарищей.
— Кто его убил, неизвестно; может, пьяный сам упал как и размозжил себе голову об камни, а мы в ответе. Нас по судам да по острогам таскают, казенных вшей да клопов своим телом да кровью питаем…
Парни расхохотались гораздо откровеннее прежнего.
— Э–э, нехристи вы… хреста на шее нетути. Убили человека и над гробом его надсмехаетесь, безотцовщина несчастная… — укоризненно покачивая головой, сказала Акулина.
— Мамынька, не связывайся с ими, брось. Пущай… собака лает, ветер носит, — сказала Катерина.
— Нельзя все спущать таким… непутевым, таким негодяям, — уже вне себя от гнева и бессилия, заливаясь слезами, выговаривала Акулина. — И Господь милосердный терпит это и не накажет этих злодеев… как только земля носит, не провалится под ими, под такими негодными.
У Лобова заискрились и без того блестящие озорные глаза.
— Ну, ну, ты не очень ругайся, старая сука, а то и тебя не долго придушить… — Но тут он запнулся. — Ишь Бога вспомнила, сволочь! Я тебе Бог, а ежели мало, так и Богородица в придачу.
При этом он с захлебыванием выплюнул мерзейшее ругательство, за ним другое, третье и четвертое… одно возмутительнее и гаже другого.
— Нету никакого Бога. Вот как… Я вам Бог, молитесь и прикладывайтесь к моему… один черт будет! — с тем же азартом, точно
351
мстил своему кровному обидчику, выкрикивал Лобов и выразительным жестом руки указывал бабам на одно непристойное место своего тела.
— Вот где у меня Бог запрятан. Прикладывайтесь, прикладывайтесь, покудова не тесно… Не препятствую… Чего же глядите, сволочи, шлюхи?
И он, забежав вперед и обернувшись к бабам, вплотную напирал на них, расстегивая штаны *.
Омерзительность этого хулиганства, выражающаяся в нем ненависть к идее Бога и к религии свидетельствуют о том, что в подсознании хулигана копошится укор совести за совершенное убийство и страстное желание отделаться от мысли о Великом и Совершенном Судии, обязывающее сдерживать свои порочные страсти и служить добру. Это не религиозный индифферентизм, а воинствующее богоборчество.
Не только среди крестьян, и в других слоях русского общества молодые люди, усомнившиеся в существовании добра, не обладая выработанным устойчивым характером и пользуясь живым изобретательным воображением, способны совершать изумительные хулиганские выходки. В романе Ремизова «Пруд» рассказана жизнь одной семьи в Москве явным образом на основании наблюдения действительных фактов. Это была купеческая семья, в которой умер отец и спустя некоторое время повесилась мать; дети–сироты жили из милости у своего дяди во флигеле, находившемся во дворе фабрики его. Дети эти были добрые, по существу, однако, наблюдая кругом несправедливости и жестокости, испытывая нередко обиды, страдая от нищеты и чувствуя на каждом шагу свое зависимое положение, они изверились в добре. Во всем они видят отрицательную сторону и мстят за нее, издеваются надо всем, совершая поразительные хулиганские выходки. Они, например, способны были вымазать навозом или даже накормить куриным пометом пришедшего к ним в гости мальчика. Имея много знакомых среди духовных лиц и дружа с некоторыми из них, они в то же время давали им насмешливые и даже отвратительные прозвища, например о. Алфей — Сосок, о. Иосиф — Блоха, о. Геннадий - Курья шейка, о. Никодим — Гнида, о. Никита — Глист. В то же время у них иногда являлись периоды увлечения религией, и они начинали читать Священное Писание, исполнять у себя на дому долгие акафисты, молебны.
На какой почве возникло хулиганство этих детей–беспризорников, можно живо представить себе, знакомясь с восприятием жизни одного из них, который вспоминает дни, «когда тихонько в дверь нужда постучалась, верная спутница неудачи, — она тебя никогда не забудет. И. впустили ее, приняли дырявую, гнилую, рваную, с плоским безволосым черепом, с загноившимися, мутными от слез глазами. Как не принять! И вот будто в уголку где‑то примостилась она зимовать. Разбухшие прелые челюсти ей рот перекосили,
__________________
*Родионов И. А. Наше преступление, 7–е изд. Берлин, 1922. С. 130 и след.
352
и хрипло и гнусаво затянула она свою песню: «Родненькие, сердечные, есть мне хочется; дайте, голубчики, кусочек, хоть завалящий какой, родненькие!» А вокруг ее тараканы шуршат, мыши грызутся, клопы кишат».
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В заключение познакомимся с тем, как Легра и Бэринг суммируют свои наблюдения над русским народом. Легра в последней главе книги «L'âme russe» дает следующий перечень основных свойств русского народа: природное изящество, обаятельность, гостеприимство, мягкость, любовь к детям, женственность, ловкость, ум, способность к публичной речи, любовь к пассивным удовольствиям, гуманность, доброжелательность, жалость к страдающим, широкая натура, щедрость, неорганизованность. Народ русский, говорит Легра, вызывает к себе любовь, если поживешь среди него (281). Приведу еще некоторые замечания Легра из других мест его книги. Он отмечает у русских страстное увлечение каким‑либо делом, а потом внезапный переход к другому увлечению, импульсивность, отсутствие сдерживающих начал, смелость мысли, но зато и обилие заблуждений, отсутствие пропорции и равновесия в нравственном поведении, отсутствие меры, небрежность в работе, грязь, пьянство.